Сумеречные Врата

– Говорят, чай «Золотое Сердце» превосходно омолаживает организм, - напевно щебетала Цизетта. - Мастер Шивокс, прошу вас, скажите мне, верно ли это. Я спрашиваю только ради моего милого малютки Муму. Мне-то, сами видите, уже ничто не поможет. Я постарела, увяла, измучилась - гадко смотреть. Следовало бы оказать обществу услугу, спрятав голову в песок. Однако для Муму Великолепного, может быть, еще не поздно. Скажите, чем я могу ему помочь? Умоляю, направьте меня.

– Муму счастлив, что его светлая госпожа делится с ним своим сиянием! Перед молодостью и красотой мисс в'Эрист бессильны все лишения. Она внушает надежду и вдохновляет на подвиги каждого, кто видит ее. - Вручение сего словесного букета сопровождалось убийственной улыбкой.

– О, как вам не стыдно выдумывать, мастер Шивокс! Я-то знаю, что на меня страшно взглянуть.

Второй секретарь потратил несколько минут, уверяя ее в обратном.

Ренилл задумался и перестал слушать. Он отметил про себя, что цветистые комплименты Шивокса, в общем, не далеки от истины. Цизетта в самом деле была свежа, румяна и благоухала чистотой- немалое достижение при такой скудости водного рациона. Да и второй секретарь, благодаря богатому гардеробу, бесчисленным сменным рубашкам и большим запасам помады для волос и одеколонов, умудрялся выглядеть относительно свежим и опрятным.

Другим приходилось хуже. Дядюшка Ниен пожелтел, отощал и, как многие осажденные, мучался кожным зудом. У Тиффтиф под искусственной краской показались седые корни волос, под глазами набрякли темные мешки - со дня своего прибытия в резиденцию она постарела лет на десять. Сам Ренилл спал три-четыре часа в сутки, осунулся и побледнел, но не обращал особого внимания на постоянную усталость. На всех лицах заметны были следы мучений, забот, тревоги и уныния. Даже у бодрячка во Файбриза под улыбающейся маской была заметна усталость и истощение.

Однако во Файбриз считал, что игру надо вести до последнего. Его жизнерадостный говорок лился непрерывным потоком.

– Дамы и господа, представляю вам последнюю бутылку яблочного бренди Фабекью. Последнее предложение, последняя бутылка, последняя возможность насладиться необыкновенным букетом из северного Вонара. Он несет в себе аромат густых садов провинции Фабекью. Один глоток - и окружающая вас действительность исчезнет. Второй - и вы перенесетесь домой. Кто назовет свою цену за бесценный дар родины? Кто измерит в деньгах Вонар-В-Бутыли? Последняя возможность! Это невозможно, этому нет цены! И все же я советую рискнуть! Дамы и господа, так услышу ли я цену?

Можно не сомневаться, что нашелся бы герой, осмелившийся совершить невозможное, если бы не снаряд, пробивший загороженное, окно и влетевший в бальный зал, чтобы взорваться прямо под ногами организатора аукциона. Во все стороны посыпались камни и осколки. Все скрылось за тучей дыма и кирпичной пыли. Со всех сторон раздавались крики. Когда пыль осела и дым рассеялся, стали видны разбросанные по подиуму части тела Тувиля во Файбриза. Стоявшие рядом зрители тоже погибли, но не так впечатляюще. Выжившие почти все оказались ранены.

Ренилл почти сразу понял, что его не задело. Он был на ногах, цел, а тяжесть в груди объяснялась тем, что Тиффтиф во Чаумелль судорожно обхватила его и повисла, вопя во всю силу легких. Нет, постой, этот пронизывающий вопль, от которого раскалывается голова, исходит не от Тиффтиф, хотя звучит совсем рядом, откуда-то снизу, от самого пола…

Ренилл встряхнул головой, сделал глубокий вдох и огляделся по сторонам. Сквозь оседающую пыль он разглядел стоящую на коленях Цизетту. Как же она кричала!

Первая мысль - девушка ранена. Но Ренилл тотчас увидел, что Цизетта склонилась над неподвижно распростертым телом Шивокса. Тот тяжело ранен, должно быть, осколком. Без сознания, но еще жив, потому что из рассеченной бедренной артерии фонтаном бьет кровь. Цизетта понятия не имеет, что делать. Зажала обеими ладошками рану, но кровь брызжет сквозь пальцы.

