Гибель солнца

Дэниел заметил странное выражение в глазах Йеясу. Точно такое же выражение он видел восемьдесят лет назад, когда программисты пытались рассказать о своей работе неспециалисту.

Он сымитировал вздох и извинился.

Через несколько, минут Дэниел растянулся на традиционной японской кровати между двумя мягкими стегаными одеялами, постеленными на свежее татами. Его комната была удобной, красивой, хотя и просто обставленной.

Он положил голову на вышитую подушку и закрыл глаза.

Он знал, что не сможет отключить органы чувств и погрузиться в пустоту, где будет бодрствовать только мысль. Кроме того, он знал, что это не принесет ему покоя й отдыха. Этот путь вел к галлюцинациям и отчаянию.

Прежде чем покинуть Медицинский Остров, он попросил Кимуру встроить в его тело электронный таймер — устройство, которое не только отмеряло время, но и задавало для оставшейся у него часта нервной системы определенный ритм, заменяя отсутствующее сердцебиение и дыхание и заставляя его чувствовать себя частью физического мира, как будто бы ничего не изменилось с тех пору как сломавшийся кран раздавил его одетое в скафандр тело.

Сейчас Дэниел прислушивался к своим внутренним часам. Он имел возможность управлять своими ощущениями и слышать не металлическое тиканье, а глубокие размеренные толчки, подобно биению сердца матери, каким, его ощущает еще не родившийся ребенок.

Его тело было укрыто легким теплым Одеялом. Сквозь удары своих внутренних часов он расслышал тихий звук раздвигающейся ширмы, легкое дыхание, негромкие шлепки сабо о татами, а затем опять звук сдвигающейся ширмы.

Дэниел слегка повернул голову и открыл глаза в темноте он различил контуры приближающейся к его кровати стройной фигуры в богатой одежде. Женщина опустилась на колени рядом с ним.

— Китаяма-сан.

Он сел.

— В чем дело?

— Господин Хасегава послал меня, потому что я говорю по-английски. Немногие на Хоккайдо знают иностранные языки.

Дэниел усмехнулся.

— Меня зовут Кодаи-но-кими.

— А зачем господин Хасегава послал вас ко мне?

Она отвернулась. Дэниел не мое сказать, было эта смущением или кокетством.

Лорд Хасегава подумал, что лорду Китаяме будет одиноко ночью. Дань гостеприимства по отношению к старейшине.

Дэниел моргнул. Кодаи-но-кими была стройной, изящной, черноволосой женщиной. На этом ее сходство с Мари-Элейн заканчивалось, но, тем не менее, он смутился. По обычным меркам он уже несколько десятилетий был вдовцом, но ему казалось, что он виделся с женой всего несколько месяцев назад.

Он должен вернуться в Сан-Франциско, пройти по улицам, где Он гулял несколько месяцев — или десятилетий — назад. Он должен увидеть свой дом, посетить могилы жены и сына, примириться со случившимся.

Дэниел вдруг осознал, что почти ничего не знает о состоянии дел на Земле. С момента своего пробуждения он был занят только собой. Но мир не стоял на месте все эти восемьдесят лет, пока он пребывал в замороженном состоянии.

Что сейчас происходит на Земле? Сохранился ли его дом, или он вернется в Сан-Франциско и окажется в совершенно незнакомом месте? Он был новым Рипом ван Винклем, только его сон длился в четыре, раза дольше!

Он взглянул вниз. Кодаи-но-кими коснулась его. Ее легкие ладони двигались с робкой грацией и легкостью двух голубей.

Он отвернул лежавшее поверх него одеяло и подвинулся, приглашая ее лечь рядом с ним.

— Вы прекрасны, — сказал он. — Я надеюсь, что…

Она повернулась и вопросительно посмотрела на него.

— Я надеюсь, что это вас не унижает.

Женщина улыбнулась.

— Нам рассказывали, что в древней Японии мастерство гейши считалось, настоящим искусством и достижения в нем высоко ценились. Если бы мой хозяин господин Хасегава не питал КО мне большого уважения, он никогда бы не унизил своего деда, посылая меня сюда.

На мгновение он забыл все свои страхи и погладил ее по волосам. В отличие от остальных женщин в доме внука, носивших сложные прически, волосы Кодаи-но-кими были распущены, Они обрамляли ее лицо и касались плеч, блестящие, черные, отражающие слабый свет, откуда-то проникавший в комнату.

