По следам конквистадоров

— Никакого недоразумения тут нет, сеньора, — не моргнув глазом ответил Керманов, — мы прекрасно знали, что поле ваше. Но знали также о вашем вдовстве и потому решили по-соседски помочь. И, конечно, никаких денег с вас не возьмем.

Растроганная женщина благодарила со слезами на глазах. Этот случай с быстротой телеграфа стал известен всей округе и расположил к нам все сердца. В дальнейшем у нас с соседями никогда не бывало никаких трений, не было ни одного случая воровства, дамы наши свободно, без провожатых, могли разгуливать в лесу и на кампе, а во всех надобностях нам всегда охотно шли навстречу и старались помочь. И если русские колонисты других районов жаловались на недоброжелательное отношение соседей-парагвайцев и на всякие обиды и неприятности, то, без сомнения, в этом виноваты они сами. Некоторые группы, приехавшие в район Энкарнасиона и быстро разбежавшиеся, прославились своей заносчивостью и пьяными скандалами, они восстановили против себя местных жителей и это, конечно, отразилось на отношении ко всем русским колонистам того края.

В повседневной жизни парагваец кажется несколько вялым и апатичным, но ошибаются те, кто аттестует его как принципиального лодыря, который предпочитает жить в самых примитивных условиях, только бы не работать. Большинство наших соседей были трудолюбивы и чакры свои держали в полном порядке, а что касается условий жизни — они к ним привыкли и считают их вполне нормальными.

Однако следует оговориться: так обстоит дело только в отношении своего собственного хозяйства. Нанимаясь же на работу, парагваец действительно ленив и непостоянен, история с нашими колодцами служит тому хорошим примером. Но и здесь, я думаю, в основе лежит не простая лень, а более глубокая психологическая причина: привыкшего к воле человека, в котором еще много осталось от кочевника, гнетет сознание связанности и зависимости от работодателя. За такую работу он берется только в случае самой крайней необходимости и при первой, часто лишь кажущейся, возможности ее бросает. Но чем бы ни объяснять это явление, в Парагвае очень трудно найти хороших и тем более постоянных рабочих. И общее благосостояние страны от этого, конечно, не выигрывает.

Типичный парагваец приятен лицом (многие даже красивы), роста среднего, сух и мускулист. Женщины черноволосы, черноглазы и смуглы, черты лица у большинства правильны, фигуры идеальны. Большой процент подлинно красивых, но эта красота однообразна, европейцу все они первое время кажутся похожими друг на друга, как сестры. Как и мужчины, с детских лет все курят и притом (в провинции) исключительно сигары, которые в каждой крестьянской семье заготовляют из собственного табака. И поначалу это обстоятельство весьма шокировало наших кавалеров. Помню, как мой приятель Оссовский, большой поклонник прекрасного пола, однажды возмущался:

— Иду, понимаешь, по кампе и вижу: едет навстречу верхом молодая бабенка, хорошенькая до одури, сложена как богиня, я прямо рот разинул! Но в зубах у красавицы торчит проклятая сигара! Мало того, увидев меня, она вынула ее изо рта, всунула между пальцами босой ноги, чтобы не мешала, смачно, как верблюд, сплюнула в сторону, а потом принялась поправлять волосы и охорашиваться. Сразу весь аппетит отбила!

Как следствие огромного недохвата мужчин, о причинах которого я уже говорил, парагвайские нравы приобрели некоторые оригинальные особенности, и тут вошла в обычай своеобразная форма многоженства. Ни правительство, ни церковь, насколько я заметил, никакой борьбы с этим явлением не вели, ибо при таком положении оно было неизбежно и стране, в конечном счете, выгодно.

Разумеется, это не значит, что парагвайцы обзаводились гаремами. Но многие, помимо своей официальной, венчаной жены, имели одну или несколько неофициальных. Все эти жены жили в разных местах, но о существовании друг друга прекрасно знали и в силу необходимости с таким положением мирились. Общий муж распределял между ними свое время, от каждой жены имел обычно кучу детей, точного количества и имен которых иной раз толком не знал или не помнил, но заботился о них одинаково, в меру своих средств и возможностей. Так, например, у одного из парагвайских президентов того времени было больше трехсот сыновей, которых он с отеческой любовью пристроил на видные места во всех отраслях военной и гражданской службы.

