Арена

ГЛАВА 1

— Саша, ты мне можешь ответить на один вопрос? — Леночка перекатилась на живот, демонстрируя мужу соблазнительную линию спинки и того, что уже спиной не называют. — Только честно, ладно?

— Честно-честно?

— Саш, я серьезно.

Александр нахмурился, радуясь, что жена не видит выражения его лица. Да и она, пожалуй, легла именно так не без повода. Видать, тоже не горит желанием смотреть ему в глаза.

— Солнышко, где ты видела честный разговор между супругами? Но ты давай, спрашивай… а я буду очень убедительно врать.

Сейчас он смотрел на идеальные линии ее молодого тела, вызывавшие острую зависть у подавляющего числа его приятелей и еще неизвестно какого количества других мужиков, которых он не имел счастья знать. Когда Леночка шла по улице (хотя в последнее время она делала это все реже и реже), мало находилось таких, кто не обернулся бы ей вслед. А те, что не оборачивались, были либо геями, либо старыми импотентами. Или они просто давно и хорошо знали Леночку.

Она мучительно долго подбирала слова, пытаясь сформулировать вопрос, наверняка неприятный, а Саша в это время думал о том, что его, как ни странно, тело жены давно уже волнует совсем не так, как раньше. Пожалуй, еще год или два назад он испытывал не просто гордость — глупый щенячий восторг от того, что рядом с ним идет женщина, которую половина мужского населения, не задумываясь, назвала бы эталоном красоты. Длиннющие ноги, делавшие ее вполне достойной спутницей двухметрового мужа, волосы, глядя на которые начинаешь верить, что столь навязчиво рекламируемые шампуни и впрямь способны делать чудеса… Губы. Глаза… Если мать-природа подушевней черствости своей дает женщинам, как правило, лишь что-то одно, то тут она явно расщедрилась. Может, праздник какой у нее, природы, был?

И дурой жену никак нельзя было назвать. В меру общительна, начитанна, да и диплом по теормеху просто так не заполучишь — для «просто так» обычно выбирают дипломы попроще. Но Лена была… скучной. Веселые вечеринки, беганье по магазинам в поисках новой шмотки, «занятия» в спортивном клубе, куда дамы появляются не для избавления от лишних «кил», а для демонстрации друг другу нарядов и драгоценностей, страстное желание попасть в Париж… Можно подумать, есть много красивых женщин, чьи интересы радикально выходят за рамки перечисленного… И все-таки временами ему было с ней невыносимо скучно. Даже секс, который еще совсем недавно был для них наиприятнейшим способом убивать время, теперь стал для Саши значить куда меньше.

Сам себе он с готовностью признавался, что не разлюбил жену. Просто их отношения, длящиеся уже шесть лет (с учетом розово-восторженного добрачного периода), постепенно перетекли в другую стадию, лишенную изюминки, романтики… Стоило ли сожалеть об этом? Большинство супругов рано или поздно приходят к такому результату — кто-то смиряется с ним и потом отмечает золотую свадьбу, кто-то бросается во все тяжкие… и очень часто остается у разбитого корыта. Наверное, в глубине души Саша все же относился ко второй категории, потому что бывали моменты, когда пресная семейная жизнь раздражала его до зубовного скрежета. И ужасно хотелось чего-нибудь… необычного.

Хотя о чем это он? Уж чего-чего, а романтики в жизни ему хватало. Даже поделиться с кем-нибудь можно было бы.

— Саш, чем ты занимаешься?

«Оба-на…» — У Александра отвисла челюсть. Вообще-то, он ждал одного из традиционных женских вопросов типа «ты меня любишь?» Вопросов, которые женщина может задавать бесконечное число раз, интересуясь при этом даже не содержанием ответа, а интонациями, чувствами — тем, что можно разглядеть за сухой оболочкой заезженных слов.

— Не понял?

— Ты утром уходишь, приходишь вечером, и я не знаю, что ты делаешь все это время.

— О господи, Ленусик, ты гонишь! — Может быть, нарочитая вульгарность фразы и не вполне подходила для беседы с обнаженной женой в постели, где десять минут назад занимались любовью, но, может, так будет и лучше. — Я ж тебе сто… нет, тысячу раз рассказывал, где я работаю, чем занимаюсь…

— Расскажи еще раз.

Она даже не повернула головы. Это его обеспокоило. Не в привычках Леночки было ограничиваться одной — пусть и весьма привлекательной — позой. Ведь, если повернуться, можно продемонстрировать шикарные золотые волосы и макияж, на который она убила, пожалуй, часа полтора. Но она все так же лежала, упершись взглядом в стенку. Почему-то Александру даже показалось, что жена закусила губу и намерена разреветься. Если так, то дело серьезное.

— Пусик, ты мне что, не веришь? Ленусик, неужели ты думаешь, что кроме тебя у меня…

— Саша, ты можешь не сюсюкать, а просто ответить на вопрос? — Голос жены был лишен даже намека на капризный оттенок. Нет, плакать она явно не собирается.

— О черт, ну сколько можно? Компьютерами я занимаюсь, компьютерами. Сижу за столом, а всякие остолопы звонят и задают идиотские вопросы. Типа: «Тут написано: нажать ny key, а вы мне эту ny key в поставку не включили, я буду жаловаться!..» А я на эти вопросы отвечаю, вот и вся работа. Нормальная, между прочим, работа, фирма приличная, платят, как ты могла заметить, отменно…

— Саша, пригласи меня к себе на работу. — Ее голос был спокоен, хотя могла бы и улыбнуться. На подобные его шутки Леночка всегда улыбалась с готовностью, поскольку предоставлялся великолепный шанс показать зубки. Сейчас она не смеялась, не было даже «минимально допустимого» хмыканья — мол, юмор уловила, можешь продолжать.

— Зачем? — Его голос сразу стал суровым, прямо-таки ледяным. — У нас это не принято.

— Ну, мало ли что где не принято, — пренебрежительно повела она плечами. — Я хочу посмотреть на твой стол, познакомиться с твоим шефом, с коллегами…

— С коллегами ты знакома.

— Я имею в виду тех, с кем ты меня знакомить не считаешь нужным.

— Лену… Лена, пойми, у нас это, как я уже говорил, не принято. Сейчас все помешаны на коммерческой тайне, а Штерн… он же немец! Немцы вообще на правилах сдвинуты. Мы с тобой разговор этот заводим уже не в первый раз. Неужели ты думаешь, что за последние две недели что-то изменилось? У нас жесткий пропускной режим, и кого попало… — тут он подумал, что термин «кого попало» не вполне подходит для жены, тем более явно недовольной, — в смысле — посторонних внутрь не пускают.