Под пальцами Дэниела ее волосы казались мягкими и живыми.

Легкие руки Кодаи-но-кими распахнули Кимоно Дэниела, и она прижалась щекой к его груди. Он подумал о том, каким она ощущает его искусственное тело, считает, ли она фальшивую плоть и скрывающиеся под ней механизмы телом настоящего мужчины, или понимает, что это всего лишь обманчивая видимость.

В то же самое время он чувствовал на своей коже ее дыхание, теплое и влажное. Врачи снабдили его великолепной копией человеческого тела. На груди даже были вьющиеся волосы, такие же редкие, как и на его настоящем теле. У поверхности кожи располагались датчики, позволявшие ему испытывать такие же по крайней мере, очень похожие — ощущения, как если бы дыхание Кодаи-но-кими действительно шевелило волосы на его груди.

Его рука скользнула к ней под кимоно. Она не протестовала, а наоборот, даже слегка повернулась, чтобы ему было удобнее.

Он удивился, коснувшись ее спины. Кожа женщины была тёплой, мягкой и шелковистой. Почему это удивило его? Он не испытал новых чувств, каких не знал раньше. У него не было причин думать, что женщины изменились за эти восемьдесят лет. Ощущение трепещущего под его ладонью тела Кодаи-но-кими отличалось от его воспоминаний о теле Мари-Элейн так, как отличается кожа двух молодых стройных женщин. Не более того.

Дэниел коснулся рукой лица Кодаи-но-кими, легко провел пальцами по ее лбу, закрытым глазам, носу, теплым и влажным губам. Он почувствовал, как она игриво куснула его, провела кончиком языка вдоль его пальца.

Он крепко прижал ее к себе, впервые в своей новой жизни почувствовав сексуальное возбуждение. Она опустила руки, чтобы развязать пояс его кимоно. Дэниел обнимал ее за плечи. Внезапно он подумал о том, чем же могут закончиться их любовные объятия. Он почувствовал, как его пробирает холодная дрожь, заменяющая в его новом теле чувство тошноты.

Доставят ли они, Дэниел и Кодаи-но-кими, друг другу высшее наслаждение? А если он и испытает оргазм, то вместо семени из него извергнется машинное масло?

У него затряслись руки, и он почувствовал, что возбуждение его внезапно пропало.

Китояма-сан? — прошептала Кодаи-но-кими — Ложитесь на спину, мой господин. Вы совершили далекое путешествие, и у вас был трудный день. Позвольте мне доставить вам удовольствие. Мне будет приятно принести вам радость.

Что он мог сказать ей? Что она подумает? Мог ли он объяснить, кто он? Что результатом его любви может быть машинное масло? Что он — робот, ожившая статуя, искусно, сделанный механизм?

Внезапно он сделался холоден как лед.

— Уходи, Кодаи-но-кими, пожалуйста! Это не твоя вина… Я… но я не должен…

— Господин! — она опустилась на колени рядом с кроватью и протянула к нему руки.

— Уходи. Ты не представляешь себе, что делаешь. Если, увидишь Хасегаву, передай, что утром мне нужно с ним поговорить. Я должен немедленно покинуть Хоккайдо!

Страдая, он смотрел, как она запахнула кимоно, надела на ноги сандалии и встала.

— Мне очень жаль, Китаяма-сан, — она направилась к двери.

— Ты не… — попытался было объяснить он, но вдруг понял, что сказать ему нечего.

Он отвернулся и не отводил взгляд от противоположной стены, пока не услышал звук задвигающейся за женщиной ширмы.

Дэниел поправил кимоно, набросил на себя одеяло и откинул голову на подушки.

Он принялся проверять функционирование своего тела, а затем отключил как можно больше органов чувств. Наконец, оставив только минимальную связь с внешним миром, чтобы не потерять ориентацию и не оказаться во власти галлюцинаций, он погрузился в сон.

Это был первый сон за пределами Медицинского Острова с его мониторами и впрыскиваемыми лекарствами. Уже перед тем как заснуть, он задался вопросом, будет ли он видеть сны? Будет ли его мозг во время сна сортировать события и впечатления? Сможет ли он внести исправления в заложенные в его мозг программы или окажется ввергнутым в хаос?