Раздвоение

Когда пятидневная терапия закончилась, Олег продолжал звонить, чтобы советоваться по любому поводу, будь то ссора с родителями, попытка понравиться девушке, посещение военкомата ради приписного или нелюбовь преподавателя на подготовительных курсах в университет. Олег относился к клиентам, злоупотреблявшим «бесплатным часом». Петр Николаевич когда-то придумал следующий лозунг: «Каждый день с 9 до 10 вечера — ваше бесплатное время, можете звонить для консультаций». Это помогло ему подцепить несколько клиентов и создало кучу головной боли с занудами, которые до всего докапываются.

Олег был апофеозом занудства. Так, он дошел до хождения по углям, чего не делал еще ни один клиент. Он пошел в лесопарк, развел костер и проверил на практике утверждение Петра Николаевича, что любой человек, научившийся ходить по стеклу, может ходить и по углям. В результате Олег изжег себе ступни и пришел недоверчивый и надутый. Пришлось выдумывать на ходу, что перед хождением нужно обязательно протирать насухо ступни и заготавливать, кроме того, по-настоящему большой слой углей. «Вам надо было сначала спросить меня, — сказал Петр Николаевич. — А потом уже пробовать. Теперь у вас в памяти отложилась боль, и вам будет тяжело научиться» — «Но вы же можете с помощью тьюнинга эту боль стереть?» — спросил Олег испуганно. — «Если вам делать нечего, давайте будет это стирать. Но, по-моему, у вас в списке есть цели поважнее, чем научиться ходить по углям. Вы хотите разбрасывать драгоценные часы тьюнинга на все сразу?» — «Нет», — присмирел Олег. — «В следующий раз спрашивайте, прежде чем что-то делать», — укорил Петр Николаевич. И Олег стал звонить и задавать вопросы еще чаще.

В целом, в Олеге было мало приятного. У него совсем не было чувства юмора, и он был под завязку набит фобиями и комплексами. В первую очередь, — это было видно по тьюнингу, — он страдал от мощнейших страхов перед физическим вредом. Он непреодолимо боялся драк, и драка воспринималась им исключительно как избиение его, без вариантов. Но сверх того, его мучили фобии мерзкие и физиологические. Двумя хитами была потеря ног и обваривание лица кипятком. Первое могло случиться, по его представлениями, от заражения крови через любую рану на теле и гангрены, либо из-за попадания под поезд. Поэтому, по его признанию, он всегда прижимался к стене, ожидая поезда в метро, или даже выходил на центр станции. Он боялся гипотетического маньяка, который намеренно столкнет его под поезд. Что касается обваривания, то в тьюнинге он часто соскальзывал из реального случая в воображаемый и очень мощный инцидент, где он попадает под струю пара, ему вываривает глаза, и омертвевшая кожа разлагается в считанные минуты. Крутилось в его уме и несколько других, не менее тошнотворных вещей. В общем и целом, все они сводились к тому, что его драгоценному хрупкому телу наносится непоправимый вред.

Ощущение хрупкости при взгляде на него появлялось сразу. У него были тонкие руки и бледное лицо. Неудивительно, что целый ряд его переживаний крутился вокруг физически крепких парней. Он боялся их, ведь они могли творить над ним произвол.

Однажды он сидел на подоконнике на подготовительных курсах, а к нему подошел парень, считавший себя местным жандармом, и потребовал слезть. Олег молча послушался, а потом сотни раз обмусоливал в голове этот момент, наливаясь ненавистью.

Ненависть копилась в нем годами и не находила выхода. Петра Николаевича позабавил тупой напор этой ненависти: стоило ему затребовать воображаемый приятный момент в будущем, и Олег выдавал сцены жестокой мести своим обидчикам, когда он располагает вооруженной охраной, а они находятся у него в плену. За ненавистью и страхом следовала зависть. Олег со злобой говорил про то, какие «эти все парни» крепкие и сильные, что им, поэтому, не нужно ни о чем думать, и все просто так плывет к ним в руки. Совершенно незаслуженно, по мнению Олега. Он считал, что блага и удовольствия должны доставаться умнейшим, а «быдло» нужно держать в бесправии, независимо от его волевых качеств, амбиций и храбрости. Кроме зависти, Петр Николаевич подозревал в чувствах Олега оттенок гомоэротизма.

Когда Олег спросил Петра Николаевича, что сделать, чтобы набрать массу, Петр Николаевич резонно ответил: «А вы занимайтесь спортом до изнеможения, каждый день.

