Частная жизнь

В 1988 году люди закупали все впрок, вообще все – съедобное и несъедобное. Ну, это-то как раз можно было понять: глупо, выстояв час, брать помалу. Но ведь что получалось. Разбирали весь товар разом, потом куковали: товар, ты где? Ку-ку. Товар привезут – снова очередь, хвост на улицу, «велели больше не занимать». Дурацкий круг с умным названием «ажиотажный спрос». Вот бы договориться, чтобы каждый брал в меру…

Тогда еще не было настоящей тревоги, ну ведь правда, угроза бескормицы нас ждала впереди, так что этот ажиотаж имел отчасти спортивные цели: добыть «золото». Ну или сотню других призов, больших и маленьких. А «золотом» была колбаса. Колбаса вообще. «Колбасу дают!» – боевой клич 80-х, он действовал помимо сознания: трудящиеся бросали трудиться, служащие – служить, кормящие матери – кормить, – все занимались колбасой. Ездили за ней в Москву. Раздавали талончики на предприятиях, интриговали из-за них, естественно. По этому талончику в специально организованных «отделах заказов», опять же выстояв очередь, можно было получить такой увесистый, такой упругий и ароматный, такой круглый, толстенький сверток… Счастье нести колбасу домой неизвестно нынешним, избалованным хозяйкам! В нагрузку давали сахар и лавровый лист.

В магазинах было пусто, но наши холодильники «Бирюса» исправно что-то сберегали к каждому празднику. Мало того, в 88-ом году начала наступление на пермские желудки итальянская пицца. Это шаньга такая – с помидорами и сыром сверху. Можно и без сыра. Можно и без помидоров – тогда с луком, – главное, чтобы во время еды непременно что-нибудь на колени падало.

Закрепились новые пермизмы: «Чё смеяться-то!» и «Ну ты воще!». В ходу пошлость «Красиво жить не запретишь» – реплика на какие-нибудь сушки к чаю.

Частная инициатива добилась хозяйственной самостоятельности. У меня глаза на лоб вылезли: мой дружок, простой инженер, создал кооператив – теперь заключает договора с иногородними предприятиями, принимает от них груз вагонами, нанимает работников… А ведь еще вчера сам вагоны разгружал за четвертак – шабашил!

Один кооператив у нас клепал самодельные компьютеры для пермских школ, другой завалил пол-Перми своей финифтью. Кооперативные издательства, все как один, печатали Дюма (сильно модный был автор), вынашивали невероятную по дерзости идею – сборник анекдотов. МТЦ «Инициатива» на комсомольские деньги продюсировал (новое слово!) съемки фильма Рязанова «Небеса обетованные».

А в «Кристалле» уже шла «АССА». И с ней новая тема – «продвинутая» молодежь: приколы с прибамбасами, политика – по барабану, частная жизнь – по праву рождения. Забавненькие. Прячем грусть: обнаружилось, что мы – уже не молодежь. Но ничего, удивить «продвинутых» мы сумеем еще не раз. За кадром Борис Гребенщиков спел стихи Анри Волохонского под музыку Франческо да Милано и выдал эту компиляцию за свою песню! – я возмутился вполне молодежно. А это просто стартовал российский «постмодернизм» – коллоидный раствор цитат вместо старомодного «творчества».

Рок-музыкантов в газетах называли «рокерами». Из их среды вышло в массы слово «тусовка» и «кайф» (умники говорили: кейф). Гордым словом «аутсайдер» стали величать поэтов-кочегаров, прозаиков-дворников и просто мыслящих домоседов (за тунеядство больше не привлекали).

– утешал тусовку Виктор Цой. Слава Бутусов сдирал коросту на аутсайдерском сердце рефреном «Я хочу быть с тобой». Модную линию респектабельного рока вел «Scorpions». Для радикалов ковали «hеavy metal» сатанисты «Kiss», гнали «скоростной металл» «Пантеры». Раздевались догола на сцене «Sex Pistols», – где-то кто-то видел на видео. И абсолютно всем влезал в ухо без мыла сирота Юра Шатунов:

Набирала силу публицистика. То был год идеальной слышимости, народ еще не оглох, публицистика еще не изошла криком. Весь советский народ, как один человек, читал экономистов: Н.Шмелева, А.Аганбегяна, П.Бунича, Г.Попова. Вдруг выяснилось, что мы не умеем «считать деньги». А раньше казалось, мы только тем и занимаемся – особенно перед получкой…

На «Авторском ТВ» резали правду-мать гости Киры Прошутинской. Новые темы дискуссий: экономика и сталинские преступления. По всей стране интеллигенция снимала галстуки, надевала свитера и выходила из КПСС. Все жаждали правды – самой колючей, самой горькой – и ничего, кроме правды. Тревожил еврейский вопрос, крайне беспокоила нравственность вообще и секс в частности.