Дети от таких побочных браков в Парагвае пользуются всеми правами законных и в их положении ни общество, ни они сами ничего зазорного не видят. Девушку, имевшую ребенка, никто тут этим не попрекал и даже наоборот, относились к ней с уважением. Парагвайки отличные, заботливые матери и многие из них, наплодив детей от случайных связей, тяжелым трудом содержали семью и как-то умудрялись всех поставить на ноги.

Оригинален, между прочим, парагвайский способ ношения детей: отправляясь куда-нибудь и имея при себе ребенка, не способного еще к самостоятельному передвижению, мать сажает его верхом на свое бедро, сбоку. Парагвайчата с самого нежного возраста так привыкают к этому способу езды, что шенкелями владеют в совершенстве и руками за мамашу почти не держатся.

Почти рядом с нами находилась чакра очень симпатичного крестьянина, дона Грегорио[11], человека еще не старого, но многодетного. Он побывал в армии, дослужился до сержанта, был очень неглуп и отлично говорил по-испански. Я частенько наведывался к нему после работы, послушать его рассказы и поупражняться в языке. Как водится, во время этих разговоров мы выпивали по стаканчику каньи, а потом без конца сосали терере, которое обычно нам сервировала одна из трех дочерей хозяина. Все они были красивые девушки, особенно средняя, Анита, и я часто исподволь любовался ею, а однажды, когда мы немного подвыпили, не столько от наплыва чувств, сколько желая сделать собеседнику приятное, сказал:

— Какая красавица ваша Анита, дон Грегорио, от нее прямо глаза оторвать трудно.

— Анита вам нравится, дон Мигель? — ответил польщенный отец. — Так берите ее себе! Она добрая девушка и будет вам верной подругой.

— Так я же женат, — пробормотал я, ошарашенный таким предложением,

— Ну и что тут такого? Я тоже женат, а у меня есть и вторая семья. Можно поселить Аниту в Велене, у моих родственников, будете туда к ней ездить, когда захотите. Жалко девочку, ведь ей все равно иной доли нет, а вы человек хороший,

— Что же ей жизнь-то портить! Ведь я все равно тут долго не останусь.

— Если далеко уедете, вернется ко мне, и только. Бог даст к тому времени и ребенка родит, вот и будет счастлива.

Грустно было слушать эти простые, но страшные по своему внутреннему содержанию слова, за которыми скрывалась трагедия девушки и боль отца за ее судьбу. Со всей возможной деликатностью я замял этот разговор. Дон Грегорио его тоже не возобновлял, но было заметно, что мой отказ удивил и огорчил его.

Змеи и насекомые

Едва мы приступили к работе, что на наше несчастье совпало с наступлением самой сильной жары, у всех начали появляться акклиматизационные заболевания. Но в этом судьба оказалась к нам довольно милостивой: желудками и внутренними болезнями никто не страдал и дело ограничилось только накожными явлениями.

В ту пору достаточно было малейшего укола или царапины, чтобы на этом месте образовался нарыв. Впрочем, часто они возникали и сами по себе, без всяких внешних повреждений. Едва заживал один, рядом появлялся другой, потом третий и т. д. Некоторые покрывались невыносимо чесавшейся сыпью, у других под кожей, наподобие червяка, переползала с места на место какая-то красная припухлость, тоже сильно зудевшая, у третьих на руках и ногах образовались пузыри, вроде ожогов. У детей ноги покрывались болячками, переходившими в открытые язвы. Никакому лечению все это не поддавалось, а несколько месяцев спустя само прошло.

Правда, старожилы, начиная с генерала Беляева, дали нам множество самых разнообразных и даже противоречивых советов, как избежать недомоганий или свести их на минимум. Лично я не придерживался ни одного из них и от акклиматизации пострадал меньше всех — дело ограничилось двумя-тремя нарывами.

11

В Южной Америке приставка «дон» не означает, как в Испании, благородного происхождения, а скорее носит оттенок фамильярности, как русское «дядя».