Через нехочу. И жрать сразу начнете нормально, и за год массу наберете». Олег ответил, что такие советы уже слышал. Он пожаловался, что многократно, с тринадцати лет, пытался накачаться, и у него ничего не получалось. После месяцев тренировок и плотного питания через силу он оставался таким же худым. Он приходил во все большее отчаяние, потому что слышал, что накачаться можно только в юности, пока организм еще растет, а после шестнадцати упражнения становятся бесполезны. К моменту встречи с Петром Николаевичем, Олегу было семнадцать, он отчаялся что-либо изменить и стал вегетарианцем, озаботившись тем, что мясо снижает интеллектуальную активность и сокращает жизнь.

Вегетарианцы, по наблюдению Петра Николаевича, испытывали глубинный страх и отвращение к еде. Олег не был исключением. Любая пища, кроме пресных галет, каш, кое-каких молочных продуктов и черного чая, казалась ему «грязной». Грязнота могла быть терпимой, как, например, у постных щей, сыра и овощных салатов, и тогда он ел, чтобы, не дай бог, не похудеть еще больше. Но «грязнота» большинства вкусных, в понимании Петра Николаевича, блюд, была для Олега невыносимой. Отвращение вызывало любое мясо, грибы, особенно соленые и жареные, а больше всего соленая рыба. «Грязная» пища порождала мысли о накоплении гноя где-то в организме. Петр Николаевич впервые столкнулся с такой причудливой игрой воображения.

Тема еды очень беспокоила Олега. По запросу Петра Николаевича найти приятный случай в прошлом, Олег почти всегда находил неприятный. И если этот неприятный не был связан с моральным унижением и страхом избиения, то неизбежно адресовался к еде.

Петр Николаевич полчаса проходил с Олегом в тьюнинге эпизод, где тот поставил вариться макароны, а мать позаботилась о нем и принесла ему в комнату готовую еду. Он начал есть, и мать сказала, что сливочное масло кончилось, так что она заправила макароны подсолнечным. Олег выплюнул в тарелку, наорал на мать, спустил макароны в унитаз, долго чистил зубы и пил горячий чай, чтобы убить мерзкое ощущение. В другом эпизоде Олег разжарил себе вареную картошку на сковороде и сверху залил сметаной.

Сметана свернулась в комья, и это было так мерзко, что Олег не смог есть и пожевал только черного хлеба. Наконец, самый мощный инцидент отвращения был связан с селедкой. Однажды Олег открыл холодильник и увидел стеклянную банку с одиноким куском селедки, плавающим в масле. Самым жутким было то, что лампа холодильника располагалась прямо за банкой, и масло было ярко подсвечено. Фонтан негативных ассоциаций был поразителен: и анализы в поликлинике, и отсеченные человеческие конечности, помещенные для сохранности в формалин, и холодный натечный абсцесс, именно холодный натечный, и никакой другой. Петр Николаевич узнал от Олега много нового о классификации гнойников. После случая с селедкой Олег целый день ничего не ел, только пил, чашка за чашкой, пустой черный чай. Любой другой вид чая казался Олегу «грязным», а черный пустой, и обязательно горячий, воспринимался как универсальный антидот против «грязной» пищи.

Выслушав все это в тьюнинге (вне тьюнинга Олег стеснялся рассказывать такие подробности о себе), Петр Николаевич перестал удивляться, почему Олег не может набрать массу.

Проблема еды всплыла еще в первый день, сразу после хождения по стеклу, когда Олег еще не был «приручен».

Петр Николаевич каждому своему пациенту прописывал физические упражнения.

Одно было взято с видеокассеты по каратэ. Мастер крутил вокруг тела веревку, не отрывая от нее рук, и голос за кадром говорил, что мастер делает по пятьсот оборотов в день, чтобы поддерживать в порядке позвоночник. Петр Николаевич вдохновился и в течение полугода делал это упражнение. Оно занимало по сорок минут в день. Потом он решил, что для него это слишком легкая нагрузка, и предпочел делать больше подходов к брусьям и турнику. Однако своим клиентам, которых заведомо считал физически хилыми, он это упражнение прописывал всегда, затрачивая минут по пятнадцать, чтобы объяснить, как правильно двигать руками. Вторая вещь, которую он прописывал, был утренний бег, коего рьяным адептом он являлся еще до знакомства с парагмологией.