Страница 9 из 73
Володька еще полностью не договорил свое приглашение, а в голове у Антона уже промелькнуло: как же он пойдет в центр города, в лучший кинотеатр, где в фойе мраморные колонны, до блеска натертый паркет, играет на эстраде джазовый оркестр, да еще в такой блестящей компании: Мальва и Галя в новеньких плащах, лакированных туфельках, а Володька – так тот выглядит просто франтом – наглаженные, с острой складочкой брюки, цветастый свитер, поверх выпущен белоснежный воротничок рубашки. И рядом с ними будет он, такой, каким вышел во двор кататься на велосипеде! А во что переодеться?.. Нужны на билет деньги… Придется просить у мамы, а даст ли она? С деньгами в их семье всегда было туго. Отцовской пенсии и маминой зарплаты никогда не хватало до новых получек. В кино Антон ходит, урывая из тех копеек, что дают ему на школьный завтрак в большую перемену…
Но радость била в нем ключом, мешая трезво соображать.
– Я сейчас… Только маме скажу… Чтобы знала, куда я делся.
Антон рванулся к дому. Володька шагнул за ним, остановил жестом руки.
– Слушай, – смущенно проговорил он, приглушая голос, чтоб его не слышала Мальва и Галя, – вот какая история… Я Гальку с Мальвой подбил на кино, а потом глянул в карман – мои финансы поют романсы! Так что ты захвати на всех рублей десять.
Так вот почему завернул к Антону Володька и привел с собой девочек! Не Антон был им нужен как таковой, просто денег на билеты не оказалось!
Но Антон уже не мог остановиться.
На свой второй этаж он взлетел единым махом, быстрей, чем когда-то взбегал Генка Сучков. Мама стирала на кухне в корыте белье. На плите, подогреваемый пылающими в топке дровами, вскипал час с водой.
– Мам, дай десять рублей, на кино, за мной Володька Головин пришел! – выпалил Антон.
– Десять рублей?! Да ты что! – удивился мать. – У меня и рубля нет, сегодня последние копейки потратила…
– Мама, но мне нужно! – взмолился Антон. – Володька же пришел, ждет во дворе!
Сказать, что с ним ждут еще две девочки из его класса, Антон не решился. Говорить открыто о девочках, хотя бы всего лишь о том, что он вместе с ними пойдет в кино, Антон еще не научился, не мог; сковывала какая-то непонятная, но непреодолимая стыдливость.
И вот это была его ошибка: если бы он упомянул о Мальве, Гале, мать, скорей всего, поняла бы щекотливость его положения, непременную нужность денег, что-нибудь предприняла. Взяла бы в долг у соседей. Пожертвовала бы теми, что отложены отцу на лекарства и хранятся как «эн-зе» – неприкосновенный запас. Но в кино с Володькой, который слыл в классе драчуном, бузотером, которого каждую неделю по два-три раза записывали за нарушения порядка в так называемую дисциплинарную тетрадь… Да еще десять рублей! А самый дорогой билет на вечерний сеанс – всего рубль двадцать копеек.
И мать решительно сказала:
– И не проси! Обойдетесь с твоим Володькой и без кино. Тебе к контрольной по алгебре готовиться надо. А то бы топор взял, дровишек в сарае наколол, я последние полешки дожигаю. Сколько же раз я тебя просила: наколи, наколи! Все потом да потом… Для дома, матери своей помочь – у тебя никогда времени нет, только бы шлындрать впустую…
– Ну, мам… ну, пожалуйста… – простонал Антон. – Знаменитый же фильм, «Человек-невидимка». Все наши уже видели, его же скоро с экранов снимут…
Из глаз Антона были готовы скатиться слезы.
В туманное от корытного пара окно кухни были видны стоящие во дворе Володька и девочки. Они о чем-то разговаривали между собой. Володька стоял спиной, похоже, он нисколько не сомневался, что Антон сейчас выйдет с деньгами. Но время шло, Володька повернулся лицом к дому, поднял голову, стал что-то искать глазами, вероятно – Антона в окне, махнуть ему рукой или крикнуть: давай побыстрей, времени-то уже мало, опоздаем!