Утвердилось слово «трахаться». Прежде это слово было редким перлом в речи краснобая, оно несло ассоциацию смертельного акта, скорого и шумного, без продолжения – потому что «трахнуть» второй раз было уже просто некого: жертве каюк. Теперь все эти нюансы стерлись – слово вошло в обиход. Отмена цензуры кроме очевидных плюсов дала неожиданные по силе и вонючести минусы. Дело в том, что право голоса получили не только порядочные люди, варежку раскрыли ВСЕ. А ничего не поделаешь, теперь у нас – плюрализм.

1989. ЛЮДИ ЗА «СЛОНОВЫМИ» ПЕРИЛАМИ

1989-й год. От телевизора не оторваться. Самые интересные передачи те, от которых еще четыре года назад мухи дохли – предвыборные дебаты кандидатов в народные депутаты СССР. Вот уж никогда не думал, что буду следить за ходом их съезда. Но там были такие люди! Знаменитые писатели, популярные артисты кино, священники в рясах (вот уж чудо: священники в советском Дворце съездов!). Помню Юрия Власова, «самого сильного человека планеты» и, как мне тогда показалось, самого сердечного. Юрия Черниченко, самого страстного и, похоже, искреннего агрария. Таких давно уже нет на экране. Были и негодяи на том съезде. Тогда они казались забавными недоразумениями, но почему-то к власти пришли именно они… Как это получилось? Кто их туда привел?

Женщины в транспорте пересказывали друг другу «Рабыню Изауру». Больные и увечные верили в Чумака, в его «заряженную энергией» воду. В Кашпировского верили даже умники – посмеивались робко: а вдруг!.. Вокруг так много нового, неисследованного – мануальная терапия, экстрасенсорика, буддизм… Молёбка: биолокация НЛО, фотографирование невидимок и другой шизняк. Бодибилдинг. Прикладной боди-билдинг – это рэкет. Кстати, «качаться» начала не только криминальная молодежь, но и нормальная – для самозащиты. Для уверенности. Ее всегда нам не хватало, а к концу 80-х она стала главным дефицитом. Именно тогда в окнах квартир появились первые решетки. Прохожие показывали на них пальцем и смеялись нервно.

Зато музыки стало много, и всякой, главным образом, импортной. Не выдерживая конкуренции, советские рок-группы затихали одна за другой – по причине непрофессионализма, но не только. Наши «рокеры» верили в то, что поют, – и напрасно. Они жили в рок-режиме – режиме непригодном ни для серьезной работы, ни для жизни вообще. Скоро выяснилось, что верить-то как раз и не надо – надо уметь заставить верить других. А сам в это время живи, как хочешь: колбась баксы, покупай тачки, тусуйся с президентами… Это и есть шоу-бизнес – массовое надувательство.

1989 год. Рушатся все устои. Сборная СССР по хоккею требует снять главного тренера! В угольных регионах бастуют шахтеры! Бастуют – у нас?! И кто – шахтеры, самые прославленные и хорошо оплачиваемые трудяги?! Ущипните меня: они хотят отменить «руководящую и направляющую силу». Неужели у нас еще есть рабочий класс?

Кругом горланили митинги. Население, как говорится, вышло на улицы. Я тоже вышел. Походил от кучки к кучке, удивился бестолковости выступлений. Вылезали к мегафону по очереди базарные тетки, надутые юнцы, бесноватые старики и пороли чушь каждый про свое. Насторожили «памятники»: им везде мерещилась звезда Давида, даже в шестирожковой люстре, – но тогда это было не смешно. Ну конечно, где-то выступали и дельные люди – но только не на улице. В 89-м, помнится, все что-то учреждали, разыгрался настоящий «учредительный бум». Я тоже учредил – Малый литфонд: издательская, просветительская, благотворительная деятельность.