Стряхнув с себя Тиффтиф, Ренилл встал на колени рядом с упавшим, нажал, куда следовало, но что-то мешало, что-то плоское не давало втиснуть пальцы в рану.

– Цизетта, помолчи, - резко приказал Ренилл, и, к его удивлению, девушка повиновалась. Визг сменился сдавленными всхлипами. - У него что-то в кармане. Убери это.

– Я боюсь его трогать! Он умрет!

– Не умрет, если ты будешь слушаться. - Она уставилась на него, приоткрыв рот, и он подхлестнул: - Ну!

Цизетта съежилась и боязливо запустила пальцы в брючный карман Шивокса, вытащив из него перемазанный кровью бумажный пакет.

– Ох! - выдохнула Цизетта, стараясь держать находку подальше от себя. - Лучше ты сбереги это для него. - Она запихнула пакет в нагрудный карман Рениллу.

Он едва замечал ее. Не отпуская пережатую артерию, велел:

– Оторви полосу от юбки и найди мне деревяшку с палец толщиной.

Цизетта выполнила приказ, и Ренилл быстро наложил жгут. Кровотечение более или менее удалось остановить, но раненый нуждался в безотлагательной медицинской помощи.

– Теперь надо перенести его в БЗ.

– Но, Ренилл, не могу же я его нести!

– Нет. - А вот Джатонди смогла бы, ручаюсь, хотя она гораздо меньше тебя ростом. Нелепая, неуместная мысль. - Шевелись, найди мужчину посильнее.

Такое задание оказалось ей по силам. Поднявшись, девушка окинула взглядом разгромленный зал, высмотрела подходящую цель и пошла в наступление. Через несколько секунд она вернулась с захваченным в плен Факвенцем Зувиллем.

Они вынесли Шивокса из зала по коридору и центральной лестнице во двор. Цизетта изливала непрекращающийся поток причитаний, промокала ссадину на лбу раненого носовым платочком, тоненько всхлипывала. Ренилл едва слышал ее. Земля под ногами была изрыта взрывами, рассечена траншеями, завалена разнообразным мусором. Чуть оступиться - и Шивокс окажется в канаве. Не то чтобы Ренилл так уж стал бы оплакивать гибель второго секретаря, однако в эти дни жизнь любого вонарца в резиденции дорого стоила. Во дворе невыносимо воняло, потому что уборные, выкопанные с началом осады, успели переполниться, и к их запаху прибавлялось зловоние нескольких разлагающихся трупов животных, но Ренилл уже научился спокойно переносить подобные неудобства. К тому же его внимание привлекло другое обстоятельство: он прислушивался к доносившемуся из-за стены шуму.

Голоса авескийцев дружно гремели, как видно, радуясь удачному попаданию в бальный зал. Ренилл узнал напев прежде, чем разобрал слова Великого Гимна Аону. Горожанами, собравшимися под стеной, правили Сыны.

Ренилл взглянул на Зувилля, но тот ничего не замечал. А Цизетта, конечно, никогда не слыхала этого мотива, да и по-кандерулезски не знала ни слова.

Преодолев раскаленный, зловонный двор, они оказались на пороге банкетного зала, и здесь Цизетта остановилась.

– Не могу я туда войти, - пролепетала она. - Извините, но я не могу. Не думай обо мне плохо, Ренилл.

– Нет смысла рисковать заразиться, и Шивокс, конечно, понял бы тебя, - коротко заверил ее Ренилл.

– Это как раз то, о чем я подумала! Только… только… не знаю, как-то это… О, Ренилл, ты может быть поймешь, ты разберешься в моих странных чувствах, ты ведь старше меня и умнее. Ты такой необыкновенный, ты мог бы объяснить мне - меня…

– Как-нибудь в другой раз.

Они внесли Шивокса в зловонный полумрак банкетного зала. К удивлению Ренилла, Цизетта вошла следом.

В сравнении с госпиталем, вонь во дворе казалась утренней свежестью. Все бы еще ничего, если бы они догадались открыть двери и окна. А так ядовитые испарения смешивались, усиливая друг друга в геометрической прогрессии.

– Фу… - Цизетта закашлялась.

Здесь недавно производили окуривание и ядовитая вонь почти заглушила привычные запахи болезни, смерти и разложения.

Женщина из вспомогательного отряда БЗ - помощница мадам Зувилль - выбежала им навстречу, коротко взглянула на Шивокса и распорядилась:

– Кладите сюда.