Страница 12 из 33
Благообразие в эфире нарушали «радиохулиганы». Для них был кайф – просто выматериться на всю страну. Хулиганы покультурнее – «шарманщики» – играли в диск-жокеев, в запрещенном диапазоне крутили музыку – «эмигрантов» и «битлов». В Перми западные станции не прослушивались, за исключением мощных орудий идеологического фронта вроде «Голоса Америки». Коммерческое вещание можно было услышать только прижав ухо к самому «железному занавесу». Там, у них, шла музыка нон-стопом круглые сутки, выворачивались наизнанку ведущие, изощрялись операторы так, что, даже не зная языка, их можно было слушать часами. Тяжелый рок, поп, немного джаза и – диско, диско, диско – бесконечная «бамалама». В Пермь, кстати, «Bamalama» пришла с неожиданной стороны – через обычный телевизор под новогоднее утро в телепередаче «Мелодии и ритмы зарубежной эстрады». Полуголые ведьмы в адских сполохах света вертели над головой цепи и выли: «Уу-е!». Такая была диверсия на ЦТ. Я был в восторге целый год.
Ликбез в области музыкальных стилей проводил журнал «Ровесник». Весьма корректно промывал наши мозги журнал «Америка» на русском языке, – ходил из рук в руки свободно, никто не изымал. Наши выпускали симметрично журнал «Советский Союз» – образцовая, кстати, была полиграфия, лучше американской. Читатель вздыхал, листая: «Могут ведь, если захотят». Советский миф и реальность стремительно разбегались – «настоящий Советский Союз» находился уже где-то далеко, не в нашем городе.
А у нас в Перми открыли институт культуры, тоже хорошо. Рядом с ним, в кинотеатре «Комсомолец» по понедельникам на последнем сеансе крутили так называемые «некассовые» фильмы. Скромно, без афиш, но попасть было невозможно, билеты – только с рук. «Пепел и алмаз», помню, «Иваново детство», «Зеркало»… «Зеркало», о. Оно отгородило нас, умных и тонких, от «них» – глупых и толстых. «Они» смотрели «Есению» по четыре раза. «Они» смотрели «Любовь земную» с Матвеевым, они «Сладку ягоду рвали вместе…». Ну, про ягоды и мы не забывали.
Герой года – Олег Блохин, лучший футболист мира в 1975 году, – а никто и не сомневался. Чемпион мира по шахматам – Анатолий Карпов: «Шифер» вконец оборзел, и шахматную корону передали Толе, и правильно. Космические новости уже никого не волновали, но полет «Союз» – «Аполлон» по-хорошему взбодрил: у нас, у супер-держав, все о-кей. Правда, кушать было нечего в одной из них…
1975. Нет мяса. Колбаса соевая, кошки ее не едят – только люди. Молоко восстановленное, нормализованное (разбавленное) или вообще белковое, из-под него бутылки мыть не надо. Да что молоко – масло было с водой! – «бутербродным» называлось. «Книга о вкусной и здоровой пище» становится диссидентским чтивом: только из нее можно узнать, что на свете существует карбонат, сервелат, тамбовский окорок. Слагаются легенды о временах, когда икра лежала и никто не брал. Фетишизируется красная и белая рыба, мясные копчености, крабы и печень трески в банках. Армянский коньяк, конфеты с ликером, растворимый кофе – советские символы гастрономического разврата. Дефицит конфет. С темной начинкой – только в театральных буфетах.
Символы благосостояния: большой холодильник и стиральная машина «Сибирь» с центрифугой – не надо крутить ручкой валики. Предел мечтаний: цветной телевизор – полированный кубометр с окошком. Большинство довольствовалось черно-белым.
По телевизору в тот год шел 4-серийный фильм «Люди и манекены» с Райкиным: сцены в интерьере, монологи. Крылатая фраза оттуда: «Дифсит – вкус спицифитский». Веселили народ: Студент «калинарного техникума» (Геннадий Хазанов), Вероника Маврикиевна (Вадим Тонков) и Авдотья Никитишна (Борис Владимиров). Все у нас смотрели фестиваль болгарской песни «Золотой Орфей», там Гран-При дали песне «Арлекино», ее новенькая певичка пела – ну как ее, ну, у которой еще щель была между передними зубами… Шедевр «производственной драмы» пьеса Гельмана «Протокол одного заседания» – про то, как бригадир от премии отказался. Любимая эксцентрическая телекомедия «Здравствуйте, я ваша тетя!» тоже вышла в 75-ом. Набрала популярность передача «Что, где, когда» – интеллектуальная викторина с совой и книжками в подарок победителям.
