Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 47 из 77

Все было ясно. Он, по всей видимости, был последним, кому об этом сообщили. До него эта информация обежала всех, кого она могла заинтересовать, и никто не рискнул выложить приличные деньги за вещь, которую ищут все до единого псковские менты, а скоро, наверное, начнут искать и московские. А он – бизнесмен, капиталист, эксплуататор, выскочка, почти наверняка вчерашний бандит – вот он и есть тот самый, кому заниматься скупкой краденого сам бог велел.

То обстоятельство, что Александр Иванович Телешев был вполне приличным и где-то даже порядочным человеком, вовсе не означает, что за спиной под пиджаком он носил хоть что-то похожее на крылышки. Ничуть не бывало! Говорят, в бизнесе друзей нет; кого там еще не водится, так это ангелов. По пути к своему нынешнему положению Телешев прошел огонь, воду и медные трубы и был готов повторить этот путь в любой момент – не потому, что его так уж тянуло на подвиги или, боже упаси, на самопожертвование (ради денег, что ли?.. еще чего!), а просто потому, что такая готовность необходима российскому бизнесмену для того, чтобы выжить. Это во-первых.

А во-вторых, нельзя сказать, чтобы пренебрежительное отношение к нему господ коллекционеров Александра Ивановича не взбесило. Взбесило, да еще как! Правда, демонстрировать свое бешенство собеседнику он не стал, решив, что еще успеет свести счеты и с ним, и со всеми остальными. Просто осведомился небрежно, как выйти на этого псковского барыгу, обещал подумать и ушел. И даже дверью не хлопнул, что характерно.

Предложение, по правде говоря, было заманчивое, особенно для него – не просто коллекционера, а бизнесмена, человека предприимчивого и рискового. Ну краденый... Пол-России, пол-Москвы, черт ее подери, разъезжает на угнанных в Европе тачках и треплется по краденым мобильным телефонам. И что у них от этого – голова болит? живот пучит? Да ничего подобного! А попадутся – ответ один: ничего не знаю, я – добросовестный покупатель, закон, ребята, на моей стороне. Хотя, конечно, энклапион двенадцатого века – это вам не мобильник и даже не годовалый "мерин". С того момента, как археологи его нашли, он – собственность государства. А государство за свою собственность любому глотку перегрызет, особенно частнику. Как минимум, отнимут цацку.

"Ну и черт с ней, – подумал он тогда. – Ну, и отнимут. Невелика потеря, если разобраться. А может, и обойдется. Где наша не пропадала? Зато потом, когда пыль как-нибудь уляжется, все эти умники, эти так называемые коллекционеры, локти себе будут от зависти кусать: ах, как же это мы такой случай упустили?! Ведь уникальная же вещь, и почти даром!"

Что до всего этого бреда по поводу чаши Святого Грааля, то в него Александр Иванович, естественно, не поверил ни на минуту. Однако, сам будучи записным шутником и мастером розыгрыша, не мог не отдать должное чьей-то удачной выдумке. Он не был знаком с аспирантом Геной Быковым, но мгновенно угадал в человеке, подкинувшем (явно экспромтом, что наиболее ценно) дураку корреспонденту эту идею, родственную душу. Идея сама по себе была хороша, а уж исполнение оказалось таково, что над той нашумевшей статьей Дубова Телешев хохотал буквально до слез.

И вот теперь тот самый энклапион продается. Продается за бесценок, потому что краденый, и все об этом знают. Знают и в нерешительности грызут ногти: и хочется, и колется, и мама не велит. В смысле, не мама, конечно, а милиция, но это уже не существенно. А существенно то, что такая ситуация долго не продержится: либо у кого-то из конкурентов жадность возьмет верх над осторожностью, либо цацка каким-то манером через перекупщиков уйдет за границу, либо, если продать ее окажется трудно, местный барыга окончательно струсит и пустит ее в переплавку, а потом впарит металл какому-нибудь стоматологу или ювелиру.

Александр Иванович позвонил в Псков, а потом сел в машину и смотался туда сам. Пара пустяков, за день обернулся.





И именно в Пскове, уже садясь за руль, чтобы ехать домой, он опять подумал, что та шутка насчет Святого Грааля была, ей-богу, хороша. Она заслуживала развития и продолжения.

