Личный досмотр

— Поздно, Антон Антонович, — негромко сказал Подберезский.

— Поздно... — повторил адвокат с таким видом, словно только что подтвердились его самые мрачные прогнозы. — Поздно. Поздно-поздно-поздно... И теперь, конечно, либо грудь в крестах, либо голова в кустах.

— В целом верно, — осторожно сказал Комбат, которому очень не понравился тон адвоката.

— Хорошо. — Антон Антонович горестно покивал, всем своим видом показывая, что на самом деле ничего хорошего во всем этом нет и быть не может. — Ну а ко мне-то вы зачем пришли? Я, знаете ли, не кавалерист, а адвокат. Меня даже в армию не взяли — из-за зрения. Вам в милицию надо. Впрочем, о чем это я... Милицию вы оскорбили действием. Так ей и надо, конечно, но... И с чекистами вы, насколько я понимаю, подрались... Честно говоря, я не вижу никакого выхода из сложившейся ситуации — ни для вас, ни для себя.

— А вы-то здесь при чем? — грубовато спросил Комбат.

Все было ясно, и продолжение этого разговора казалось ему бессмысленным.

— Молодой человек, — не без яда сказал толстяк, — я вижу, что активно вам не нравлюсь, но дела это не меняет: в этом кейсе — смерть для каждого, кто с ним хоть как-то соприкасается. А вы притащили его ко мне в контору и спрашиваете, чем я недоволен. Мы с вами уже умерли, все трое, и наш разговор — не более чем иллюзия, мимолетный сон освобожденного от пут материи сознания...

— Да вы поэт, Антон Антонович, — заметил Подберезский.

— Я труп, — отрезал адвокат, — а вы — два донкихотствующих идиота. Я понимаю, что армейская служба способствует становлению мужского характера и сильно укрепляет кости черепа, но бывают стены, которые не проломить никакой головой, будь она хоть сплошь костяной, хоть чугунной.

— А в обход? — спросил Подберезский. — Вы же специалист, это ваша работа — искать обходные пути.

Если вас волнуют вопросы оплаты...

— Да! — неожиданно выкрикнул толстяк. — Волнуют! Меня волнует, например, такой вопрос, имеющий отношение к оплате: зачем покойнику деньги? Или вот еще: как один покойник может оплатить юридические услуги другому покойнику? И давайте постараемся впредь обходиться без личных оскорблений, — начиная остывать, закончил он.

— Что ж, — вставая, сказал Подберезский, — извините, что отняли у вас столько времени...

— Сядьте, мальчишка, — резко приказал толстяк, и Подберезский послушно сел. Комбат удивленно шевельнул бровями. — Еще раз повторяю: вы отняли у меня не время, а жизнь. Теперь надо подумать, как мне эту жизнь вернуть...

— О, — сказал Комбат, — это я понимаю.

— Закройте рот, — немедленно среагировал ядовитый толстяк, — ворона залетит.

— Гм, — сказал Борис Иванович.

— И не мычите, вы не на плацу!

Комбат усмехнулся в усы и промолчал, но его усилия пошли прахом.

— И нечего скалиться, как чучело рыси в зоологическом музее! — нанес последний удар Антон Антонович и вдруг улыбнулся. — С детства мечтал стать офицером, — неожиданно признался он. — Командный голос отрабатывал... Правда, получается?

— В общем, да, — неуверенно сказал Борис Иванович. — Только у вас какое-то превратное представление о.., гм.., о командах. И вообще об армии, если уж на то пошло.

— Ну-ну, командир, — вступился за адвоката Андрей. — Ты просто себя не слышал. Во время утреннего развода, например, а особенно тогда, когда в казарме дольше трех дней сидеть приходилось.

— Стоп, — вскинул обе руки ладонями вперед адвокат. — Не надо армейских воспоминаний, иначе вы сейчас побежите за бутылкой, а потом возьмете штурмом Кремль и провозгласите Российскую Дембельскую Республику, она же царство добра и справедливости...

Дайте мне немного подумать.

Он закатил глаза к потолку, потом вовсе закрыл, сцепил пальцы рук на объемистом животе и стал думать.

Воспользовавшись этим, Комбат кивнул в его сторону и сделал уважительное лицо, и Подберезский энергично закивал в ответ: будь спок! Через пару минут, когда Антон Антонович все еще возлежал на спинке кресла с закрытыми глазами и соединенными в замок на округлом, туго обтянутом белой рубашкой животе руками, Борис Иванович начал беспокоиться: а не заснул ли ненароком хваленый адвокат Подберезского? В тот самый миг, когда волнение Комбата достигло апогея, Антон Антонович открыл глаза, расцепил руки и сел прямо.

— Что ж, — сказал он, — я все хорошенько обдумал, Он снова помолчал, опять сцепил руки в замок и вертя большими пальцами.

— Чертова Испания, — неожиданно сказал он. — Надо же, как не вовремя все получилось... Тремя бы днями раньше, пока все это еще не набрало обороты... — Он махнул рукой и подался вперед, поставив локти на черную крышку стола. — Значит, так. Все эти ваши побоища, все эти ваши оскорбления действием — чушь и ерунда на постном масле. Главное — портфель. Честно говоря, меня несколько удивляет тот факт, что вы оба до сих пор живы.

— Сами удивляемся, — с виноватым видом ввернул Комбат, не любивший долгих хождений вокруг да около. — Как проснемся, пересчитаем друг дружку, так и удивимся.

— Один из героев этого вашего, с позволения сказать, фильма — генерал-полковник Шаров, мужчина очень серьезный и широко известный в определенных кругах, — как ни в чем ни бывало продолжал Антон Антонович, проигнорировав реплику Комбата. — Основная сложность заключается в том, что все его связи неизвестны, пожалуй, никому, кроме него самого.

То есть можно с уверенностью утверждать, что он активно вращается в верхах и знает там буквально всех; встречается, беседует, выпивает, решает какие-то служебные и внеслужебные дела... То есть знаком он со всеми, вопрос только в том, какова, так сказать, степень этого знакомства.

— Ну и что? — спросил Борис Иванович.

— Говоря простым языком, — с прежними ядовитыми нотками в голосе пояснил адвокат, — совершенно непонятно, к кому в этой ситуации обратиться. Как угадать, кто из высших чинов ФСБ даст этой информации ход, а кто прямо побежит к Шарову? Чем чреват этот последний вариант, вы, надеюсь, понимаете.

— А если попробовать снизу? — осторожно предложил Подберезский.

— Такая информация все равно пойдет наверх, прежде чем кто-то станет что-то делать, — ответил адвокат. — Причем мы с вами уже не будем знать, каким же путем она идет и на каком из этапов этого движения произойдет утечка.., фатальная утечка, если можно так выразиться. И потом — время. Ведь груз, насколько я понимаю, прибывает в Москву сегодня?