Страница 49 из 53
Я тоже не торопился. Дающий прикурить, особенно спичками, оказывается в это время практически беззащитным: заняты обе руки. Пришлось ему доставать коробок и протягивать мне зажженную спичку.
«А пальчики дрожат, — подумал я. — Что же он успел натворить? Обворовал кого-нибудь по дороге и вещички в „ничейном“ чемодане держит, чтобы в любой момент и отпереться можно было, и за собой сохранить?»
На всякий случай — если перекур был отвлекающим маневром — я стоял рядом с этим типом, лицом к салону, и наше купе с чемоданчиком в сетке все время оставалось в поле моего зрения.
— Как насчет документика, желаете проверить? — напомнил он, одновременно засовывая правую руку во внутренний карман пиджака.
Равномерно стучали колеса, отсчитывая гулкие секунды. Он задержал руку во внутреннем кармане гораздо дольше, чем требовалось для извлечения одной бумажки. Моя левая рука невольно напряглась, готовая взлететь наперехват чужой, правой. Ведь если там был нож, он мог бить только наотмашь.
Он искоса посмотрел на меня, все еще не вынимая руки из кармана, но именно по выражению его лица я понял: атаки не будет, и напряженность моего тела тут же исчезла.
Исаев Газанфар и в самом деле был освобожден неделю назад по отбытию срока наказания. Шесть лет за грабежи. От роду ему тридцать девять, одинокий и направлен исправительно-трудовой колонией по последнему месту жительства в город Мингечаур. По времени, если учесть пересадки, и по пути следования все сходилось. Но чемоданчик… И еще — интуиция или то чувство, которое принято называть интуицией и которое в разных ситуациях проявляется далеко не одинаково. В данном случае — ощущение опасности, исходящее от этого человека. Поэтому справка не рассеяла, а укрепила мои подозрения.
— А вещи где? — спросил я.
— Чьи?
— Ваши.
— Если человек сидел, так вам все подозрительно. Нет вещей — плохо, были бы — еще хуже. Не с курорта же еду. Вернусь домой, что надо куплю. Деньги есть, за шесть лет заработал.
Ну и улыбочка у него: и нагловатая, и трусливая одновременно.
— Ладно, — говорю, — в Баку разберемся с чемоданчиком, справка пока у меня полежит.
Исаев ничего не ответил, закурил вторую сигарету подряд и, набычившись, смотрел в пол.
Я вернулся в салон. Теперь уже я не оставлял Исаеву выбора. Так мне казалось… Позже я понял: стоило мне остаться на площадке, Исаев наверняка постарался бы, мягко говоря, убрать меня со своего жизненного пути. Впрочем, сделать это было бы непросто. Разница в весе и нож не дали бы Исаеву ощутимого преимущества. Я никогда не увлекался самбо, но три-четыре необходимых приема срабатываю как «по нотам», и в условиях относительно небольшой площадки Исаев не успел бы даже замахнуться. Но я ушел, и схватка не состоялась. Для нас обоих это был худший вариант.
Итак, я думал, что, забрав справку, не оставил Исаеву выбора. Это было моей первой ошибкой. Вторую я совершил тут же: вернувшись в салон, я автоматически сел на свое прежнее место по ходу поезда, и площадка с Исаевым очутилась за моей спиной. Единственное оправдание: мне и в голову не приходило, что он может сбежать, оставив у меня документ, удостоверяющий его личность. Я, конечно, понимал, что Исаеву не понравилась моя недвусмысленная угроза разобраться с чемоданчиком, но, видимо, считал ее не такой уж страшной, чтобы вызвать желание сбежать куда глаза глядят при первой же возможности. Я ведь еще не знал, что находится в чемоданчике.
За окном потянулось шоссе. Оно выглядело сиротливо, лишь далеко впереди резво бежал самосвал — сгорбившийся трудяга. Основной поток транспорта идет по новой, проложенной напрямик автостраде Каспийск — Баку.
Навстречу побежала платформа, голая, без станционных надстроек. Наверное, поэтому она выглядела так же сиротливо, как шоссе. С полминуты она поблескивала асфальтом в косых лучах закатного солнца, а затем стремглав промелькнула. Остановка не имела официального названия, пассажиры называют ее «Карьер». Вполне логично, поскольку метрах в двухстах от полотна, в противоположную от шоссе сторону, находится каменный карьер. Разработка в нем прекращена — иссяк известковый массив, и платформой теперь пользуются только любители-рыболовы. Они пересекают шоссе под прямым углом и по ровному как стол плато выходят к морю. Берег там скалистый, и рыба ловится хорошо, так, во всяком случае, они говорят. Плато отсюда как на ладони, но из-за него не видно моря.
