Число власти

Глава 14

Крыша высокого кирпичного дома красиво подсвечивалась галогенными прожекторами. Еще два таких прожектора слепящими пятнами голубоватого света сияли по обе стороны глухих железных ворот, ярко освещая асфальтированную дорожку и ровно подстриженный газон.

Они остановились у самой границы светового круга, и дальше брат Николай пошел один. У него была бочкообразная, с покатыми плечами и широким тазом, фигура мелкого чиновника, круглая голова с большой блестящей лысиной и короткая, почти незаметная шея. Пухлое, гладко выбритое лицо не гармонировало с маленьким скорбным ртом, унылыми бровями и тусклыми, как у больной собаки, глазами за линзами сильных очков. Брат Николай был человеком с трудной судьбой. Несколько лет назад он потерял в автомобильной катастрофе жену и сына. Виновником аварии был он, но Господь почему-то счел необходимым оставить его безнаказанным: брат Николай не получил ни единой царапины, и суд его оправдал. В течение последующих двух лет он сильно пил и спился бы окончательно, если бы его не подобрали братья из секты свидетелей Иеговы. Они частично привели его в чувство, наставили на путь истинный и отвратили от алкоголя. Брат Николай занялся каким-то мелким бизнесом, быстро пошел в гору и вскоре настолько финансово окреп, что однажды явился за советом к доктору экономических наук Эдуарду Альбертовичу Шершневу. Они разговорились за чашкой чая и были очень обрадованы, обнаружив друг в друге братьев по вере. Эдуард Альбертович рассказал брату Николаю о сообществе верующих, которое он имел честь возглавлять, и о великой цели, которую на протяжении многих веков (так сказал Эдуард Альбертович) преследовало это сообщество. Говорить он умел красиво и убедительно, и с того памятного вечера брат Николай называл его не иначе как Учителем. Свидетели Иеговы были забыты, но кое-какие из их приемов брат Николай до сих пор хранил в памяти, время от времени прибегая к ним, если того требовали обстоятельства.

Сейчас обстоятельства этого требовали. Сестра Мария, едва придя в себя, позвонила Учителю и в двух словах поведала о том, что произошло в институте Склифосовского. Ее рассказ подтвердил брат Валерий, который денно и нощно ездил по пятам за слугами Сатаны и собственными глазами видел, как один из них волоком вытащил из больницы и затолкал в багажник автомобиля какого-то мужчину, переодетого медицинской сестрой. Брат Валерий проследил за похитителем, оставалось лишь сложить два и два, и доктор экономических наук Шершнев блестяще справился с этой задачей. Результатом этого несложного арифметического действия явилось прибытие братьев на дачу Павла Пережогина по кличке Паштет.

По-утиному переваливаясь на коротких кривоватых ногах, брат Николай подошел вплотную к железным воротам, поискал кнопку звонка, не нашел и деликатно постучал в ворота согнутым указательным пальцем. Толстое крашеное железо откликнулось глухим звуком, на который никто не отреагировал. Брат Николай переступил с ноги на ногу, изображая нерешительность, которой он вовсе не испытывал, и постучал сильнее. Ему снова никто не ответил. Тогда брат Николай почесал мизинцем сияющую в свете галогенных прожекторов лысину, вздохнул и забарабанил в ворота кулаком. Ворота загудели, как огромный жестяной бубен, залязгали створкой о створку. Где-то далеко, на соседней улице, истерично залаяли собаки, Лай был густой, басовитый и хриплый — в этом районе дворняг не держали, и на цепях тут сидели в основном московские сторожевые, а также кавказские и среднеазиатские овчарки.

Стучать пришлось довольно долго. Потом за воротами что-то глухо лязгнуло, и в квадратном окошке, которое было прорезано в калитке, открылся круглый глазок.

— Ты чего барабанишь, козел? — послышалось оттуда. — Башкой постучи, урод, да не в ворота, а вон, в стенку!

После этого глазок опять закрылся с глухим металлическим лязгом. Брат Николай снова ударил в ворота, и глазок открылся опять.

— Жить надоело? А ну вали отсюда, петушина, пока я тебе по чавке не накидал!

— Извините, — проникновенно сказал брат Николай. — Я понимаю, что сейчас поздно, но очень прошу вас меня выслушать. Поверьте, это крайне важно.

— Заблудился, что ли? — спросил голос из круглого отверстия. — Пить надо меньше, земляк. Отсюда до Рублевки сто метров по прямой. Москва — направо, остальное — налево. Вали.

— Простите, — сказал брат Николай прежде, чем глазок снова закрылся. — Я просил бы уделить мне минуточку внимания. Только одну! Понимаете, я не заблудился. Я стою на правильном пути и хотел бы, чтобы вы тоже шли этим путем рядом со мной и моими братьями.

— Чего? — ошеломленно произнесли по ту сторону железных ворот.

— Я должен рассказать вам об Иисусе, — смиренно сообщил брат Николай.

— Слушай, ты, блаженный! Повернись к этим воротам спиной и переставляй копыта, пока не окажешься на Рублевке. А там как хочешь — можешь взять такси, а можешь под него броситься. Ты что, дурак? Не видишь, куда пришел?

— Вижу, — не трогаясь с места, смиренно ответил брат Николай. — Но это не имеет значения.

— А если я сейчас выйду и рыло тебе размозжу, это будет иметь значение? — с оттенком любопытства осведомился голос из глазка.

— Ни малейшего, — живо ответил брат Николай, слухом бывалого миссионера уловивший прозвучавшую в голосе заинтересованность. — Позвольте, я объясню вам. Понимаете, рано или поздно я умру и предстану перед Господом. И тогда Он спросит: почему ты, недостойный раб, такого-то числа такого-то года, беседуя с достопочтенным охранником особняка на Рублевском шоссе, не поведал ему обо Мне? Что, по-вашему, я должен буду Ему ответить? Что убоялся кулачной расправы?

— Нет, — сказал голос из-за ворот. Там снова что-то лязгнуло, открылась стальная заслонка, и в квадратном окошке возникло темное от злости лицо охранника. Его губы пересекал косой, неправильно сросшийся шрам, левая щека дергалась, как от нервного тика. — Нет, — повторил Рваный и пальцем поманил к себе брата Николая. — Иди сюда, братишка. Я тебе подсею классную отмазку.

— Отмазку? — не понял брат Николай, доверчиво подаваясь к окошку.