Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 17 из 48

«Я правила семь лет. Теперь корона меня ждет только на небе», — произнесла регентша, когда узнала от придворной дамы, что ее сын Людовик ХIII,[105] казавшийся безвольным и маленьким ребенком, совершил дворцовый переворот в апреле 1617 г. Отстранение от власти Марии Медичи и ее сторонников положило начало первым самостоятельным шагам молодого короля, равно как и новым реалиям придворной жизни. О дворе этого времени можно узнать из писем папского нунция во Франции кардинала Бентивольо: «Здешний двор превосходен, особенно сейчас, когда все принцы и почти все знатные сеньоры королевства находятся при короле. Но трудно себе представить, какая большая существует при дворе путаница, и никто не думает ее исправлять, потому что чем больше толпы и неразберихи, тем это приятней. Знатные сеньоры и лица высокого достоинства, равно как и уступающие им по знатности полагают, что появление в королевской спальне перед очами монарха и рядом с ним является свидетельством чрезвычайного великолепия и торжества Его Величества».

Людовик XIII пытался соблюдать традиционный церемониал и не обделять вниманием своих придворных, но в то же время он не был воспитан в духе этого церемониала ни во времена своего отца, ни в годы регентства своей матери, когда о короле-мальчике вовсе забыли. Брачный союз короля с испанской принцессой Анной Австрийской (1615), заключенный по инициативе Марии Медичи и Филиппа III, отца Анны, во многом повлиял на характер придворной жизни.

Пребывание Анны Австрийской во Франции (1615-1666) составило целую эпоху, которую даже называют золотым веком испанского влияния на Францию. Свита, сопровождавшая новую королеву, была во вкусе[106] испанского двора, самого пышного, огромного и церемонного в Европе. Непривычно большие для французов расходы на содержание испанских дам королевы, которые «одевались как монашенки», дали повод к их выдворению из Франции. Свободолюбивый и отвыкший от строгостей французский двор не выдержал вторжения чуждого ему испанского этикета. Тем не менее Анна Австрийская, привыкшая к внушительной свите, как никто иной способствовала наполнению двора и своего дома знатными дамами. Став со временем настоящей француженкой и активной участницей придворной политики, королева вместе с тем благодаря своему воспитанию при испанском дворе с большой тщательностью поддерживала придворный французский церемониал. Ее сын Людовик XIV, который рос под надзором Анны, был воспитан ею уже как сформировавшийся церемониальный монарх. Беспорядки Фронды во времена своего регентства Анне Австрийской удалось пресечь гораздо быстрее, потому что ее двор был лучше организован и управляем.

Мария Медичи и Анна Австрийская, несомненно, придали двору новый облик, где итальянское культурное влияние соперничало с испанским. Обе королевы способствовали украшению Лувра и других королевских замков, возвращая двору былой блеск и великолепие и наполняя дворец новыми произведениями искусства. Разраставшийся штат женского Двора влек за собой создание новых служб, аналогичных службам дома короля. Мария Медичи и Анна Австрийская, набожные католические принцессы, впервые организовали личный церковный двор, где мессы и вечерни проходили только для них и их персонала.[107]

Появление большого числа придворных дам, призванных на службу или в свиту к королевам, означало устойчивость самого дворцового института, постепенное образование общества двора. Двор королевы, самостоятельность которого в рамках французского двора все увеличивалась, со временем приобретал значительный политический вес и играл не последнюю роль в судьбах страны.





В отношении своего двора Людовик XIII в общем продолжал политику отца. Его первыми шагами стало устранение последствий дворцовых беспорядков эпохи регентства. Ордонансами 1617 и 1620 гг. он упразднил ряд бесполезных служб, практикуя личное знакомство со своим почетным окружением. Главным должностным лицам было предписано следить, чтобы придворные посты занимались только дворянами, зачисленными в королевский штат. Во время правления Марии Медичи и ослабления монаршего контроля ко двору сумело попасть значительное число неблагородных персон, которые благодаря отлаженной системе спекуляции придворными местами часто покупали бесполезные и дублирующие друг друга должности (часть из них даже не предполагала королевского жалованья), что позволяло им вольготно чувствовать себя при дворе. К тому же наиболее удачливые простолюдины приобретали также должности, предназначенные только для дворян и возводившие их в благородное достоинство. На период 1610-1619 гг. пришелся всплеск аноблирований.

