Страница 1 из 5
Воннегут Курт
Виток эволюции
Ничего, как видно, тут не поделаешь, мы, «ветераны», появившиеся на свет еще при старых порядках, вряд ли когда-нибудь привыкнем к существованию в двух видах, как это принято сейчас называть. Да что там говорить, мне и самому порой охота повздыхать о вещах, которые теперь никому больше не нужны.
Например, никак не могу смириться с тем, что пропало мое прежнее дело. Тридцать лет своей жизни я угробил на то, чтобы создать его и довести до ума, и вот все брошено — оборудование ржавеет и зарастает грязью. Конечно, я понимаю, что сейчас только станут заботиться о таких пустяках, но я все же нахожу время, беру в местном телохранилище тело напрокат и отправляюсь почистить и смазать свое оборудование и работаю так, будто в этом есть какой-то смысл.
Согласен, что мое дело и раньше годилось только на то, чтобы заработать на прокорм семьи не бог весть какие деньги. А теперь денег везде навалом. Помню, в первые дни многие на радостях разбрасывали свои доллары прямо на улице. Им, видите ли, нравилось смотреть, как ветер гоняет их в разные стороны. А попадались и хитрые ребята, они эти деньги подбирали и припрятывали — целыми кучами. Не знали, как все обернется. Теперь можно признаться, что я и сам насобирал с полмиллиона и устроил для них тайник. Нравилось мне время от времени навещать эти денежки. Приду, бывало, пересчитаю и обратно положу. Только давно это было. Сейчас я уже и не помню, куда их запрятал.
Но все мои переживания за свое старое предприятие просто ерунда по сравнению со страданиями моей жены Мэдж. Она как увидит наш старый дом, так прямо места себе не находит. И ее надо понять — тридцать лет Мэдж мечтала о собственном доме. Но когда мы добились своего и обзавелись, как говорится, недвижимостью, люди сделались амфибионтами. Немудренно, что раз в месяц Мэдж обязательно берет тело и навещает наш домик. Она его буквально до блеска вылизывает, хотя теперь дома, если и нужны кому-нибудь, то разве что мышам и термитам.
Да, женщинам намного сложнее привыкнуть к стандартам двойной жизни, чем нам, мужчинам. Это сразу понимаешь, когда подходит очередь джурить в местном хранилище на раздаче тел.
Вот и моя жена Мэдж пользуется телом гораздо чаще, чем я. Что ж, таковы уж женщины. Поэтому-то и приходится держать в хранилищах женских тел в три раза больше, чем мужских. Впрочем, иногда мне кажется, что женщине тело нужно только для того, чтобы примерить новое платье да перед зеркалом повертеться. А уж если говорить о моей жене Мэдж, дай ей бог здоровья, то она, надо полагать, не успокоится до тех пор, пока в телохранилищах Земли останется хотя бы одно неиспробованное ею тело.
Для Мэдж покрасоваться в смазливом теле — высшее наслаждение, тут уж ничего не поделаешь. Не подумайте, что я над ней иронизирую — она очень сильно изменилась. Ее старое тело, чего уж скрывать, было не очень видное, так что в былые времена она не раз куксилась от того, что ей приходилось таскать с собой такую обузу. А что ей было делать, старушке моей, если все мы должны были довольствоваться теми телами, в которых нам пришлось родиться. Но я ее все равно любил, несмотря ни на что.
Теперь же, когда мы научились жить двойной жизнью, завели телохранилища и наполнили их отборными телами на любой вкус, Мэдж словно с цепи сорвалась. Она сразу же заняла тело платиновой блондинки — бывшее ранее вместилищем звезды варьете. Ох, и трудно же было ее оттуда выманить. Но, как я уже говорил, с комплексом неполноценности тперь покончено раз и навсегда.
Мне, как и большинству мужчин, наверное, на красоту собственного тела в принципе наплевать: пользуюсь тем, что есть в хранилище. Известно ведь, что на хранение отобрали только красивые и здоровые тела, так что нарваться на явный хлам практически невозможно. А вот когда мы с Мэдж, по старой памяти, берем тела вместе, я всегда разрешаю ей выбрать тело для меня. Ну, чтобы ей оно нравилось. Забавно, но она каждый раз выбирает для меня тела крепко сбитых, высоких блондинов.
