Сэм стремительный

— Послушайте, — сказал он. — Я вам кое-что скажу, кое-что для вас интересное, кое-что очень для вас интересное. Вы — Сэм Шоттер.

— Вот-вот.

— Мы учились вместе в школе.

— Учились.

— Милая старая школа!

— Вот именно.

Лицо мистера Брэддока выразило неописуемое восхищение. Он схватил руку Сэма и горячо ее потряс.

— Как поживаешь, дорогой мой старик, как поживаешь? Старина Шэм Соттер, черт возьми! Черт побери! Черт дери! Господи Боже ты мой! Только подумать! Ну, прощай!

И с сияющей улыбкой он внезапно ринулся через мостовую и был таков.

Самое мужественное сердце не свободно от черных минут. Уныние с гиком овладело Сэмом. Нет муки, равной агонии, которую испытывает человек, который намеревался занять деньжат и обнаруживает, что слишком долго с этим тянул. Сутулясь, он побрел на восток. Свернул на Чаринг-Кроссроуд, а затем по Грин-стрит вышел на Лейстер-сквер. Он апатично плелся по краю площади, а затем, взглянув вверх, узрел выгравированные на стене слова: «Пэнтон-стрит».

Он остановился. В названии ему почудилось что-то знакомое. Тут он вспомнил. «Гневный сыр», этот притон богатства и фешенебельности, в который направлялись эти типусы Бейтс и Тресиддер, находился на Пэнтон-стрит.

Вновь в Сэме взыграла надежда. Миг тому назад его душу снедала тоска, но теперь он расправил плечи и ускорил шаги. Чудесный старина Бейтс! Редкостный старина Тресиддер! Вот те, кто выручат его из этой переделки.

Теперь он ясно видел, какими ошибочными бывают не-зрелые приговоры, которые мы выносим в юности. Неопытный подросток, он взирал на Бейтса и Тресиддера желчным взглядом. С поспешностью юности он определил их как зануд и поганцев. Да, и даже встретившись с ними полчаса назад после многих лет, он не сумел распознать их природного благородства. И только теперь, шагая по Пэнтон-стрит пружинистой походкой леопарда, идущего по следу, он наконец осознал, какие они замечательные ребята и как они дороги его сердцу. Замечательные товарищи, на большой палец оба. А когда он вспомнил, что, в мальчишеской слепоте к идеальным качествам Бейтса, он как-то шесть раз прошелся по его спине тросточкой, то просто сгорел от стыда и раскаяния.

Найти «Гневный сыр» оказалось нетрудно. Этот новейший из лондонских ночных клубов не страдал ни застенчивостью, ни пугливостью. Его двери стояли нараспашку, и вереница такси высаживала прекрасных дам и элегантных мужчин. Кроме того, чтобы самые последние тупицы могли без труда его опознать, на тротуаре напротив дверей стоял необъятный швейцар, облаченный в великолепную полную парадную форму чехословацкого фельдмаршала. Голову его венчала фуражка, обвитая алой лентой, на которой большие золотые буквы кричали: «Гневный сыр».

— Добрый вечер, — сказал Сэм, резво приблизившись к этой живописной персоне. — Мне нужен мистер Бейтс.

Фельдмаршал поглядел на него холодно. Можно было даже подумать, что Сэм ему антипатичен. Сэм был не в силах понять почему. Сам он, в предвкушении верного заема, готов был любить всех и вся.

— Мистркто?

— Мистер Бейтс.

— Мистер Йетс?

— Мистер Бейтс. Мистер Бейтс. Вы знаете мистера Бейтса? — осведомился Сэм. И таким стимулирующим был ритм мелодии, которой в эту минуту разразился невидимый оркестр, что он чуть было не добавил: «Он медведь, медведь, медведь».

— Бейтс?

— Или Тресиддер?

— Так кто вам нужен-то? — брюзгливо сказал фельдмаршал.

В этот момент на противоположной стороне улицы возникла фигура мистера Уиллоуби Брэддока, который шел с необычайной быстротой. Глаза его были устремлены прямо вперед. Шляпу он потерял.

— Брэддер! — завопил Сэм.

Мистер Брэддок оглянулся через плечо, помахал рукой, улыбнулся улыбкой несказанной нежности и исчез в ночи.

Сэм оказался перед извечной дилеммой синицы в руке или журавля в небе. Погнаться ли ему за этим блуждающим огоньком или избрать здравую консервативную политику и подоить человека, имеющегося в наличии? Как тут поступил бы Наполеон?

