Страница 1 из 8
БАИРО-ТУН
* * *
I. Пух и перья.
— ...И вот от него только пух да перья полетели.
— Откуда же перья взялись?
— Чудак человек! Это ведь так только говорится. Не пух, конечно, а что в мелкую пыль рассыпался — это верно. Как ахнет — точно тысяча громов! Обдало нас жаром, опалило волосы и кожу и так здорово дунуло, что мы со Снежковым, как чурбаки, катились по песку шагов с полсотни. Без памяти лежали никак целый час. Потом, почитай, недели две пузыри да ссадины залечивали.
— Хорошо ты, Павел, рассказываешь, да только не понятно. Не начинай с конца, а говори по порядку. С чего это все началось?
— Да ведь я уже говорил тебе: гляжу — летит котел. Ну, прилетел, а в нем уродец в полтора аршина. Мы его, значит, потащили к берегу.
— Уродца, что ли?
— Котел, а не уродца. Уродец этот потом сам вылез. Ну, мы сперва испугались, а потом ничего, познакомились. Умный человек, ученый, обходительный такой. Конечно, в разговор пустились. Много он нам чудес и наговорил и показал.
— Да как же вы с ним, — по-русски, что ли?
— Мы-то по-русски, а он по-своему.
— И понимали друг друга?
— Да говорю тебе: умный человек, ученый, потому и понимали. Больше двух недель только и делали, что рисовали да говорили. А потом он соскучился и захотел улететь,
— Вот что, Павел. Раньше я тебя считал человеком правдивым и не болтуном, а теперь не знаю что и думать. Шутишь ты, что ли?
— Шучу! Хороша шутка, коли после этого случая мы чуть живы остались. А не веришь — так я отдам. Там Снежков все записал. Прочитаешь -поверишь.
— А где же теперь Снежков?
Тю-тю! Далеко!.. Улетел насовсем!
— Что ты морочишь меня, Павел? Куда улетел?
— На Марс этот самый, с американцем каким-то. Уже два года как улетел... Ну, прощай, отваливать пора. Прочти, что Снежков писал, — поймешь тогда.
Павел Сухов, старик шестидесяти пяти лет, мой приятель, сибиряк. Мы познакомились с ним много лет назад в Уссурийской тайге.
Недавно, провожая одного своего знакомого, отправлявшегося с экспедицией в плавание на Курильские острова, я встретил на пароходе Павла, ехавшего туда в качестве охотника-зверовщика. После обычных при такой встрече торопливых взаимных расспросов я услышал от него бессвязный рассказ о диковинном приключении на Байкале, где он пробыл полгода с натуралистом Снежковым, командированным для изучения флоры и фауны северо-восточного побережья великого озера.
У меня в руках рукопись Снежкова. Привожу ее дословно.
РУКОПИСЬ СНЕЖКОВА
II. Небесный «котел».
18 мая 192...года рано утром мы вышли на берег. Туман. Забрали снасти для ловли омулей и отъехали в шлюпке метров на сорок от берега. Поймали восемь омулей. Подул восточный ветерок и прогнал туман. Омули перестали брать наживу. Взошло солнце. Решили закусить и покурить. Когда, развалясь в лодке, мы посасывали трубочки, послышался не то шум, не то гул. Он приближался. Мы огляделись по сторонам, но ничего не увидели, кроме воды и тумана.
Вдруг Павел крикнул:
— Эй, гляди, Миколаич, котел летит! — и указал пальцем вверх.
Смотрю туда — что за диковина! В небе с северо-востока довольно быстро двигался, опускаясь к Байкалу под углом к горизонту около 70°, какой-то странный предмет, действительно похожий на котел. Из многочисленных отверстий предмета вылетал длинными струями легкий дым или пар. «Котел» пролетел по косой линии на высоте около двухсот метров над нами и, замедлив движение, тяжело шлепнулся в воду. Вокруг него закипела и забурлила вода, но вскоре успокоилась, и «котел», покачавшись, застыл на поверхности воды. Мы протирали глаза, охали, ахали, но через две-три минуты взялись за весла и подплыли к загадочному предмету.