Денег у него было не так чтобы очень уж много – прямо скажем, не олигарх, – но их с избытком хватало на любой каприз. Такой, например, как квартира в центре Праги, в двух шагах от Карлова моста, куда он не заглядывал, дай бог памяти, уже года четыре. В Праге ему было скучно – не хватало бурления бестолковой, странной, суетной, а зачастую и небезопасной московской жизни. А его моторная морская яхта уже который год стояла на приколе в сочинском яхт-клубе – он давно собирался ее продать, но как-то все время забывал. И вот теперь, купив энклапион, он решил приобрести заодно и журналиста, который придал бы его покупке настоящий блеск – такой, чтоб все кругом ломали голову, пытаясь понять, что тут правда, а что ложь, а сам Телешев, слушая эти пересуды, чтобы внутренне покатывался со смеху. Мистифицировать всю Москву, не говоря уж о провинции, – чем не развлечение?! Ведь даже среди этих так называемых серьезных коллекционеров обязательно найдется пара-тройка человек, которые поверят в эту чушь – не сразу, конечно, не после первой публикации, но поверят непременно. Потому что человек слаб и склонен верить всему, что ему говорят, а особенно – о чем пишут в газетах. Он может бравировать своим скептицизмом, орать на всех углах, что не верит никому и ничему, но, если упорно, изо в дня день, капать ему на мозги, против собственной воли поверит. Пускай не каждый, но восемь из десяти поверят. Пусть даже пять из десяти или хотя бы двое из сотни. Народу-то в Москве сколько, а? Так, между прочим, во все времена работала и продолжает работать по сей день любая пропаганда, будь то реклама нижнего белья, уроки закона божьего в начальной школе, бредовые речи коммунистов или поиски якобы зарытого в песках Ирака ядерного оружия. Внушить людям можно любую ересь, надо только заниматься этим регулярно и с умным видом...

Купить этого дурака Дубова оказалось едва ли не легче, чем энклапион. Телешев без проблем разузнал его электронный адрес, связался с журналистом по Интернету и сделал предложение, которое Дубов принял и сразу же приступил к работе. Он вкалывал, как целая бригада журналистов. Кадр оказался ценный – работал за десятерых, получал, как один садовник-молдаванин у не шибко зажиточного хозяина, и, судя по всему, был очень всем этим доволен. Редакторы, сволочи, обходились Телешеву куда дороже, но с этим, увы, приходилось мириться. За размещение материалов, носящих рекламный характер, эти чертовы рвачи всегда дерут втридорога.

Да, реклама... Александр Иванович и сам сообразил, что затеял именно рекламную кампанию, далеко не сразу – примерно после того, как прочел две или три написанных Дубовым по его заказу статьи. "А парень-то прирожденный рекламщик, – помнится, подумал он тогда. – Напор, богатая фантазия... Такой действительно может продать змеям ботинки!"

Вот тут-то его и царапнула эта мыслишка: а не продать ли энклапион в самом деле от греха подальше? С такой рекламой бабки можно взять очень приличные, да и от краденой цацки лучше все-таки избавиться... Ну что она, в самом-то деле, лежит в бельевом шкафу, замотанная в старые носки? Тоже мне, экспонат, жемчужина коллекции. Шутка уже затянулась и перестала быть смешной. Милиция тоже в школу ходила, а следовательно, читать с грехом пополам умеет. Еще немного и менты начнут всерьез шерстить московских коллекционеров. И кто-нибудь из этих ископаемых непременно ткнет пальцем в Телешева: да вот, Александр Иваныча спросите, он же этот ваш энклапион, по-моему, и купил. Собирался, во всяком случае. Тот самый сморчок и стукнет, который его на эту цацку навел...

Решение избавиться от энклапиона уже созрело. Теперь его оставалось только реализовать таким же сознательным, волевым актом, каким было когда-то утверждено решение стать коллекционером, а еще раньше – заняться бизнесом, чтобы кучей свалить к ногам жены все, что ей требовалось, – на, подавись, любимая. Хлебая прямо из пятилитровой кастрюли разогретый борщ, Телешев пытался мысленно решить другую проблему: как ему оповестить потенциальных покупателей о том, что энклапион у него, не оказавшись при этом в поле зрения милиции, а то и, чего доброго, родимой ФСБ?