Арена

— Скажите, Саша, вы верите в существование инопланетян?

Вопрос был неожиданным, но почему-то показался Александру вполне серьезным, а не просто попыткой разрядить обстановку.

— Ну… — медленно протянул Александр, ожидая увидеть на лице Штерна насмешку и не находя ее, — ну, Вселенная большая. Смешно было бы думать, что мы в ней единственные разумные существа. Поэтому, пожалуй, верю. А это важно?

— Не важно, — качнул головой Штерн. — Поскольку, даже если вы не верите, поверить придется. Куда ж вы денетесь с корабля?

— С подводной лодки… — механически поправил его Саша.

— Да, действительно, куда ж вы денетесь с подводной лодки. Я это к тому, Александр Игоревич, что ваша будущая работа будет весьма тесно связана именно с представителями других разумных сообществ…

Потом ему не раз приходилось наблюдать выражение глаз людей, которым он сам сообщал эту новость. Так что было довольно легко представить, как он сам смотрел на Штерна после прозвучавшей фразы. Сначала удивление, затем ирония, плавно перетекающая в глубокое сочувствие неизлечимо психически больному собеседнику.

— Вы ведете программу по поиску внеземных цивилизаций? — осторожно спросил Александр.

Вообще говоря, ко всякого рода уфологам и прочим искателям жизни на Марсе и в его окрестностях он относился довольно равнодушно. Чем бы дитя ни тешилось… Насчет летающих тарелочек у него было свое мнение, которое не могли поколебать ни размытые снимки, ни свидетельства «очевидцев». С его точки зрения, цивилизация, достаточно развитая для преодоления межзвездных расстояний и не желающая вступать в контакт, просто не допустит, чтобы ее присутствие заметили. И уж конечно не будет гонять по земному ночному небу на сияющих шарах — качественный двигатель не должен давать «грязных выхлопов», в том числе и всяких там световых корон и лучей.

— Да какая там программа, — махнул рукой Штерн. — Что их искать, они вас сами найдут.

Почему-то от этого «вас» по спине Александра пробежал холодок. Как-то странно это было сказано… не с большой буквы. И относилось не лично к нему, Александру Игоревичу, а к людям вообще. Но тогда следовало бы сказать «нас», не так ли?

Он хотел уточнить, или рассмеяться, или еще как-то прореагировать, но Штерн сделал короткий жест — странный, незнакомый и при этом однозначно воспринимаемый как просьба помолчать. Генрих Генрихович заговорил, Саше оставалось только слушать и мысленно составлять список вопросов, которые предстоит задать. Список этот рос с невероятной быстротой…

Трошин бросил взгляд сквозь стекло. Пока он гулял по коридорам собственной памяти, Женька расправился с первой тройкой и теперь отбивался от группы киберов класса «четыре». Их было всего двое, но парню приходилось туго — парочка владела оружием ничуть не хуже его. Теперь Малой уже не часто атаковал, практически все его силы уходили на оборону — бессмысленное, в общем-то, занятие: киберы не устают, вымотать их, как живого противника, ему не удастся. Очень плохо! Класс А4 не являлся достаточно сложным ни для самого Александра, ни для Борьки, ни для Стаса. А Евгений явно сдавал. Руки летали уже не с той скоростью, что вначале; бахтерец явно принял на себя пару-тройку ударов; дага валялась на полу, и не похоже было, что Женьке дадут ее поднять. Благородства в таких поединках — шиш с маслом. Ладно, пусть дерется дальше — там видно будет.

… Рассказ Штерна здорово напоминал чистой воды фантастику, и поначалу Саша воспринимал все услышанное довольно скептически.

Вселенная действительно велика, но если вести речь непосредственно о нашей галактике, то ее размеры довольно ограниченны. Ограниченны настолько, что экономические интересы различных рас (а кое-какие из них вышли на межзвездные просторы задолго до того, как первая обезьяна взяла в руки палку и тем самым положила начало долгому и трудному взрослению человечества) постепенно начали пересекаться намного чаще, чем вышеуказанным расам того хотелось бы. А пересечение интересов, особенно экономических, чаще всего требует радикального разрешения… И огромные, десятикилометровые дредноуты иггов, стремительные иглообразные истребители кхаа, похожие на чудовищных размеров медузы, по сути, и являющиеся живыми, боевые станции антиан, многие другие средства оказания давления в разрешении политических споров не раз и не два начинали полосовать друг друга из всех видов бортового вооружения, коего придумана была масса. После того как пара-тройка спорных планет в ходе устранения разногласий превратились в безжизненные шары, покрытые радиоактивным шлаком, было решено искать другие пути передела мира. В противном случае могло оказаться, что делить будет нечего. Эта проблема послужила одной из причин создания Ассамблеи, куда вошли, пусть и не сразу, все до единой расы, сумевшие выйти в космос.

Название расы, которая нашла приемлемый для всех выход из положения, ничего, разумеется, Александру не говорило. Да и было это несущественно — тем более что потом, сотни лет спустя, немало находилось желающих присвоить себе честь рождения идеи создания Арены. Важно другое: почти три тысячи лет со дня принятия всеми цивилизациями галактики правил Арены ни разу не возникло сколь-нибудь существенной войны из-за спорных миров. По другим причинам, разумеется, войны очень даже возникали.

— Позвольте, — прервал Александр рассказ Штерна. — У нас тут многие считают, что цивилизация, вышедшая на межзвездный простор, слишком развита, чтобы вести войны. Или это не так?

— Смешно, молодой человек, — улыбнулся Штерн. — Смешно. Ну чем, по сути, отличается полет к другой звезде от поездки в соседнюю деревню? Только расстоянием и качеством транспорта. А все остальное… У любого общества есть свои интересы. Пересечение этих интересов создает конфликт. Решение конфликта может быть мирным: если обе стороны согласны на уступки, обычно так и бывает. Но достаточно примеров, когда одна из сторон считает себя обиженной и намерена восстановить справедливость, как она ее понимает. А другая сторона с предлагаемой трактовкой справедливости в корне не согласна. Ну, и сами понимаете… Кроме того, все ваши теории строятся на вашем же представлении о всей совокупности мотивов, что движут обществом. А есть немало народов, менталитет которых в принципе отвергает понятие уступок в любом сколько-нибудь спорном вопросе. То есть, с их точки зрения, раз высказав мнение, менять его — низость, и политик, пошедший на такое кощунство, запятнан навеки. Единственным выходом для него будет ритуальное самоубийство… И желательно было бы при этом захватить с собой тех, кто довел его до жизни такой. Я привел вам пример, который вы можете более или менее осмыслить. А бывает и того хуже. Впрочем, это тема отдельной и, поверьте, бесконечной беседы — будет у вас желание, об этом можно поговорить еще не раз, а сейчас, с вашего позволения, я продолжу.