Чернокнижник (сборник)

Мы спустились опять в овраг и, когда стали подыматься на противоположную сторону его, я различил на осеребренном скате горы пару коней и телегу с людьми. Она как салазки скатилась вниз и исчезла, словно нырнула в черную тень на дне оврага.

Мы перевалили через гребень и оказались на ровном плоскогорье; чужая телега нагоняла и была всего саженях в двадцати от нас; мой возница затянул вожжи и остановился.

Остановились и ехавшие сзади.

— Дозволь, барин, к землякам сбегать, трубочку прикурить? — сказал он.

— Сбегай! — ответил я, вытягиваясь поудобнее.

Мужичок соскочил с облучка, оставил мне вожжи и пошел к землякам. От нечего делать я обежал глазами небо, бесконечный лес впереди и перевел их на чужую телегу; в ней сидели четверо; возница мой стоял около них и, указывая на меня головой, вел о чем-то вполголоса беседу…

Не отдаю себя отчета почему, но мне вдруг почудилось что-то недоброе: вспомнились разбои, часто происходившие тогда в нашей Орловской губернии и жуткая струйка пробежала по сердцу.

Я достал из кармана свой новый никелированный револьвер, сунул его за борт кителя и насторожился.

Минут через пять мужиченко вернулся, взобрался на свое место и мы затрусили дальше. За нами, медленно нагоняя, двинулись и неизвестные.

Я вынул засверкавший револьвер и, как бы хвастаясь, показал его вознице.

— Смотри, какие штучки теперь делают: шесть человек уложить можно!

Тот встрепенулся и протянул руку.

— А ну-ка, покажь, барин? — произнес он.

— Нет, брат, не дам! — ответил я. — Еще подстрелишь себя, потом ответ за тебя держи!

И я положил револьвер опять за борт кителя. Несколько минут мы ехали в молчании.

— Штучка хороша!.. — проронил возница. — Эх, а трубочка-то моя опять погасла?! — воскликнул он. — Дозволь, барин, прикурить сбегать?

Трубочка его еще дымилась, но я не возражал и наша телега остановилась: стала и следовавшая за нами.

Мужиченко подошел к ней; я не сводил с него глаз и видел, что он нагнулся и что-то шепотом стал говорить сидевшим.

Я каждую секунду ждал нападения и крепко держался рукой за рукоятку револьвера. Но никто с облучка не соскакивал и ко мне вернулся только один мой возница.

— Ну, теперича едем! — решительно заявил он, садясь на свое место и забирая вожжи.

Мы покатили дальше.

Не прошло и десяти минут и следовавшая за нами по пятам телега свернула на первом же перекрестке в сторону и исчезла.

На рассвете, усталого и полусонного, возница доставил меня в какую-то деревушку и далее везти отказался, отговариваясь тем, что не понял меня и что дороги в Шемякино он не знает.

До места довез меня другой крестьянин и только к четырем часам дня, проплутав в общем около восьмидесяти верст, я очутился у тетки.

Почудилось ли мне, вправду ли был какой умысел и сговор между моим ямщиком и догнавшими нас неизвестными — не знаю. Но до сих пор помню эту ночь, жуткое чувство на сердце и осеребренные месяцем, словно дымом окутанные лесные овраги…

Дикий пан

(Рассказ)

Лет за двадцать до великой войны мне довелось посетить приятеля, жившего в имении, верстах в двадцати от Днепровских порогов.

Приехал я к нему ради охоты. Страстный охотник, он давно уже соблазнял меня ею, обещая в письмах нечто необыкновенное. Действительно, — охота оказалась чудесной. Но самое лучшее — поездку к никогда еще не виданным мной порогам — я оставил к концу.

Товарищ хотел ехать со мной, но как раз в ночь на назначенный день у него разболелись зубы, сделалась мигрень, и он остался дома. Я решил ехать один.

— Там, верстах в двенадцати от порогов, есть интересные развалины замка Потоцких, — цедил сквозь зубы товарищ, выйдя на террасу проводить меня и держась рукой за щеку. — Осмотри их; при них живет нечто вроде сторожа… интеллигентный… расскажет… интересно. Только не ночуй — он лунатик. Днем ничего, а ночью находит, говорят, на него… Перепугает еще. Ох, черт, эти зубы!..