Шагов за сто от «котла» Павел бросил весла и схватил винтовку:
— Греби, Миколаич, потихоньку, кормой вперед, чтобы легче было уйти, а я винтовку наготове держать буду. Кто его знает, что за штука! Летел, как шар воздушный, а видать, однако, тяжелый...
Осторожно приблизились и остановились метрах в двадцати от «котла». Сферической частью он был погружен в воду. Над ней на три метра возвышалась цилиндрическая стенка из синеватого металла. Покатая крыша выступала в стороны на полметра. На нижней части этого выступа виднелся ряд отверстий, между которыми были расположены блестящие полоски бледно-желтого металла. На стенках предмета находилось несколько поднятых заслонок, под которыми поблескивали круглые иллюминаторы. На крыше было четыре бугорка, подобные остриям шлемов и усаженные металлическими иглами. Затаив дыхание, мы смотрели на неведомый снаряд.
Наконец Павел не выдержал:
— Эй! Кто там живой есть? Выходи, что ли!
— Молчи, Павел, а вдруг...
— Чего вдруг! Не колдуны же там сидят. Конечно, летучий шар, в роде ероплана, только без крыл. Может, там немцы или арапы сидят, вон и не понимают нашего языка. Давай подойдем да постучим. Не съедят нас, — с винтовкой не страшно.
Подгребли. Павел постучал прикладом:
— Слышь, вы, небесные жители! Не бойся, выходи! Скажи им, Миколаич, по-немецки, или по-другому. Может, поймут.
Я невольно рассмеялся, но все-таки крикнул:
— Wer ist da? Komm, bitte![1]
Прислушались. В «котле» было тихо.
— Гм... Не понимают. Вали по другому!
Я крикнул по-французски. Молчание. С трудом припомнил несколько английских слов. Никакого результата. Латынь также не подействовала.
— А что, Миколаич, ежели я стрельну?
— Очумел ты, Павел! Там, может быть, живые люди, — как можно стрелять!
— Да я не в котел, а мимо.
— Ну, попробуй.
Павел выстрелил в воздух. Темное стекло одного из иллюминаторов посветлело; видимо, к нему прижалось какое-то странное лицо. Мы припали лицом к стеклу. Холодок пробежал по спине...
III. «Воздушный осьминог»
— Ой, батюшки, что это? — прошептал Павел и, отпрянув от иллюминатора, свалился в шлюпку.
Преодолевая свой страх, я продолжал смотреть в стекло. Мне видны были два огромных темных глаза, близко посаженных друг к другу; немного ниже их темнело на месте носа отверстие, окруженное кольцевым бугорком. Кожа была мелко-чешуйчатая, желто-зеленого цвета. Больше ничего не было видно. Глаза неведомого существа упорно смотрели на меня, словно выпытывая что-то...
Наконец и я не выдержал и, схватив весла, отогнал шлюпку от «котла», чтобы не видеть этих страшных глаз и противной кожи.
— Ох, Миколаич, страсти какие! Кто бы это мог быть? Ты ведь ученый, всех зверей знаешь на свете. Этот из каких?
Я не сразу ответил:
— Не знаю, Павел, страшный какой-то.
— А похож ли на какого зверя?
— И зверей таких не знаю. Есть, правда, в океане огромный моллюск — осьминог; у него глаза в роде этого, только тело студенистое, а не чешуйчатое.
Павел, видимо, ободрился.
„...Так здорово дунуло, что мы, как чурбаки, покатились по песку...“
— Ну, вот видишь, это он самый осьминог и есть, только не морской, а воздушный. А я уж подумал, не сам ли дьявол прилетел. Ты заложи-ка в двустволку картечь, да и пали ему прямо в буркалы. Не бойся, не выдержит, хоть у него и восемь ног.
1
Кто там? Выходи, пожалуйста! (по-немецки.)