Механическое пианино

Внутри он ощущал пустоту и вялость и в то же время какое-то лихорадочное беспокойство. – он был сонный и в то же время понимал, что сейчас ему не заснуть, был обуреваем мыслями и в то же время шагал без единой мысли в голове.

Шаги его эхом отдавались среди пустых фасадов Усадьбы, безжизненных неоновых трубок, рекламирующих то одну, то другую вещь, абсолютно ненужную в эти часы, правда, сейчас они были просто бессмысленным холодным стеклом из-за отсутствия живительного бега электронов сквозь заполняющий их инертный газ.

– Невесело одному?

– Ммм?..

Молодая женщина, груди которой колыхались, как воздушные шары на ветру, глядела на него из окна второго этажа.

– Я говорю, невесело одному?

– Невесело, – просто сказал Пол.

– Тогда подымайся.

– Ладно, – вдруг услышал Пол свой собственный голос, – ладно, сейчас подымусь.

– Дверь рядом с Автоматическим базаром.

Он поднялся по длинной темной лестнице, на каждом марше которой доктор Гарри Фридман сообщал, что он не причиняющий боли дантист, дипломированный Национальным Советом здравоохранения. «Зачем, – риторически вопрошал Фридман, – обращаться к человеку с классификационным номером менее Д-006?»

Дверь на лестничной площадке, соседняя с дверью доктора Фридмана, была открыта, и подле нее стояла женщина, поджидая Пола.

– Как тебя зовут, милый?

– Протеус.

– Родственник этой большой шишки с того берега?

– Это мой двоюродный брат.

– Значит, ты черная овца в домашнем стаде?

– Угу.

– Ну и черт с ним, твоим братом.

– Конечно, – сказал Пол.

Он только раз проснулся на исходе ночи, проведенной с ней, проснулся из-за того, что ему приснилось, будто отец его стоит в ногах кровати и вглядывается в него.

Она что-то пробормотала во сне.

Засыпая снова, Пол совершенно машинально пробормотал в ответ:

– И я тебя люблю, Анита.