Я обещал вернуться к вечеру, простился с приятелем, сел на лошадь и поскакал по указанному мне направлении.

Через три часа я уже стоял на береговых скалах и восхищался картиной. Громадная, синяя масса Днепра беззвучно неслась на бесчисленные торчавшие из воды скалы и с грохотом разбивалась о них: к небу вскидывались столбы и радуги из брызг и пыли. Необозримое пространство казалось клокочущим адом из белых бурунов и пены. Гул и рев стояли невообразимые.

Вверх по синевшей ленте Днепра тянулись леса; на юг отходили степи; с холма глядели величавые развалины.

Постояв на берегу, я поехал к ним. В одичавшем парке я расседлал лошадь, спутал ей ноги и пустил на траву, а сам поднялся на холм и стал осматривать замок.

Одна из стен его лежала во прахе. Часть холма, с ее стороны, была засыпана грудами кирпича и мусора. Вместо дверей и окон смотрели мрачные проломы. Ряд комнат и зал был обнажен упавшей стеной.

Я вошел в боковую, главную залу. Потолка не было. Кругом высились бурые стены; над ними голубело небо.

Осторожно ступая между камнями, я пошел дальше.

Ни звука, ни шороха.

Комната открывалась за комнатой. В нишах одной сохранились на стене силуэты портретов. Еще можно было различить цвета красок и сами изображения дам и рыцарей. Долго стоял я перед ними, силясь угадать и воспроизвести черты лиц их. Много видений прошло передо мной в те минуты!

Местами, где были своды, потолки сохранились. В одном из углов подымалась во второй этаж железная винтовая лестница. Я подошел к ней, заглянул вверх и вздрогнул от неожиданности. Из полумрака отверстия на меня напряженно глядело чье-то бритое лицо с горящими, кошачьими глазами. Встреть я дикую рысь, впечатление получилось бы не большее!

Глаза несколько секунд смотрели на меня неподвижно. Наконец, лицо улыбнулось.

— Это вы, сударь?.. — проговорил старческий голос и по лестнице спустился ко мне невзрачный, худой старичок со впалой грудью и странными изжелта-серыми глазами.

— А я слышу — кто-то ходит. Позвольте представиться: Петр Петрович Онучин, смотритель и управляющий замка!

Я назвал себя.

— Какой управляющий? — подумал я в то же время. — Чем здесь управлять, когда все в развалинах?

Тут только я вспомнил слова приятеля, сказанные мне при прощании. Неприятное, отчасти опасливое чувство шевельнулось во мне.

— Очень рад-с… — говорил старик. — Замок осмотреть приехали? Дивное место-с; многие сюда ездят… Табачок нюхаете?

И он открыл бывшую у него в руке табакерку и протянул ее мне.

Я отказался.

— Просвежает мозги-с… Очень даже приятно!

Старик забрал щепоть табаку и долго, с наслаждением нюхал ее.

— Это имение графов Потоцких…. — продолжал он, спрятав в карман табакерку. — Оно уже больше трехсот лет в ихнем роду. Славный был замок когда-то; много повидал-с! Если угодно, покажу все в подробности?..

Мы пошли по замку.

Старик не пропускал ни малейшего закоулка; он знал — кто и когда жил, в какой комнате, где умер или родился тот или другой из владельцев.

Меня удивило, что он называл все имена графов, живших от Владислава IV и до времен Собесского включительно.

Я спросил его о причине этого.

— А после владельцы не жили здесь!.. — ответил старик.

— Варшава соблазняла их очень. Сюда наезжали только, да и то редко!

В одной из полуобрушенных комнат нижнего этажа, во внутренней стене, чернело отверстие; каменные ступени уходили вниз. Пахнуло холодом и сыростью. Передо мной был ход в подземелье.

— А туда можно?.. — спросил я своего спутника. — Не обвалились еще своды?

— Не ходите-с! — сказал он. — Нехорошо там!..

— В каком смысле нехорошо?.. — спросил я.

— Заблудиться можно… Лабиринт целый-с. И костей много, упокойников. В старину всякое происходило!..

Странно и гулко звучали голоса наши в безмолвном жилище мертвых.

— Что же именно?.. — любопытствовал я.