Слушайте песню перьев

— Пан жолнеж, — сказал Станислав. — Можно спросить?

— Молчать!

Сильный удар в спину показал, что дальнейшие разговоры бессмысленны.

Тропа обежала по краю поляну, прошла мимо полуразвалившегося сруба без крыши, и сразу показались первые дома небольшой деревни.

Станислав припомнил план местности, который им набросал на клочке бумаги перед уходом Ленька, и догадался, что это — Яслицы.

Кое-где в окнах домов уже горел свет.

У четвертой от края деревни избы конвоиры и пленные остановились,

Передний, громко топая своими разбитыми сапогами, взбежал на крыльцо, рывком отворил дверь и вошел внутрь. Двое других уселись на ступеньки и закурили, не забывая, однако, об автоматах, которые держали на взводе.

Станислав огляделся.

Странным показалось ему, что партизаны живут в деревне, а не в лесу, если это, конечно, настоящие партизаны. Если же это армейская часть, то почему на улицах нет ни мотоциклов, ни походных кухонь, ни повозок, да и солдат тоже не видно?

Конвоиры успели докурить свои самокрутки до конца, когда наконец дверь дома снова отворилась, пропустив наружу блик скудного света и голос:

— Давайте их сюда, хлопаки.

В горнице за дощатым крестьянским столом, заваленным объедками, сидел человек в коричневом кожухе и высокой мерлушковой шапке, какие носят в юго-восточных областях Польши. Рядом с ним на доске стола лежали черные шубные рукавицы и пачка немецких сигарет. Конвоир остановился у двери, пропуская в комнату Станислава и Яна.

— Кто такие? — спросил человек в кожухе.

— Мы шли из Мехува в Дзялошице. Заблудились, — соврал Ян.

— Что вам нужно было в Дзялошице?

— Мы сбились с дороги… — начал Ян, но конвоир оборвал его:

— Пан командир, мы их взяли в овраге. Они откапывали тех мертвяков.

— Для чего вы это делали?

— Пан, разрешите вопрос? — осмелел Ян.

— Ну?

— Вы партизаны?

— А ты как думаешь?

— Я думаю — партизаны.

Человек в кожухе усмехнулся:

— А если я тебе скажу, что мы полицаи и служим немцам?

— Это неправда.

— Почему?

— Потому что вы одеты… не так.

— Ну, предположим, что мы — партизаны. Что дальше?

— Мы тоже ищем партизан.

— Это для чего же?

— Хотим вступить в отряд.

— Говори, откуда вы. Только не заливай, что из Мехува. Это не пройдет.

— Так вы точно партизаны?

— Я сказал — предположим.

— Тогда предположите, что мы из Борковицкого леса.

Лицо у человека в кожухе стало вдруг злым. Он медленно поднялся из-за стола.

— Ага. Так вот вы, значит, откуда. Борковицы… Хотел бы я поздоровкаться с вашим командиром. Ой как хотел бы! Как, кстати, его зовут?

— Ленька, — сказал Ян. — А что?

— А ну говори: Дембовский склад брали вы? Ваша работа?

— Предположим, — сказал Ян.

— Предположим! Так вот я скажу: из-за вашего нападения на Дембовцы я потерял трех человек. Сопляки!

— Зачем ругаться, — сказал Ян. — Мы хорошо взяли склад. Все кончилось тихо.

— Тихо для вас, а не для нас! В ту ночь, когда вы обработали склад, мы находились на Черной Гати, под самыми Дембовцами. Утром снялись с места и сразу же нарвались на карателей. Едва унесли ноги. Швабы никогда не отправляли карателей из Дембовцев. Понял теперь? Мы не могли понять, почему они так всполошились.

— Так мы ничего не знали о вас…

— Я вас и не обвиняю. Просто обидно. Ну, так сколько же у вас всего в отряде?

— Девят… теперь уже восемнадцать. — Негусто. Где стоите?

— На северо-западе, километрах в семи от оврага, где нас взяли.

— Пан Трыбусь, я те места знаю, — сказал конвоир. — Мы ходили туда с Юзефом Лясеком в разведку. Видели их шалаши.

— Точно, — подтвердил Ян. — Там у нас шалаши.

— Много в отряде коммунистов? — спросил Трыбусь.

— Н… не знаю, — замялся Ян. — Может быть, Ленька…

— Вот что, — решил Трыбусь. — Завтра вы поведете меня к своему командиру. А сейчас вас накормят. Да, так что же вы делали в овраге?