Что было делать Антону? Ни выйти наружу с соклассниками, ни появиться в окне… Зачем он не отказался сразу, когда Володька позвал в кино? Или когда обнаружилось, когда он понял, что его приглашают вынужденно, только лишь потому, что не хватает денег? Будь Володька с «финансами», про него и не вспомнили бы…
Володька и девочки, так ничего и не дождавшись, не высмотрев в окнах, и, должно быть, не понимая задержки Антона, двинулись со двора к воротам. Антон перешел из кухни в комнату, ее окно выходило на уличную сторону, посмотреть: ушли ли его соклассники совсем или остановились на улице, продолжают его ждать.
Окно было раскрыто, до земли невысоко; как раз под окном ярко синели два плаща и разноцветным пятном горел Володькин свитер. Уличные окна Антоновой квартиры Володька знал и, задрав голову, смотрел прямо в раскрытое окно. А с ним смотрели Мальва и Галя. И в один и тот же момент они все трое увидели Антона.
Провалиться бы ему тут же в бездонную яму или сгореть мгновенно в пламени!
– Ну что ты так долго?! – недовольно крикнул Володька.
Все, на что Антона хватило – это только отрицательно покачать ладонью своей руки: не ждите, пойду! И тут же отпрянуть от окна. Но из глубины комнаты он продолжал смотреть. Володька и девочки, непередаваемо красивые, изящные, элегантные в своих приталенных, новеньких, уже не детских, коротковатых, а девичьих, удлиненных, ниже колен плащах, блестящих туфельках на тонких каблучках, пересекли по булыжникам улицу, дошли до угла дома на противоположной стороне. Шли медленно, Володька, похоже, им объяснил, что в кино теперь торопиться уже не надо. Теперь можно только пройтись по Тулиновской, погулять в каком-нибудь из городских парков. Володька будет занимать их разговорами, «вкручивать» что-нибудь из того, как он здорово играет в шахматы, сделал ничью с самим Воликом Загоровским. А Волик – сын известного воронежского профессора, учится в пятой школе. Когда приехал в Воронеж знаменитый Сало Флор, чехословацкий гроссмейстер, устроили сеанс одновременной игры: Сало Флор против двадцати пяти самых лучших воронежских шахматистов. Двадцать четыре быстро и с треском проиграли, остался против Флора двадцать пятый – Волик. Было Волику в ту пору всего десять лет. Флор почувствовал в Волике равного себе бойца, и бились они бескомпромиссно, изо всех сил. Флор предложил Волику ничью – Волик отказался, он был намерен победить Флора. Флор снова, на сотом с чем-то ходу, предложил ничью, а Волик снова гордо отказался, ибо все еще был уверен, что разобьет Флора, поставит его на колени. Флора он все-таки не разбил, партия кончилась в пользу чехословацкого гроссмейстера. Флор был рад: избежал позора поражения от десятилетнего мальчика. А мальчик заплакал: он так верил в свою победу, что – не удалось…
Вот до угла всего пара шагов. Мальва подняла руку, откинула знакомым Антону движением прядку волос от лица назад…
Мальва появилась в классе два года назад. А до этого она жила и училась в Москве. Это придавало ей какую-то особенность, выделяло изо всех других девочек школы: москвичка! Худенькая, тонкая, тоньше, кажется, не бывает… Пропасть талантов. Если в школе самодеятельный концерт – Мальва поет, и не что-нибудь, а классику – «Соловья» Алябьева, романсы Чайковского. Или танцует: в балетной юбочке, на настоящих балетных пуантах. Этому искусству она училась в студии при Большом театре. Сочинения по литературе пишет так, что потом учительница зачитывает их перед всем классом как образцовые. Можно подивиться точности выражений, красоте языка… Казалось бы, такая, как Мальва, должна держать себя гордо, с чувством превосходства, неприступно, но Мальва всегда со всеми предельно проста, как равная с равными, приветлива…
У Гали другой склад, другая натура. Она тиха, среди других в классе малоприметна, как-то не по годам, по-взрослому серьезна. Никаких артистических склонностей, зато отменная старательность в учебных делах: всегда все домашние задания у нее пунктуально выполнены, все, что полагается прочитать из внеклассной литературы, прочитано в полном объеме. Если перед каникулами говорилось: собрать летом гербарий – собран и гербарий, помещен в аккуратный альбомчик, под каждым растеньицем – этикетка с названием… Добра и услужлива: не пишет перо, сломался карандаш, потерялась стирательная резинка – смело обращайся к Гале, охотно поделится своими припасами.