Страница 13 из 142
— Привет, Нина.
— Привет.
— Он называется «Карма», — сказала она.
— Что?
— Ювелирный магазинчик. У них много прекрасных вещей. «Карма».
— «Карма». Спасибо.
— Без проблем, — ответила она, потом повернулась и ушла.
Не успела я понять, что происходит, как Макс уже посадил меня на диванчик. Я не успела даже снять пальто и сумочку. И так же быстро Макс сел рядом со мной.
— Макс, — начала я, но он не слушал. Он стягивал свою куртку и в процессе дважды врезался в меня рукой. Потом он перекинул куртку через стол на противоположный диванчик, повернулся ко мне и сказал:
— Пальто.
Я вжалась спиной в угол, сняла с плеча сумочку, и Макс, забрав ее у меня, тоже перекинул ее через стол. Я смотрела, как она летит и приземляется на куртку Макса.
— Ты только что бросил мою сумочку, — сообщила я ему.
— Да, — ответил он и потребовал: — Пальто.
Я уставилась на него, размышляя, что спор насчет пальто, а также насчет того, что я бы предпочла, чтобы Макс сидел не рядом со мной, а напротив, только отдалит мой ужин. Так что, все также вжавшись в угол, я стянула пальто. Макс взял его и тоже перекинул через стол.
Настоящий джентльмен.
— Макс...
Он повернулся и наклонился ко мне, положив одну руку на стол, а другую — на спинку дивана. Из-за этой неожиданной близости его крупного тела, из-за воздействия его ясных серых глаз, а также оттого, что все еще была зажата в углу, я замолчала.
— Расскажи мне, Герцогиня, как получилось, что американка разговаривает таким образом?
Я еще секунду смотрела на него, а потом пробормотала:
— Это долгая история.
Макс через плечо осмотрел ресторан, повернулся ко мне и заметил:
— А здесь и не фаст-фуд.
— Плохо, учитывая, что я голодная.
— Итак, американский паспорт и английский акцент, — подсказал он, не обратив внимания на мое замечание.
— Англичане говорят, что у меня американский акцент, — сообщила я.
— Они ошибаются.
— Вообще-то, они правы.
Он покачал головой:
— Ты не ответила на мой вопрос.
Я вздохнула и сказала:
— Я живу там уже некоторое время.
— Сколько?
— Очевидно, довольно долго, чтобы обзавестись легким акцентом.
— Легким?
— Да.
— Не таким уж и легким, малышка.
Я пожала плечами, оглядела стол и сдалась:
— Как скажешь.
Потом я стала раскладывать подложки и столовые приборы для себя и для Макса, при этом стараясь не думать о том, что почувствовала, когда он назвал меня малышкой. К несчастью, не думать у меня не получилось, и я решила, что это было приятно.
Когда я закончила готовить стол к ужину, Макс спросил:
— Сколько тебе лет?
Я посмотрела ему в глаза и сообщила:
— Неприлично задавать такой вопрос женщине.
— Да ну?
— Да.
— Почему?
— Просто неприлично.
— Ты старше, чем выглядишь?
— Возможно.
По крайней мере я надеюсь, что это так.
— Можно предположить?
Я напряглась и провозгласила:
— Ни в коем случае.
Он усмехнулся и подвинулся ближе:
— Назови хотя бы приблизительно.
— Старше, чем Бекка, но моложе, чем твоя мать.
Его рука, лежавшая на спинке диванчика, коснулась моего плеча. Я опустила взгляд, и увидела, что ворот кофты снова соскользнул. Я поправила ворот и прикрыла плечо. Макс убрал ладонь, а я сердито уставилась на него.
— Довольно большой разброс, — заметил он, но я только пожала плечами, и он продолжил: — Ты выглядишь на тридцать... — (что ж, неплохо) — ...а ведешь себя как будто тебе девяносто.
Я замерла, а потом подалась к нему:
— Я не веду себя как будто мне девяносто.
— Милая, если бы такое было возможно, то я бы предположил, что ты родилась два века назад.
— Что это значит?
— Это значит, что ты зажатая.
Я наклонилась ближе и гневно ответила:
— Я не зажатая!
Он снова усмехнулся:
— Абсолютно зажатая.
— Я не зажатая, — повторила я.
— Даже не знаю, как понимать твою противоречивость, — сказал он, оглядывая меня.
— Что это значит? — спросила я, хотя прекрасно знала, что не стоило этого делать.