В 1975 году впервые крутанули по телеку «Иронию судьбы или С легким паром!» в новогоднюю ночь. И с тех пор – каждый год, как пластинку заело. Символ той нашей жизни: пластинку заело – по «Иронии судьбы».
1976. ПОДПОЛЬНЫЙ КЛИП
У Брежнева – юбилей, в декабре будет 70! Страна очумела от счастья, ликованье прибывало с каждым днем, мы все умрем от счастья в декабре! По телевизору показывали: простая женщина у себя на грядке вырастила розу и дала ей имя – «Борец за мир Леонид Ильич Брежнев» – розе! Салтыков-Щедрин встал из гроба, глянул на этот шизняк – плюнул и помер снова, отныне навсегда – кому он здесь нужен.
Дак ить все нормальные люди в подполье жили, как их увидишь? Писали книги «в стол», картины «в чулан», фильмы снимали «для полки». Я, кстати, тогда на кино запал – любительской камерой снял в 1976 году нечто невероятное под названием «Novy Horizont» – свои ассоциации на музыку польской джаз-рок-группы «SBB» (4 мин, ч/б, 8 мм), смонтированные как коллаж. Через пять лет этот жанр пришел на советское телевидение с Запада под названием – клип. Еще через десять лет стартовала клип-индустрия, и к концу века уже сложилось клип-мышление – люди и не заметили, как стали мыслить иначе… А тогда кино мое выглядело до крайности странным, ко мне домой стали приходить такие же странные люди, чтобы посмотреть. Мы были молодые и нескучные, сидели до утра – острили в клиповой манере, пили, пели. Строили безумные планы, с безумной надеждой принимались их воплощать… Кто-то воплотил и прославился, кто-то помер… В 76-ом еще все были живы.
Новый комсомольский почин – возрождение агитбригад. Это была такая форма самодеятельности – театрализованная якобы сатира. На всех предприятиях новые «синеблузники» высмеивали местные недостатки: пьяниц, прогульщиков, несунов. Ерничали на тему загнивающих бедолаг-империалистов и блудных сыновей советской страны – диссидентов. Это называлось – политическая сатира, очень поощрялось сверху. В рамках смотров агитбригад пели «Белфаст» – песню протеста малоизвестной пока группы «Boney M», этакая суровая отповедь экстремизму в стиле диско. То и дело врубали рок – потом вешали лапшу кураторам, что рок – негритянская народная музыка. Вообще, сплошь и рядом держали пальцы крестиком и протаскивали под шумок всякие «вредные» идеи.
Студенты оттягивались на своих смотрах. Самые популярные концерты в ту пору были у филфака ПГУ: в переполненный зал не попасть, духоту взрывали бури аплодисментов. На «Студенческой весне-76» филологи разыгрались не в меру – устроили капустник из пьесы Горького «На дне», наговорили двусмысленностей про нашу жизнь. Дух захватывало от намеков: Актер читал стихи про уточек, коих поднимает упадничество на эпической волне; Клещ дразнил жюри красной рубахой; а Настенка-проститутка звала всех на БАМ. Ребята просто пошутили, но органы рассвирепели всерьез – всем влетело по первое число, а педагогам – по сто тридцать первое. Один из них вместо степени доктора получил инфаркт.
Закат живой музыки на танцплощадках. Гитарное десятилетие кончилось, началась эпоха дискотек. Помню первую дискотеку в ППИ: гремит музыка из магнитофона, мигает цветной фонарь, двадцать человек стоят в пустом зале и смотрят с недоумением на сцену – там пляшет ведущий, или как он велит себя называть – «диск-жокей». Сбоку поднос с сушками. На экране – мультфильм про Парасольку. Задание публике: грызть сушки, смотреть мульт и танцевать – все одновременно. Впечатление ужасное. Ведущий остался публикой недоволен: дураки какие-то, в Москве давно уже дискотеки, а у нас всё какое-то болото…
Но скоро, в считанные месяцы, и у нас завертелись дискотеки не хуже столичных. Живые гитаристы разбрелись по кабакам. Электрогитара из культового объекта превратилась просто в музыкальный инструмент. Случайные люди схлынули, а самые преданные «рыцари медиатора» стали сочинять свою музыку, строить свой гордый антимир. Поднялась волна советского рока – мощная не-музыка: истовая, искренняя, мусорная, злая. В жестком ритме хрипели придушенно: