Одежды Кайана

Они молча шли несколько минут, отойдя на некоторое расстояние от корабля. Потом одновременно остановились. Словно во сне, они медленно опустились на ковроподобную зеленую массу. На мгновение у Педера возникло ощущение, что он лежит на травке, на лугу, в солнечный летний денек.

Потом проссимовая поросль словно открылась, принимая его. Он погружался в проссим, хотя, скорее всего, лишь благодаря собственному весу, поскольку проссим, Педер это знал, не способен был на самостоятельные физические акции.

Он повернул голову, обнаружил, что небо над ним затеняет огромный папоротниковый лист проссима. Вблизи его зелень приобрела маслянистый оттенок, переходя у стебля в жемчужный цвет, а крошечные цветки горели, как иголочные драгоценности. Он теперь видел, что растение, непримечательное с расстояния в несколько шагов, на самом деле содержало поразительное количество структур. Имелись бесчисленные крошечные семенные коробочки, из содержимого которых делалась собственно проссимовая пряжа. Были грибообразные маленькие спороносицы, разбрасывающие семена-споры. И каждый ажурный листок был сделан из бесчисленного множества остроконечных и листочкообразных структур, поразительного разнообразия очень тонких, изящных, антеннообразных, спиральных, вихреообразных, веерообразных. «Антенны. Это и есть они», подумал Педер. Но мысли теперь очень медленно приходили к нему. Он раздевался, двигаясь не по собственной воле, рывками, поспешно, избавляясь от костюма и от белья, словно под воздействием нервного припадка.

Обнаженный, он высвободился из объятий миниатюрного проссимового леса. Поднялся на ноги. В нескольких ярдах друг от друга поднимались из зелени остальные четыре элегантора, тоже теперь нагие. Они медленно поворачивали головы, смотря по сторонам, как удивленные младенцы, с жутким ужасом на лицах глядя на собственные обнаженные тела.

Один за другим они опрокидывались обратно в зелень. Кайанец не мог осознанно функционировать, оказавшись обнаженным — это было хуже самого ужасного насилия. Педер тоже пошатнулся, голова шла кругом.

Но он ведь не был в конце концов естественным кайанцем, поэтому он не потерял сознания. Пошатываясь, он перешел к ближайшему товарищу, Полону Там Трайсу, опустился на колени рядом с бледным обнаженным телом, пощупал пульс. Пульса не было. Человек был мертв. Наверное, травматический спазм сердца, подумал Педер.

Он по очереди подошел к остальным. Отис Велд и Амороза Карендор были также мертвы. Фамаксер еще слабо дышал, когда Педер только подошел к нему, но вскоре дыхание его остановилось.

Ветерок пронесся над проссимовой долиной, заставив фронды зашевелиться, пойти волнами. Словно оглушенный, Педер без цели принялся ходить туда-сюда, не сознавая, что делает и где находится. Ему даже не пришло в голову вернуться на корабль или попытаться вернуть свой костюм. Впрочем, тот полностью исчез в зеленой массе океана проссима. Он не знал, сколько бродил таким вот образом. Тусклое желтоватое солнце в небе словно не двигалось вообще. Но времени оказалось достаточно, чтобы обнаружить один факт: проссимовая поросль уже научилась в одном отношении адаптироваться.

С генетической точки зрения, по крайней мере, проссим не был уже полностью беспомощен.

Он мог теперь контролировать свой рост и варианты этого роста.

Новый урожай, уже использующий пять костюмов Фрашонарда как образец, шаблон, созревал с ужасающей скоростью. Коробочки раскрылись, чтобы добавить к общей массе свое содержимое. Но внедрение его в поросль уже соответствовало новым матрицам. КОСТЮМЫ, сотни, тысячи костюмов, вместе с соответствующими аксессуарами, бельем, обувью вырастали по всей равнине, поощряемые ускоренным ростом базовой проссимовой ткани. Уже сейчас опытный глаз Педера мог различить — хотя костюмы были лишь частично сформированы —пять базовых прототипов, которые с точки зрения растений составляли матрицу человеческой психологии.

Все было кончено.