Его глаза вернулись к моим.
— Это значит, что выглядишь ты одним образом, а ведешь себя по-другому.
Я наклонилась еще ближе:
— А это что значит?
Макс тоже наклонился, так что мы оказались почти нос к носу.
— Это значит, что женщина в таких джинсах, такой кофточке и таких сапогах в глубине души не может быть зажатой.
— Вот именно, я не зажатая, — рявкнула я и вздрогнула, когда на стол со стуком поставили две бутылки пива.
Я подняла глаза и увидела официантку с подносом подмышкой. Она была в белой футболке и джинсах. Пепельная блондинка с убранными в хвост волосами и симпатичным свежим личиком без макияжа.
— Привет, Макс, — сказала она.
— Привет, Труди, — ответил Макс.
— Привет, — обратилась она ко мне и улыбнулась.
— Привет, — ответила я без улыбки.
Ее улыбка стала еще шире, и, не оставив нам меню, Труди отошла.
Я смотрела на пиво, а Макс, к счастью, отодвинулся от меня, взял обе бутылки, одну поставил передо мной и сделал глоток из другой.
— Это для меня? — спросила я. Он посмотрел на меня поверх бутылки и опустил руку.
— Да.
— Я этого не заказывала.
— Я заказал.
Он? Когда?
Я решила не спрашивать и сообщила:
— Я не пью лагер.
— Что?
Я кивнула головой на пиво:
— Я сказала, что не пью лагер.
— Что ты пьешь?
— Эль, биттер, стаут.
— То есть ты не пьешь американское пиво, а пьешь английское.
— Бывают и не американские лагеры. Хейнекен. Стелла. Бекс. На самом деле, — поучительно продолжила я, — думаю, лагер изобрели немцы. Думаю, вообще пиво изобрели немцы.
Вообще-то, я не знала наверняка, просто предположила.
— Господи, — пробормотал Макс, уронив голову.
— Что?
Он снова посмотрел на меня:
— Герцогиня, ты способна спорить о чем угодно.
— Нет, не способна.
— А теперь ты споришь о споре?
Я решила промолчать.
Макс повернулся и крикнул:
— Труди!
Труди, стоявшая у другого столика, обернулась, подняв руки с блокнотом и карандашом и крикнула:
— Что?
При этом прервав туристов за столиком прямо посреди заказа.
— У вас есть эль? — спросил Макс, и я вжалась в сиденье.
— Эль? — переспросила Труди.
— Эль.
— Да, конечно.
— Принесешь Герцогине бутылку, хорошо? — крикнул он, кивнув в мою сторону головой.
Труди посмотрела на меня, улыбнулась и крикнула:
— Конечно.
В это же время я наклонилась вперед и прошипела:
— Макс!
Он снова повернулся ко мне и спросил:
— Что?
— Не называй меня Герцогиней при Труди.
Он ухмыльнулся и ответил:
— Хорошо, ты говоришь, сколько тебе лет, а я не называю тебя Герцогиней при Труди.
Я подняла глаза к потолку и вопросила:
— За что? Господи, почему я? Что такого я сделала?
Я почувствовала, как пальцы Макса легли мне на шею, и, опустив голову, увидела, что он придвинулся ближе. И он не просто придвинулся ко мне, его лицо смягчилось, а сам он выглядел веселым. Необыкновенное сочетание. Настолько необыкновенное, что я перестала дышать.
Его глаза опустились на мои губы, и мои легкие начали гореть.
— Господи, до чего же ты милая, — пробормотал он.
— Макс! — услышала я мужской крик. Макс повернул голову на голос, и я наконец выдохнула.
— Твою мать, — вполголоса проворчал Макс.
Я посмотрела в зал и увидела, что к нам направляется высокий худой мужчина с красивым открытым, немного мальчишеским лицом и светло-каштановыми волосами. Он улыбался.
Рядом с ним шла высокая женщина, стройная и очень красивая какой-то холодной красотой. Безупречная кожа. Длинные черные волосы, идеально прямые и блестящие, разделенные строгим пробором и собранные в такой же строгий низкий хвост. На ней тоже не было косметики. Она была одета почти так же, как Бекка этим утром, только ее меховой жилет был не таким пушистым и был приглушенного серо-зеленого цвета, а под ним была не водолазка, а трикотажная сине-голубая кофточка с длинным рукавом. И женщина, и мужчина держали в руках по бутылке пива. «Курз светлое», если быть точной.