— Пан Трыбусь, — сказал Ян тихо. — Там лежит наш товарищ — Януш Големба. Он пошел на разведку сюда, в Яслицы, и…

— Знаю, — сказал Трыбусь. — Он напоролся на немецкий дозор. Мои хлопаки прибежали на выстрелы, но было поздно. Они кончили одного шваба, остальные ушли. Так вы искали его?

— Мы шли к вам по его следу.

— Ясно.

— Разрешите еще вопрос, пан Трыбусь?

— Ну?

— Почему швабы вас не трогают в деревне?

— Они еще не знают, что мы здесь. А когда узнают, нас уже здесь не будет,

Группы соединились через день.

Сводный отряд насчитывал теперь сорок девять человек. На вооружении у него было двадцать два автомата, четыре пулемета и даже один миномет с двумя десятками мин к нему.

СОЮЗ ДРУЗЕЙ

— Вы знаете не хуже, чем я, что творится в стране. Все ограблено дочиста. Они тащат у нас все, что им нужно и что не нужно. Даже картофельную ботву вывозят к себе в рейх. Население смотрит и молчит. Попробуй пикни! Они разговаривают на языке силы. Террор и смерть. В Вавере и Пальмирах расстреляно более пяти тысяч. Они хотят приучить нас к мысли, что сопротивление бессмысленно. Они хотят парализовать нашу волю.

Трыбусь передохнул и отер шапкой пот со лба.

Партизаны, сидящие вокруг него на поляне, молчали. Их потемневшие лица заострились. Улыбки почти не появились на них. Слишком многое люди вынесли за эту зиму.

— Остатки нашей армии погибли в Подляшье и в Свентокшиских горах, недалеко отсюда. Они дрались до последнего человека, до последнего патрона. Без продуктов, без связи друг с другом. Они приняли на себя первый удар. Они умерли, но не склонились. Но не умер народ, который они защищали. Еще живем мы. Но сидеть в лесу мы не можем. Нужно действовать, а не ждать карателей.

Трыбусь кивнул головой кому-то позади себя, и вперед вышел невысокий бледный человек в крестьянском полушубке и новых яловых сапогах.

— Это Кароль Лех, — сказал Трыбусь.

Кароль оглядел всех и улыбнулся. Улыбка была усталой.

— Я из Пинчува, — сказал он. — Меня прислали в ваш отряд товарищи из центра. Вы слышали что-нибудь о Кедыве? Так вот, Кедыва — это центр руководства диверсионными действиями специальных отрядов. Мы планируем эти операции.

— Сидя в Пинчуве? — крикнул кто-то из партизан.

— Я этого не сказал, — парировал Лех. — Я только сказал, что я сам из Пинчува. И если я здесь, значит, мы не сидим на месте.

Кругом засмеялись.

— Чего вы от нас хотите?

— Сейчас объясню. Вы видели, сколько военного снаряжения везут немцы по нашим дорогам на восток? Эшелоны с продуктами, взятыми в наших землях. Эшелоны с оружием, сделанным в Германии. Эшелоны с войсками, с техникой, с запасными частями и боеприпасами. Обозы с медикаментами, автоколонны с нашими людьми, которых они увозят на работу в рейх. У нас нет регулярной армии. Наше правительство и военное командование во главе с главнокомандующим Рыдз-Смиглы позорно бежали из страны, бросив народ польский на произвол судьбы. Это самое низкое предательство. Швабы считают Польшу своей. Недавно они развесили приказы, в которых объявили всех поляков «людьми, не имеющими подданства».

— Холера… — пробормотал кто-то, и наступила тяжелая тишина. Наконец из задних рядов крикнули:

— Говори дальше!

Лех откашлялся.

— Всю западную часть Польши, Силезию, Великую Польшу и Поморье они включили в состав Германии. Краковское, Варшавское, Люблинское и Радомское воеводства объявлены генерал-губернаторством. И в Кракове уже сидит их генерал-губернатор Франк. Наш Краков они называют «древним немецким городом Кракау».

— Растерзана Польша. Сгинела наша сила… — вздохнул кто-то.

Лех вздернул голову. Обвел сидящих глазами.

— Кто сказал? — крикнул он так громко, что сидевшие рядом отшатнулись. — Кто это сказал?

Все молчали, стыдясь посмотреть друг на друга.