Страница 45 из 45
Царство антикоммунистического разума Максим Соколов
section class="box-today"
Сюжеты
Вокруг идеологии:
Засиделись
Они не придут
«Мы создаем тонкие потоки пассажиров»
/section section class="tags"
Теги
Вокруг идеологии
/section
Меры, которые предстоит принять А. П. Яценюку, сидящему на хозяйстве в Киеве, чрезвычайно тяжелы для населения — когда МВФ является к государству-банкроту, легкой помощь благодетельной организации не бывает. При этом, однако, у А. П. Яценюка есть одно утешение: «Это правительство выполнит все требования МВФ по той простой причине, что у нас нет другого выбора». В нынешней политической конфигурации вариантов у Киева и вправду немного, поневоле согласишься и на ржавую пилу без наркоза, ибо других средств МВФ не знает. Жить захочешь — не так раскорячишься. В конце 1991 г. мы в России тоже подверглись благодетельному лечению — нам ли не знать. И не только нам. Еще до изобретения МВФ В. И. Ленин говорил: «Нам приходится экономить на всем, даже на школах». Притом что Ильич был далеко не Ливанов — чего не было, того не было, не будем возводить на вождя напраслину, — и понимал всю важность того, чтобы учиться, учиться и еще раз учиться. Но — уши выше лба не растут. Страна разорена — со всеми вытекающими.
figure class="ba
figcaption class="cutline" Реклама /figcaption /figure
При всей безысходности такое положение дел вроде бы имеет ту особенность, что поневоле отсекаются всякие сантименты, идеологемы, культурные переживания, тонкие соображения etc. При работе в полевом лазарете, а равно и в пожарной команде не до этого. Лишь бы день простоять да ночь продержаться. Только холодный ум и безжалостная воля.
Поскольку воля, пусть стократ безжалостная, как правило, не является всемогущей и поскольку все мероприятия обыкновенно производятся на фоне революционного беспорядка (и даже в немалой степени являются его следствием), пожаротушитель вынужден делать на него поправку. Красу и гордость революции невозможно упромыслить на следующий день после победы, хотя обыкновенно очень хочется, но горячечные фантазии революционной толпы, будучи весьма эмоциональными и весьма иррациональными, обречены на непримиримое противоречие с холодной волей рационализатора, пытающегося хоть как-то запустить порушенный механизм государства, потому что совсем без него, как выясняется, тоже нельзя.
Если рассматривать экономические реформы на послесоветском пространстве, они вроде бы не должны быть исключением, беспокойный элемент сделал свое дело, беспокойный элемент может уходить, уступая место борцам за бюджет и профицит. Действительность, однако, оказывается богаче этой сухой схемы. Уралмашевско-грузинский идеолог и практик экономического либерализма, причем в его крайнем, либертарианском изводе, К. А. Бендукидзе отводит ландскнехтам и фанатикам роль отнюдь не только фомки для вскрытия коридора возможностей, но роль сознательного и деятельного движителя разумных преобразований, без которого дело вообще не сладится:
«Пока к власти не придут радикальные националисты, ничего не изменится… Никто другой не способен сделать эту черную работу, они будут работать во имя Украины… Это позволит стране встать на ноги… Нужен человек-терминатор… Не только в Украине, вообще в мире на такие вещи способны только те люди, которые больны национальной идеей». Но больны не только ею: «Новое правительство должно состоять из антисоветчиков в самом радикальном смысле этого слова. Они должны ненавидеть все советское, коммунистическое. Коммунизм не должен быть для них предметом рациональных или интеллектуальных дискуссий. Они должны ненавидеть коммунизм всеми фибрами души. Ленина, Сталина, Советский Союз». А без зоологической ненависти к Ленину (умер 90 лет назад), Сталину (умер 61 год назад) и СССР (умер 24 года назад) ничего не выйдет.
Конечно, можно заметить, что на всякого мудреца довольно простоты. Другой либертарий, А. Н. Илларионов, вообще был президентским советником по экономике, а теперь расставляет флажки на карте, обозначая направление удара Черниговского фронта. Можно допустить, что и К. А. Бендукидзе до фон Мизеса дочитался.
Однако дело не в индивидуальных наклонностях того или иного либертария. Опыт государственного строительства на территории бывшего СССР действительно показывает, что либеральное западообразие в качестве непременного дополнения предполагает как болезненную обостренность национальной идеи, доходящую до смеси анекдотического с омерзительным, так и столь же болезненную обостренность антикоммунизма и антисоветизма. Грузия периода Саакашвили, Прибалтика с 1991 г. и до наших дней не могут ни без того ни без другого — совершенно по проф. Бендукидзе.
Если это либертарианство, то, очевидно, какой-то специальный толк, к которому классики этого вечно живого учения даже и непричастны. Положим, классики сильно не любили коммунизм — в этом они, впрочем, были не одиноки, — но неприязнь к мировой коммунистической системе, находящейся в наступлении, и упорная некрофобия Саакашвили, прибалтов, а теперь еще и героев Украины производит впечатление не столько идейной борьбы, сколько тяжелой извращенности чувств. Требование же, чтобы коммунизм не был предметом рациональных или интеллектуальных дискуссий, еще и довольно непредусмотрительно. Можно сильно не любить коммунизм, но в свое время его не неведомым ветром надуло. Когда тяготы либерального, т. е. ничем не смягченного, капитализма переходят предел, возможен рецидив коммунизма, и это предмет вполне насущной интеллектуальной дискуссии. Равно как предметом не менее насущной дискуссии был бы вопрос, до какой степени болезненная поглощенность национальной идеей совместима с мало-мальской автономией личности, за которую либералы вроде бы ратуют. В ходе хорового пения «Дорогу нашим славным батальонам, // Спасет страну коричневый оплот. // С надеждою взирают миллионы // На свастику, что счастье им несет» индивидууму приходится зажаться, причем в некоторых случаях довольно сильно.
Бесспорно, радость оттого, что нашлась новая страна, которую не жалко и на которой можно вдоволь поэкспериментировать, отбивает осторожность, но столь безоглядное преклонение перед национализмом и антикоммунизмом, являемое ныне либералами, — это все-таки чересчур. В пропаганде сокровищ своего сердца нельзя быть столь откровенным — иные чувства лучше предавать таинственному благоумолчанию.