Поэтому я отворачиваюсь от «своего» окна и смотрю в противоположное — на карьер. Его огромный котлован на склоне холма, бывшего когда-то горой, напоминает открытую рану, а печать заброшенности усугубляет картину.
Впрочем, у меня просто сумеречное настроение, в прошлую поездку тот же котлован казался мне памятником человеческому труду, по правде сказать, чрезвычайно тяжелому.
… Когда оглянулся, Исаева на площадке не было! Сперва я не поверил своим глазам, потом решил, что он перешел в какой-нибудь «мертвый» для меня угол.
На площадку, где мы недавно вместе перекуривали, я выходил не спеша, внутренне посмеиваясь над своей сверхподозрительностью. Но Исаева там действительно не было. Ни в углах, ни в тамбуре, ни на площадке следующего вагона, ни в его салоне… Дальше я передвигался гораздо быстрее. Пройдя весь состав, все шесть вагонов, я убедился: Исаева в поезде уже нет… Он натворил что-то настолько серьезное, что удрал, оставив документ, удостоверяющий личность.
Первым моим порывом было дернуть стоп-кран и ручку экстренного открывания дверей, выпрыгнуть из вагона и начать преследование, ведь сойти он мог только на платформе «Карьер». Однако я вспомнил о чемодане и, остановив поезд, почти бегом вернулся в головной вагон. По пути я столкнулся с помощником машиниста, выяснявшим причину остановки, и увлек его за собой.
В отличие от хозяина — теперь уже принадлежность чемоданчика Исаеву не вызывала у меня сомнений, — «атташе» по-прежнему покоился в багажной сетке. Я снял его оттуда, раскрыл и… в тридцатиградусную жару мне стало холодно. Шевелюра из черных вьющихся волос!
Парик лежал поверх небольшой стопки рубашек и белья, из нее выскользнули золотые часы с массивным браслетом. На дне чемоданчика я обнаружил скомканное полотенце в характерных бурых пятнах и со штампом МПС…
Передо мной несколько минут назад сидел убийца! Даже самые худшие мои подозрения не шли ни в какое сравнение с действительностью. Я упустил убийцу…
В стрессовых ситуациях людям свойственно действовать автоматически. Думая о сбежавшем убийце, я одновременно входил в кабину машиниста.
— Скорее микрофон, — попросил я, — на Карьере сошел убийца.
Ребята не сразу поняли, о каком убийце идет речь, да ведь это и не суть важно: слово «убийца» обладает огромным эмоциональным воздействием. Помощник поднес микрофон ко рту, но тут же догадался передать его мне; щелкнул тумблер, включивший поездную радиосвязь.
— Товарищи пассажиры! К вам обращается сотрудник уголовного розыска… На платформе Карьер с нашей электрички сбежал преступник, совершивший убийство в поезде Махачкала — Баку. Прошу дружинников и добровольцев оказать мне содействие в преследовании и задержании бандита. Сбор на шоссе…
Я не успел еще закончить фразы, как помощник машиниста включил устройство автоматического открывания дверей.
— Этот чемоданчик, ребята, передайте в линпост на Виноградной. Пусть немедленно вызывают наряд в район Карьера и сообщат по всей дороге приметы… — Я передал справку с фотокарточкой Исаева и выпрыгнул из вагона.
На шоссе меня ждало четверо. Я присоединился к ним, и мы быстро зашагали назад, вдоль поезда. Двери все еще были открыты, хотя новых добровольцев в них не появилось; пассажиры прильнули к окнам, провожая нас взглядами…
Трижды коротко прозвучал свисток электрички, это ребята комсомольско-молодежной бригады желали нам успеха, и дробный перестук колес еще долго, все более и более удаляясь, провожал нас, пока окончательно не затих вдалеке.
«На Виноградной электричка будет через двадцать минут, на двух предшествующих платформах линпосты отсутствуют, значит, примерно через полчаса на Карьер приедет наряд. К этому времени нам важно не выпустить Исаева ни по шоссе, ни по железной дороге, — думал я, — а если повезет, то задержать самим». Задача вполне выполнима: по времени бандит опередил нас минут на пять-шесть, да пока еще вернемся к платформе, получится, в общем, минут двенадцать, не больше. Встречных машин, пока мы ехали после Карьера, не было, это я точно помнил, а проехать мимо нас он теперь тоже не сумеет. Выбор у него невелик: либо на плато и к морю, но там он будет как на ладони, либо в карьер, чтобы спрятаться и переждать возможную погоню, либо пешком по шоссе, назад в сторону Каспийска, но опять-таки далеко не уйдешь… Есть еще вариант: попытаться сесть на ходу в проходящий состав, пассажирских долго не будет, значит — в товарняк. Прежде всего надо лишить его именно такой возможности, в остальных случаях догнать нетрудно.