ВСЕ — вся былая вселенная, весь мир, каким его знал Педер до встречи с костюмом, — все это кончилось. Началась эра нового мира.

Тень упала на него, затмив холодный свет анемичного светила. Он поднял голову. С неба плавно падал космолет.

На посадку шел корабль зиодского образца.

Глава 14

— Хорошо. Повторим еще раз, — сказала Амара, сухо поджав губы. — Вы говорите, что источником проссимовой ткани является вот эта растительность снаружи, и что это растительный разум, и что он может управлять людьми посредством сделанной из его волокон одежды. Правильно я поняла?

— Правильно, — пробормотал Педер.

Он дрожал на жестком стуле, закутанный в одно одеяло. Полчаса назад они нашли его, полубезумного, ковыляющего по щиколотку в поросли проссима. Сейчас Педеру казалось, что он медленно приходит в себя после долгого непрерываемого сна. Его путаные лихорадочные объяснения привели спасителей в замешательство, но отмахнуться от его слов было тоже невозможно.

Они были вынуждены принять его рассказ во внимание — вокруг, до горизонта, простиралось поле костюмов Фрашонарда. Факт, столь же очевидный, сколь и поразительный.

— Проссим обладает разумом, — повторил Педер. — Но это разум пассивного типа. Например, с ним невозможна коммуникация. Он больше похож на те необычные зеркала, которые вы встретили на краю Кайана. Кстати, появление этих зеркал — влияние проссима.

Теперь вопрос задал начальник секции социологии.

— Ваш костюм стал базовой матрицей, из которой те растения могут органическим путем вырастить миллионы копий?

— Миллионы, миллиарды — вся планета станет непрерывной житницей костюмов, пока у каждого человека в галактике не будет такого костюма. Это конец мира.

— И костюм использовал вас как носителя…

Чтобы достигнуть зрелости? Педер кивнул:

— Он меня носил.

В памяти всплыло изображение: пассивное, спящее лицо в самовоспринимающем зеркале. Он теперь осознал, что означала картинка: его собственная воля была погружена в глубокий сон.

— Но почему вы помогали ему? — настаивал социолог, бросив многозначительный взгляд на Амару. — Особенно после того, как опустились на поверхность этой планеты? Почему вы не боролись, не пробовали его уничтожить? Вы же по-прежнему зиодец, верно? Вам нравится то, что происходит сейчас здесь, у вас на глазах?

— Но поймите же! У меня в тот момент уже не было своего "я", никакой собственной воли! Я был куклой, марионеткой этих растений!

— Вот этого я не могу понять! — сказала Амара. — Если этот разум абсолютно пассивный, без ментального понятия об акции, как же может он контролировать человеческое сознание?

Но Эстру лучше понял слова Педера:

— Как зеркало, Амара, помнишь? Оно только отражает…

Но иногда отражает далеко не то, что можно увидеть в обычном зеркале.

— Да, он модифицирует образ. Но как он это может делать, если он вообще ничего не делает?

Ей ответил Педер, совершенно трезвым, к их удивлению, тоном:

— Проссимовый разум работает на сравнении и сопоставлении, не более того, — сказал он. — Он сравнивает одно впечатление с другим. Подумайте об этом. И вы поймете, что таким путем можно получить немало интересных эффектов.

На какое-то время они погрузились в молчание. На самом большом экране конференц-каюты был виден кайанский грузовоз, неподвижный, молчаливый, стоявший посреди капустно-зеленого поля растущих с каждой минутой костюмов. Эстру показал рукой на грузовоз:

— Что теперь? Этот корабль соберет урожай костюмов и доставит на Кайан?

— У капитана нет команды для этого. Пока. Но через час или два у него будет людей в избытке.

— Откуда же они возьмутся?

— С «Каллана». Вы будете сборщиками урожая. — Он вдруг вскочил, уронив одеяло. Голый, с дико сверкающими глазами. — Вы станете первыми членами нового миропорядка. Совершенный человек! Космическая элегантность! Галактика в огнях сарториальной славы!

После этих слов он скорчился и рухнул на пол каюты. Социологи помогли ему снова сесть на стул, закутали в одеяло.