Конкистадор

Прятаться надо там, где много людей, где люди бывают постоянно, где никто ни к чему не присматривается, поскольку вся обстановка давным-давно знакома. Нужны вода, пища и выход в компьютерную сеть. И еще там должно быть достаточно места, чтобы спать, не превращаясь в спелеолога-экстремала…

Когда-то Сомов-младший мечтал о карьере флотского офицера… в смысле, конечно, адмирала. А потому знал, где на терранских орбитальных станциях технические сектора, где административные, где жилые и где боевые. В общих чертах, конечно. «Бялы Палац» в этом смысле не представлял собой ничего диковинного. И Саша имел представление, куда ему следует сунуться, но… все эти райские местечки были под запретом. Их наглухо запирало отсутствие идентификационной карты. Любой из тысяч людей, постоянно обитавших на станции, обладал счастьем свободного перемещения. И никто, наверное, не задумывался, какое это великое благо – перемещаться свободно… С помощью игрового ключа, за два года навороченного так, что иногда Саша сам побаивался этой железяки, он мог поставить на уши всю станцию двумя дюжинами способов – если не думать, разумеется, а если задуматься как следует, то на репетицию Армагеддона потянет… Но при всех супер– мега– гигавозможностях игровой ключ пасовал перед простыми тупорылыми реле свой/чужой, в которых электроники с гулькин нос, либо же просто нет. Более того, пропускные реле установлены в таких местах, где люди ходят круглые сутки. Одним словом, в очень бойких местах. И появиться там в гражданских тряпках – значит спалиться в один момент.

Время уходит. Уходит проклятое время.

Оп-ля! В сущности, лучшей подсказки ему и не требовалось. У флотских идентификационные карты вшиты прямо в форму. Нижняя часть рукава, раньше куда-то туда вставлялся архаический механизм под названием «запонки», – о нем Саша знал из художественных программ, и назначения его так и не понял.

Дальнейшая последовательность операций выстроилась сама собой.

Саша действовал без промедления. Он метнулся в сторону жилого сектора, где должны были располагаться каюты и кубрики комендоров. Ну… эти? нет… эти? да нет же… Время, время! Во-от они, миленькие. Два длинных марша – одни сплошные комендорообиталища. И все те, кто тут живет, разумеется, по тревоге засели в артиллерийских рубках. Нет их тут. Нет, слава Богу, нет никого…

Он вскрыл игровым ключем одиннадцать дверей.

Так-так-так. Тут… можно взять голопласт с полуголой девицей… попка у нее обнажена… совершенно неортодоксально. Тут… деньги прямо на столе… извини, незнакомый друг… Тут… пара вечных микроаккумуляторов… Тут… о, наконец, как раз то, что и требовалось. Большой кубрик. Шкаф с парадной формой на целую батарею… ну, не только с парадной, еще кое-какие одежки… но сейчас здесь висели в основном парадки, поскольку комендоры, как им и положено, разбежались по своим постам в повседневной форме. Отлично. Саша выбрал ту, которая, на взгляд, подходила ему по размеру, вытащил из шкафа еще три комплекта, набил карманы разнообразной мелочью, как будто имевшей некоторую ценность, и был таков.

«Господи, услышь меня! Прости мне это дурацкое воровство, пожалуйста! Ты, знаешь, мне вся эта дрянь совсем не нужна, я без нее обошелся бы. Верну деньгами, как только… как только… в общем, как только все встанет на свои места. Прости, Господи, хорошо?» С этою молитвой Сомов-младший загрузил бытовой утилизатор тремя комплектами парадной формы, голопластом с попкой, да кое-какой иной дребеденью. Управившись, он втопил клавишу «Сброс».

«Вы действительно хотите утилизировать полный объем предметов, которые…»

– Да! – крикнул Саша и втопил клавишу «Подтверждаю».

«Утилизировано».

Теперь весь сектор будет искать ушлого мерзавца, обокравшего боевых товарищей, покуда они куковали на постах. Мелкое подлое ворье, оно найдется всегда и везде… «Слава Богу, на Терре уже давно никого не линчуют. Лет тридцать как… Или сорок?» Кто станет вдумываться в факт исчезновения одной парадки, когда их пропало четыре, плюс целая фаланга инакопострадавших?

