Филолог

Потерпев фиаско со строительством дома, Верис взялся за дело всерьёз, а для этого вновь потребовался жетон.

По переходам Транспортного центра Верис шёл, не замечая перемен, которые произошли за последние два дня. Прежде полированные стены — густо исцарапаны, вечная мебель в пустых залах — изломана. Однако признаки разрушения проходили мимо сознания, занятого куда более важными проблемами.

В словаре иностранных слов (слов иных и странных) написано, что фиаско (или фиаска) — двухлитровая стеклянная бутыль, но также и неуспех, неудача, провал. Вряд ли это омонимы, для странных слов омонимия не характерна. К тому же, совсем недавно Верис разыскал посвящённый этому слову анекдот, то есть — рассказ о реальном событии, живописующий нравы. Действие анекдота происходило в недавние времена, когда люди уже не имели дела и ждали, что кто-нибудь начнёт их развлекать. Жил в ту пору некий паяц — человек, профессионально развлекающий других. Однажды он вышел на арену с фиаской в руках, объявил, что сейчас залезет в неё, и принялся представлять, как это можно сделать. Однако пантомима успеха не имела, никто не смеялся. Следовало смириться с неудачей и поскорей уйти, но клоун начал упорствовать и продолжал лезть в бутылку. Выступление закончилось крахом, а язык обогатился двумя идиоматическими выражениями: «потерпеть фиаско» и «лезть в бутылку».

Историю эту часть исследователей упорно связывает с гипотетическим существованием некоего итальянского языка. Мол, и фиаско, и паяц — слова итальянские. На самом деле, прилагательное «итальянский» означает — принадлежащий Талии — музе комедии. Отдельного итальянского языка никогда не было, это часть русского языка, куда входят музыкальные и комедийные термины.

Проблема стеклянной бутылки фиаски, как театрального термина достаточно интересна, Верис шагал, глубоко задумавшись, и лишь, зайдя в библиотеку, остановился, поражённый царящим разгромом.

Из-за ближайшего стеллажа выскочил невиданный прежде человек. Хотя, человек ли то был? Руки с огромными когтями, в пасти (ртом это назвать невозможно) — острейшие клыки. Больше всего он напоминал дьявола со старинной гравюры, видимо, в стародавние времена мода тоже выкидывала удивительные фортели, заставляя людей отращивать себе рога и копыта.

— Руки — чтобы рушить! — возопил незнакомец, — а пехи — чтобы пхать!

Он пхнул разом покосившийся стеллаж, выхватил из потока рушащихся книг первую попавшуюся, рванул когтями. Сверхпрочный пластик выдержал рывок. Ряженый дьявол зарычал, вцепился в книгу зубами и рванул вторично, разодрав все листы разом.

В иной ситуации Верис не преминул бы отметить, что разодрать можно только разом, в два приёма можно двинуть, а в четыре — четвертовать. Но сейчас он лишь спросил:

— Зачем?

— А зубы, чтобы зубрить, — сообщил варвар.

Только теперь Верис сообразил, что это его недавняя лекция послужила толчком к вакханалии разрушения. Всё-таки, филология — могучая сила, но нам и впрямь не дано предугадать, чем наше слово отзовётся.

Верис не стал рассказывать Аните о событиях, невольным виновником которых он стал, сказал лишь:

— Если очень постараться, то порвать книгу можно. Я такое видал. Только я не знал, что это книга, и не стал вмешиваться.

— А в результате, целых книг почти не осталось, — в словах Аниты заметно ощущалась горечь, — всё больше — отдельные листы. Вот и эта сказка обрывается на полуслове. Попросил старик у рыбки новую избу, а чем дело кончилось — никто не знает.

— Я знаю. Я эту сказку с детства наизусть помню.

— Правда? А рассказать можешь? Ты будешь рассказывать, а я — записывать.

— А потом кто-нибудь пройдёт и затопчет всю сказку.

— Так я не на земле буду писать, а на куске кожи. Вороньим пером. Конечно, получится не настоящая книга, но, всё-таки, немножко подержится. Знаешь, как говорят: «Что написано пером, не вырубишь топором».