Он решил остаться на месте.

— Я с ним в школе учился, — счел он нужным объяснить.

— Хо! — сказал фельдмаршал, приобретая сходство с чучелом старшего сержанта.

— А теперь могу я увидеть мистера Бейтса?

— Не можешь.

— Но он же там, внутри!

— А ты здесь, снаружи, — указал фельдмаршал. Он отошел, чтобы помочь молоденькой барышне очень легкомысленного вида выйти из такси. И тут кто-то сказал со ступенек:

— А, вот и ты!

Сэм облегченно вздохнул. В освещенных дверях стоял милый старик Бейтс.

Из четырех человек, которые образовали маленькую группу у порога «Гневного сыра», теперь трое заговорили хором.

Милый старик Бейтс сказал:

— Чудненько! Уже думал, ты не явишься. Барышня сказала:

— Извини, что задержалась, старая подошва. Сэм сказал:

— А, Бейтс!

В этот момент он стоял чуть в стороне от ядра группы, и его слова пропали втуне. Барышня вошла в двери. Бейтс приготовился следовать за ней, но тут Сэм снова заговорил. И на этот раз никто в пределах солидного радиуса не мог бы его не услышать.

— Эй, Бейтс!

— Ох! — сказал фельдмаршал, потирая ухо. В его голосе слышались упрек и неприязнь.

Бейтс обернулся, увидел Сэма, и на его лице изобразилось потрясение, какое испытывает человек, весело прогуливаясь среди роз, когда перед ним вдруг разверзается жуткая бездна, или выползает страшная змея, или из кустов выпрыгивает свирепый лев. В этот критический момент Клод Бейтс не стал колебаться. Могучим прыжком спиной вперед — запомни он его и сумей позже воспроизвести во время танцев, то снискал бы всеобщее восхищение — он скрылся из виду, оставив Сэма беспомощно глядеть ему вслед.

Большая толстая лапа, отнюдь не сердечно опустившись на плечо Сэма, заставила его очнуться от забытья. Фельдмаршал смотрел на него с отвращением, которое теперь и не пытался скрывать.

— Вали отсюда, — сказал фельдмаршал. — Нам здесь такие не требуются.

— Но я же учился с ним в школе, — пробормотал Сэм. Все произошло столь внезапно, что даже и теперь он не мог полностью осознать, что от него отреклась, так сказать, практически его собственная плоть и кровь.

— И с ним тоже в школе учился? — сказал фельдмаршал. — Да ты, кроме Борстала [4], ни одной школы в глаза не видел. Вали, да поживей, пока я полицейского не позвал.

А в ночном клубе Клод Бейтс, подкрепив свою нервную систему виски с содовой, излагал своему другу Тресиддеру повесть о своем чудесном спасении.

— Прямо-таки рыскал у дверей! — заключил Бейтс.

— Ужас! — сказал Тресиддер.

5. Тягостное происшествие у кофейной палатки

Лондон замер. Его окутала тишина, лишь изредка нарушаемая погромыхиванием проносящегося где-то такси да шагами путника, торопящегося вернуться под родной кров. Свет фонарей озарял поблескивающие улицы, задумчивых полицейских, бесшумно ступающих кошек и молодого человека в костюме ниже всякой критики, чья вера в человеческую натуру упала до нуля.

У Сэма теперь не было определенной цели. Он просто шел и шел, куда глаза глядят, убивая время. Так он скитался, пока не заметил, что фешенебельные кварталы остались позади и он вступил в более убогие пределы. Здания стали грязнее, вид бродячих кошек — более зловещим и разбойничьим. Собственно говоря, он достиг района, который, несмотря на усилия местных обитателей присвоить ему название Нижней Белгравии, все еще известен как Пимлико. И там, вблизи от начала Лупус-стрит, из медитации его вывел вид палатки, торговавшей кофе.

И он встал как вкопанный. Вновь он внезапно почувствовал тот же грызущий голод, который атаковал его перед устричным ресторанчиком. И почему он голоден, учитывая, что не так уж много часов назад им был съеден обильный обед? Ответить на этот вопрос Сэм не мог. Психолог, присутствуй он здесь, объяснил бы ему, что муки голода, которые он якобы ощущал, были лишь плодом воображения — так его подсознательное «я» реагировало на мысль о еде. Сэм, однако, имел точную внутреннюю информацию прямо противоположного характера, и он застыл перед палаткой, пожирая ее волчьим взглядом.

[4]

Борстал — исправительное заведение для малолетних преступников.