В феврале 1625 г. Людовик XIII предпринял последнее, но самое успешное мероприятие по уменьшению числа своих служащих. Целью короля был двор, функционирующий эффективно и ограниченный[108]рациональным числом служб, где каждый придворный знал бы свое функциональное назначение и исполнял обязанности по правилам действующего церемониала. Причем регламент 1625 г. в большей мере касался неблагородных членов двора и упразднял массу эфемерных постов, которые они занимали. Королевская придворная политика исходила из того, что монарх должен быть прежде всего почетно окружен самыми благородными представителями Франции, поэтому король ужесточал требования по проверке происхождения служащих, которые занимали дворянские должности. Это была очевидная реакция короны на процесс массового аноблирования предыдущих лет. Доказательства о дворянском достоинстве придворных должны были представляться в Палату косвенных налогов Парижского парламента. Привлекая на свою службу родовитых дворян, Людовик XIII вслед за Генрихом III оберегал двор от излишнего наплыва людей и имел возможность быть более разборчивым в выборе придворных, чем его отец, поскольку власть короля над двором неуклонно возрастала, что превращало последний в элитарное социальное образование с тенденцией к самозамыканию.

Гражданские смуты, возобновившиеся (хотя и в несравнимо меньших масштабах по сравнению с войнами предыдущей эпохи) во время регентства Марии Медичи и в первые годы самостоятельного правления Людовика XIII, вновь усилили политические позиции высшей аристократии, которая, пользуясь временной слабостью короны, добилась от нее ряда политических уступок. Продолжая реформировать двор в духе своего отца. Людовик XIII еще активней, чем[109] Генрих IV, начал урезать полномочия высшей придворной знати. В том же 1625 г. король установил правило, по которому он мог вмешиваться в процесс непосредственного назначения главным распорядителем двора членов его штата — гофмейстеров и дворян при королевском столе. Это была определенная реакция короля на растущие политические амбиции наследственного держателя этой должности Луи де Бурбона, графа Суассонского, принца крови. Вмешиваясь лично в процесс образования своей почетной свиты, король получал возможность наполнения двора преданными себе дворянами, которые ограничивали действия грандов и их клиентелл. Эффективность и своевременность этого королевского шага вскоре стала очевидной, когда после заговора графа де Шале 1626 г., в котором был замешан граф Суассонский, король, пользуясь своим правом, сместил часть служащих-заговорщиков из клиентеллы главного распорядителя двора. Их место заняли безусловно верные монарху дворяне.

Первые Бурбоны, уменьшая политические привилегии и права грандов, в то же время очень ценили выказываемую лояльность некоторых представителей высшей аристократии. Примером тому может служить судьба семьи герцогов Бельгардов, возвысившихся еще при Генрихе III. Генрих IV возвел их наследственную должность обер-шталмейстера в ранг коронной, что позволяло заседать в Королевском совете. Коронные должностные лица были не смещаемы, что также прибавляло весу положению Бельгардов. Пользуясь монаршей милостью, они организовали при королевских конюшнях, которыми заведовали по должности, огромный штат служащих из[110] нескольких сот человек: здесь были свои казначеи, интенданты, шталмейстеры, герольды, горнисты, лакеи при каретах, конюхи и т. д. Юные дворяне-пажи также воспитывались под началом обер-шталмейстера. изучая правила придворной службы, этикет и боевое искусство. Конюшенное ведомство в первой половине XVII в. превратилось в маленький двор, обладавший заметным влиянием при остальном дворе.