— Знаю, — сказал Верис, — только прежде я толковал эту пословицу самым ошибочным образом. А сказка — вот она:

Как можно найти человека, если он не хочет, чтобы его нашли?

Поначалу Верис полагал, что достаточно избавиться от жетона, — и дело сделано, с ним будет невозможно связаться обычным образом. Ищи потеряшку среди миллиардов людей на триллионах галактик. Однако, оказалось, что можно, воспользовавшись службой спасения, за несколько минут найти человека, лишённого обычных средств связи.

Значит, предстояло избавиться от опеки службы, о существовании которой Верис как бы знал, но не придавал ей никакого значения.

Вроде бы хорошее слово опека, тем не менее, исконное значение выявляет истинный его смысл. «Опекать» — печь аккуратно, следя, чтобы продукт не подгорел и пропекался равномерно со всех сторон. Первым известным из мифологии опекуном была баба-Яга, пытавшаяся засунуть Ивашку в печь.

Неудивительно, что самый толерантный человек рано или поздно старается от опеки избавиться.

Чтобы обмануть программу, прежде всего надо узнать, как она действует. Верис пошёл привычным путём, взявшись за историю вопроса.

Служба спасения создана в те времена, когда собственная система безопасности ещё не существовала, либо была настолько примитивной, что не могла гарантировать комфортное существование человека в любых, самых непредсказуемых ситуациях.

Какие опасности могли угрожать дикарям, не умеющим путешествовать среди звёзд? Достаточно произнести слово «опасность» медленно и вдумчиво, чтобы язык сам собой выговорил: «опастность». Хищная звериная пасть — единственная угроза жизни человека в ту эпоху. Должно быть, первые системы безопасности создавали слабенькое силовое поле, предохраняющее охотника на мамонтов от зубов махайродов, гиенодонтов и иной вымершей фауны. Разумеется, подобное убожество не устраивало людей, вырвавшихся на просторы вселенной, но сразу создать систему, способную адекватно реагировать на неизвестные угрозы, люди не умели. Тогда и была создана служба спасения, аккумулировавшая невиданные по тем временам мощности. Собственной системе безопасности, попавшей в тяжкое положение, достаточно было послать сигнал бедствия и продержаться несколько секунд, после чего на помощь приходила вся мощь повзрослевшего человечества.

А если собственная система была сметена прежде, чем успевала попросить помощи, службу спасения мог вызвать любой человек, узнавший о катастрофе или заподозривший её возможность. Тогда служба спасения осуществляла сканирование пространства в поисках остатков разрушенной системы безопасности, и непременно их находила, поскольку бесследно ничто не исчезает, даже оказавшись в центре сверхновой. На внепространственное сканирование обитаемой вселенной уходило несколько секунд времени и количество энергии, достаточное, чтобы эту сверхновую пригасить.

Главное, что выяснил Верис в результате своих изысканий, что служба спасения ищет не человека, которого практически невозможно найти, а автономную систему безопасности.

Парадокс: достаточно стать уязвимым для внешнего воздействия, и тебя никто не станет спасать.

«Уязвимый» — тот, на ком образуются язвы. А если в душе — сплошная язва, стоит ли заботиться о неуязвимости тела?

С лёгкой душой Верис отдал приказ об отключении собственной системы безопасности — и получил отказ. Транспортный центр является зоной повышенного риска, система безопасности отключена быть не может.

Вновь и вновь Верис повторял свои попытки. В зонах отдыха и на планетах, где спокон века жили десятки тысяч людей. Всюду следовал отказ: космос — не то место, где хрупкий человеческий организм может чувствовать себя в безопасности. А вдруг споткнёшься, а вдруг оцарапаешься, а вдруг нырнёшь в тёплое ласковое море и забудешь вынырнуть? Сто миллионов бед поджидает человека, вздумавшего разорвать невидимую связь со службой спасения. Программа лучше знает, как следует жить. И потому — отказ.