А ведь от рождения я был брюнетом и не ахти каким рослым. Если в моем теле и было что-то выдающееся, так это заметное брюхо, которое оно себе отрастило.
Интересно, почему же Мэдж до сих пор утверждает, что любила меня в этом теле почти треть века. Кстати, меня очень расстроило, что мое тело не отобрали для телохранилища, они его просто выбросили за ненадобностью. Я продолжаю утверждать, что это было добротное, уютное, испытанное тело, может быть не очень красивое, но надежное. Конечно, я понимаю, что на такие тела нынче нет спроса, во всяком случае, лично я нужды ни в чем подобном не испытываю.
А однажды я примерил тело Эллиса Кенигсвассера, меня просто ужас охватывает, когда я об этом вспоминаю. Его тело собственность Общества ветеранов амфибионтов, его разрешено выдавать из хранилища только один раз в год — в День ветеранов, когда-то именно в этот день Кенигсвассер совершил свое открытие. Считается, что пройтись во главе парада в теле основоположника большая честь.
Меня долго уговаривали, и в конце концов я согласился, сделал такую глупость. Не думаю, что я соглашусь на подобную авантюру еще раз. Примерьте эту развалину сами, и вы поймете, почему именно Кенигсвассер открыл, что люди способны обходиться без тел. Когда имеешь такое тело, жить особенно-то и не тянет. Все в нем было: язва, мигрень, артрит, плоскостопие, о красоте его лица я уже и не говорю, — нос настоящий бугор, крохотные свинячьи глазки, к тому же природа наградила его таким цветом, который встречается разве что у видавших виды чемоданов. При всем, при том, Кенигсвассер был прекрасным человеком, поговорить с которым было и приятно, и поучительно. Но, когда он обретался в своем прежнем теле, никому и в голову не приходило подойти к нему на расстояние десяти метров. Так что никто и не знал, какой это умница.
Естественно, что в самый первый День Ветеранов мы надеялись, что Кенигсвассер возглавит наше шествие, вернувшись на время в свое старое тело. Но он наотрез отказался. Вот и приходится теперь каждый раз уговаривать какого-нибудь очередного простока, чтобы он взялся за это дело, то есть надел это тело. Кенигсвассер, впрочем, тоже участвует в марше, но только в теле двухметрового ковбоя, для которого расплющить двумя пальцами банку из-под пива такой пустяк, что и говорить не о чем.
Забавно наблюдать, как Кенигсвассер развлекается в этом теле после торжественного марша. Просто дите несмышленное! Выжимает из него все до последней капли. И вот мы выстраиваемся возле него в своих парадных телах и смотрим, как он плющит эти банки, и ахаем, как будто видим все это в первый раз.
Не думаю, что в прежние годы он смог бы расплющить хотя бы одну такую баночку.
Но упрекать за это Кенигсвассера никому и в голову не придет — он ведь великий Основатель эры амфибионтов. Вообще-то с телами он обращается очень небрежно. Берет напрокат тело и так его измочалит, что после него оно уже никуда не годится. Вот и приходится кому-нибудь из наших входить в тело хирурга и восстанавливать его на скорую руку.
Не подумайте только, что я отношусь к Кенигсвассеру без должного уважения. Наоборот, сейчас считается высшей похвалой, когда человеку говорят, что он ведет себя, как ребенок. Сами знаете, только такие люди и совершают великие открытия.
В Историческом обществе есть старая фотография Кенигсвассера, так что сразу видно, что он с тех пор так и не повзрослел, по крайней мере, не научился относиться к своему телу, как это подобает взрослому человеку. Он ведь совсем не ухаживал за своим плохеньким телом, доставшимся ему от природы.
Думаю, он ни разу в жизни не воспользовался услугами парикмахера, а его одежда… Брюки волочились по земле, а подкладка пиджака вечно отрывалась. К тому же, он постоянно забывал поесть, выходил в холодные дни без теплого пальто и замечал, что болеет, когда болезнь уже без малого его приканчивала. В прежние времена мы называли таких людей рассеянными. Естественно, что теперь мы лучше понимаем людей, ведущих такой образ жизни. Они просто начинают жить двойной жизнью, вот и все.