…На Сашу никто не обратил внимания, когда он прошел в пищеблок жилого яруса не далее чем в двух переходах от кубрика, где их с мамой и Варькой содержали. Невысокий комендор в лейтенантском звании… да мало ли на станции малорослых лейтенантов?

Он устроился на продовольственном складе при пищеблоке. Кому положено, заходили туда круглые сутки. Но если пораскинуть мозгами, то на складе нетрудно было отыскать закутки, абсолютно не-посещаемые в определенные часы. Саша справился с этой задачей быстро, хотя вначале пришлось побегать, и побегать резво. Он возносил Богу и всем святым слова горячей благодарности, за то, что на Терре-2 отменили принудительную чипизацию детей. Отец вот, носит чип, говорит, мол, привык, а у Саши его уже нет. Разумеется, он не видел и не знал, что творится на станции, но это не беда: игровой ключ в любой момент позволит ему соединиться со станционной сетью… Зато и станция не видела Сашу.

Пищи и питья у Сомова-младшего теперь было хоть отбавляй. Времени для спокойных уединенных размышлений тоже хватало. Некоторые сложности просматривались по линии… мм… вторичного продукта… но сведущий человек всегда сумеет договориться с со штатным утилизатором… А что еще нужно нетребовательному человеку? Молока птичьего? Так не сезон доить страусов… Одним словом, Саша залег как надо, можно сказать, фундаментально. И теперь, когда удалось занять комфортабельный плацдарм, где он мог бы предаться аналитической стихии, у него появилась возможность разработать философию ситуации. Философию сопротивления, если угодно. Ибо тактика без философии – ничто. Дом на песке.

Собственно, философия напрашивалась сама собой. С детства Саша представлял себя летящим на космическом корабле. В полном одиночестве. Разумеется, он был обеспечен всем необходимым, однако сумел бы, выйдя за пределы корабельного пространства, восполнить любого рода запасы, если они исчерпаются. Кстати, Саша не находил для себя иных причин для выхода. Более того, он не находил ни малейших причин кого бы то ни было пускать на свой космический корабль. Были, конечно, некоторые исключения. Это мама, папа, сестра и Данута Охманьская, располагающая неопровержимыми достоинствами. Одному мужчине и трем женщинам следовало все-таки обеспечит доступ внутрь… По трем причинам. Во-первых, они располагали данными о ситуации за бортом; у самого Саши имелась аппаратура наблюдения, однако, она не была совершенной; между тем, скоростное изменение забортных условий потенциально могло привести к аварии или иной угрозе; логично, таким образом, было иметь своих агентов по ту сторону корабельной брони. Во-вторых… это совершенно нелогично, однако ему было бы больно отрываться от этих людей. Возможно… возможно… люди внешнего мира подобные чувства называют любовью… Впрочем, сфера любви нуждается в дополнительном анализе. Наконец, в-третьих, и, наверное, главное, Александр Сомов имел принципы. Когда ему было одиннадцать, и даже когда ему было двенадцать, он был лишен принципов. И вся его жизнь, если брать по большому счету, была метаниями бесплотной души в воздухе. Ничего твердого, ничего достаточно прочного, помимо, быть может, стен корабля, но они не в счет. Из готовых стен ничего построить уже невозможно. А он желал построить нечто… нечто свое. Нечто, способное быть фундаментом для Я. На протяжении нескольких лет он как будто загребал невидимыми руками воздух и пытался лепить из него… дом? статую? овеществленную абстракцию? Да хоть что-то! Воздух иногда искрился, словно горсть самоцветов, иногда по нему пробегали радужные разводы, а иногда невидимая субстанция на миг принимала образ тверди; напрасно. Все напрасно. Воздух не держит смысл, смысл тяжелее воздуха. Интуиция подсказала Саше: надо нечто принять на веру, и это будет первопринцип, незыблемая отправная точка. Ему нравилась экзистенциальная философия ХХ века, эсхатологический романтизм XXI-го, классический скептицизм и христианство. В течение года Саша анализировал, чему правильнее было бы отдать себя. В конце концов он принял как данность, что Бог существует, и существует он именно в таком виде, в каком представляет его христианство. Иными словами, он додумался до Бога. Потом он открыл для себя принцип иерархии правил. В сущности, очень простой принцип: если существует строго определенная высшая точка, под ней непременно образуется длинная лестница логично подчиненных и соподчиненных смыслов. Одно тянет за собой другое.