Ставки сделаны

Некоторое время Марк молчал, обдумывая услышанное.

Еще один повод усомниться в ее нормальности? Ну кто, будучи в здравом уме и трезвой памяти, сядет в машину, зная, что ее салон стал гробом для другого, к тому же близкого, человека? Наверняка было много крови… Он очень живо представил себе забрызганные красным сиденья, потом – высохшие бурые пятна, которые с традиционной немецкой тщательностью смывают щелочными составами работники завода Porsche AEG, втайне покручивающие у виска пальцами при упоминании об «этой сумасшедшей русской». Интересно, что ею двигало? Что она испытывала, садясь за руль этого автомобиля?

Впрочем, вряд ли она была действительно безумна. Скорее – просто эксцентрична. Во всем остальном ее действия подчинялись железной логике. Даже сексом она любила заниматься, будучи сверху. И следовало отметить, делала это превосходно. Этой ночью Марку оставалось только расслабиться и получать удовольствие.

– Хочешь кофе? – спросила Виктория. – У меня есть настоящий.

– Что значит «настоящий»? – спросил Марк.

– То и значит, – промурлыкала она ему в самое ухо. – Не та коричневая пыль, которую здесь выдают за арабику, а тот самый кофе, что варят жители Анд, когда им нужно долго не спать, охраняя свои селения.

С этими словами Виктория подняла голову с его плеча, отстранилась, собрала руками волосы в узел на затылке и нагишом отправилась на кухню.

– Иди за мной, – крикнула она уже из коридора. – И сигареты возьми.

Потом он сидел на белом кожаном диване в кухне, блестевшей так, словно ее выставили для обозрения в мебельном павильоне. В центре просторного помещения стояли стол и четыре стула в стиле хай-тек – четырехгранные металлические ножки, обесцвеченный дуб, полное отсутствие декора. Над столом, на толстой черной цепи, висел кованый чугунный подсвечник с оплывшими огарками толстых разноцветных свечей.

Диван, в котором обосновался Марк, стоял напротив огромного окна, также выходившего на солнечную сторону. Жалюзи были открыты. Он курил, стряхивая пепел в пепельницу, сделанную в виде унитаза, и умиротворенно наблюдал за манипуляциями Виктории. По-мужски зажав в зубах тонкую сигарету, она колдовала над туркой, то подбрасывая туда щепотку чего-то черного, словно сажа, из небольшого кожаного мешочка с неразборчиво отпечатанной пиктограммой, то помешивая ее содержимое металлической ложечкой. Когда столбик пепла на кончике сигареты угрожающе повисал, готовый упасть прямо в поспевающий кофе, Виктория в последний момент делала резкое движение головой в сторону мойки, и пепел улетал туда. Каждый раз, глядя это, Марк не мог удержать улыбку.

На то, чтобы приготовить «настоящий» кофе, ей понадобилось почти пятнадцать минут. За это время Эрдман успел выкурить две сигареты и отшутиться на вопрос о том, как он оказался в одних трусах посреди дороги. Виктория не настаивала: видимо, не слишком-то и рассчитывала на немедленный ответ.

Интересно, за кого она меня принимает, подумал Марк, когда девушка взяла из шкафа две крошечные чашечки, чтобы налить кофе. Он даже чуть было не спросил ее об этом, но не успел.

– Готово, – объявила она, поставив перед Марком поднос с чашечками, двумя высокими стаканами, в которых была негазированная минеральная вода, и плетеной корзинкой с круассанами. – Не самое безупречное сочетание, пожалуй…

Если хочешь чего-нибудь посущественнее, не стесняйся – я приготовлю.

Марк покачал головой.

– Никогда не делал из еды культа. Но если проголодаюсь – попрошу отвезти меня в ресторан.

Виктория улыбнулась.

– Нет проблем. В пределах города – десять рублей за километр.

– С таким такси, как у тебя, могла бы и больше запросить, – он тоже улыбнулся и заглянул в свою чашку. – Слушай, а почему это настоящего кофе так мало?

И в без того крошечной посуде кофе был только на самом донышке – угольно-черный и густой.

– Его не мало, – она покачала головой. – Его в самый раз. Ты пей, пей.

– А он с сахаром? – не унимался Марк.

Виктория шутливо нахмурилась.

– За кого ты меня принимаешь? Нет конечно. У него, как и у хорошего вина, есть свой букет, который нельзя портить. Пей.

Он взял чашечку двумя пальцами и поднес к губам. Сделал небольшой глоток.

Кофе действительно оказался вязким, словно подстывший кисель. С той лишь разницей, что он-то был как раз очень горячий. Марку показалось, что он проглотил концентрированный раствор молотого перца. Однако огонь, обжегший горло, тут же сменился ледяной волной, которая окатила его затылок. Ощущение было такое, словно из его черепной коробки разом вымыло все ненужное и неприятное.

Это было настолько непривычно, что на мгновение у Марка закружилась голова. В следующую секунду он почувствовал во всем теле необычайную легкость и, поставив чашку на стол, непроизвольно схватился обеими руками за края стула, на котором сидел.

Виктория тоже сделала глоток и теперь внимательно следила за Марком.

– Какие-нибудь грибы? – первым делом предположил он, когда к нему вернулся дар речи. – Или химия? Угадал?

– Это кофе, – мягко повторила она, словно учительница, объясняющая урок нерадивому ученику. – Всего лишь кофе.

Разумеется, его тоже можно считать наркотиком.

Марк кивнул – дескать, верю – и допил то, что еще оставалось в чашке. Эффект был аналогичным, но уже не таким ярким.

– А можно мне еще кофе? Настоящего? – попросил он, поставив чашку на поднос.

– Нельзя, – покачала головой Виктория.

– Почему?

– Это тебя убьет, – без улыбки ответила девушка. – Той дозы, которую ты сейчас получил, вполне хватает на сутки. Для твоего непривыкшего организма это заряд бодрости дня на два. Если повторить прямо сейчас, наступит нервное истощение, сердечная недостаточность и нечто вроде комы.

Поэтому пить настоящий кофе литрами, как «чибо», «нестле» или «якобс», – верная смерть.

Хмыкнув, Марк показал ей большой палец.

– Супер, – ему казалось, что сейчас достаточно одного неосторожного движения – и он взлетит. – А где ты взяла этот замечательный напиток?

– Я же говорила, что у горцев. Тех, которые живут в Андах.