Страница 25 из 50
Еще там, в Польше, девочкой, она читала о серых канадских медведях. Трехметрового роста достигают эти гиганты, и страшнее их в ярости нет никого. Они — хозяева горных лесов Канады и Аляски. Все звери уступают дорогу гризли. Даже волки, почуяв его след, сворачивают со своей охотничьей тропы.
— Ци-са, почему мне? Человек рисковал жизнью… и вдруг — мне…
— Разве ты не такая же наша, как я, как Большое Крыло, как Черная Рука?
— Кто этот охотник?
Глаза индианки не хотят встречаться с ее глазами.
— Я не знаю, Та-ва. Ты очень счастливая…
И она заговорила о днях хорошей охоты, о доброте Духа Леса, о погоде, о том, что вчера нашла целый склад сушеных грибов, заготовленных белками.
— Ци-са, ты знаешь этого человека!
— Нет, Та-ва. Откуда я могу знать?
А через неделю появилась вторая шкура у входа в типи. Еще более мягкая, еще более красивая, чем первая. Ее теплые волны отливали вороненым серебром, и ноги тонули в глубине, когда Станислава прошлась босиком по бесценному ковру.
Но она не обрадовалась второму подарку. Она испугалась. Неведомый охотник играл со смертью, выслеживая гризли и вызывая его на бой. Для чего? Чем она заслужила этот риск? Ведь она ничего еще не сделала полезного для людей племени. Скоро три года, как она живет у шауни, но ее знания и умение не нужны этим людям. Так почему неизвестный охотник второй раз приносит к порогу ее типи такой богатый подарок?
На этот раз она не стала призывать на совет Ва-пе-ци-су. Она приняла шкуру в смятении и тревоге. Ровное течение дней разбилось. Теперь она стала присматриваться к воинам, стараясь угадать — кто? Но охотники оставались невозмутимыми и спокойными, как всегда. И, возвращаясь из чащи, никто не бросал взор в сторону ее типи, никто не приветствовал ее поднятой вверх рукой — знаком радости и удачи.
По вечерам, лежа у меркнущих углей очага, она перебирала в памяти лица. Желтый Мокасин… Красный Лис… Сломанный Нож… Легкая Нога… Большая Сова… Рваный Ремень… Черная Рука…
Сломанный Нож, например, очень любит рассказывать сам и слушать других. С ним никогда и нигде не скучно. И всегда у него в руках нож, и, разговаривая и слушая, он стругает, обтачивает что-то. А потом дарит малышам-ути фигурки оленей, орлов, диких коз и ящериц. Когда он идет по стойбищу, за ним тянется хвост детишек.
Большая Сова расчетлив, спокоен и старателен. Когда он ставил ей типи, он пробовал каждую жердь па прочность, каждую веревку на разрыв. Если жердь ломалась в его руках, он шел в заросли и долго и тщательно выбирал новую.
Красный Лис всегда озабочен. У него трое детей и старенькая, почти слепая мать. Жена умерла три года назад, и теперь ему приходится самому делать большую часть домашней работы.
Кто сделал этот подарок?
КТО?
В конце Месяца Падающих Листьев у входного полога типи появился новый тюк. Станислава сразу увидела его, когда выходила утром к реке.
И смятение ее переросло в страх.
Она задернула полог типи и долго сидела в темноте, не решаясь выйти наружу, и мысли, как суетливые белки, беспорядочно прыгали в голове.
Нет. Она не коснется нового подарка. Пусть лежит там, где его положили. Ей не нужны эти шкуры. Сейчас она свернет те две, первые, перевяжет их ремнями и вынесет из типи…
Нет. Она не свернет и не вынесет. Отказаться от уже принятого подарка — для шауни тяжкое оскорбление, оно равносильно плевку в лицо. Но не принять подарок она может, это ее воля, ее право.
Да, она так и сделает. Но прежде всего… Что прежде всего? Надо идти. Только не к Ва-пе-ци-се. Та, конечно, знает, но ничего не скажет. Надо идти… А! Вот кто может разрешить все ее сомнения.
Станислава поправила волосы, затянула ремешок у ворота платья и решительно вышла из типи.
Свет утра ослепил ее. Ветер коснулся горящих щек. Она глубоко вздохнула и направилась через костровую площадь к высокой типи, по белой покрышке которой раскинула крылья серая, искусно нарисованная сова с красными глазами.
Полог был приоткрыт, и, когда она подошла ближе, чья-то рука откинула его на всю ширину — и Высокий Орел встретил ее приветственным жестом:
— Войди, Та-ва. Пусть мой огонь будет твоим огнем.
Станислава вошла и нерешительно остановилась у порога.
— Сядь.
Она опустилась на шкуру волка недалеко от входа.
Высокий Орел обогнул костер, горевший ровным пламенем в очаге, и встал у противоположной стены типи.
Он молчал.
Молчала и Станислава, собирая мысли. Не следует говорить сразу, чтобы не показаться суетливой и легкомысленной. Кроме того, женщины племени никогда не начинали разговор с мужчинами первыми. Они ждали, когда мужчины сами начнут разговор. Таков обычай.
В просторной типи на жердях покрышки висели блестящие оленьи, медвежьи и волчьи черепа, томагавки с тонкой резьбой на рукоятках, украшенные перьями соек и орлов, луки, потемневшие от давности, головной убор из белых перьев, концы которых были выкрашены в алый цвет. На полу — шкуры медведя, благородного оленя и бобра. Терпкий запах сушеных трав стоял в воздухе.
Впервые она была в типи вождя и впервые после болезни видела Высокого Орла так близко — всего три шага через костер.
Он был высок, пожалуй, выше нее головы на две, хотя Станислава не считала себя низкой. Волевое лицо с резкими чертами, худощавое, покрытое густым загаром. Небольшой рот с губами красивой формы. Слегка выдающийся вперед подбородок. Широкие атлетические плечи. Узкие ладони с длинными пальцами. И черные волосы, как в тот, первый раз, схвачены ремешком на лбу.
На нем была куртка из шкурок выдры, вышитая понизу цветным бисером, серые легины из оленьей ровдуги и мягкие мокасины без украшений. Глаза его блестели в свете костра. Он смотрел на Станиславу, и на губах его теплилась едва заметная улыбка, словно он знал что-то, чего не знала она.
Наконец он шевельнулся, поднял с земли сухую ветку, бросил ее в огонь и произнес тихо:
— Что привело ко мне Та-ва?
— Вождь, — сказала она. — Я знаю, что ты всегда внимательно слушаешь и судишь по справедливости. Я пришла к тебе за советом.
Станислава старалась говорить так, как говорили с Высоким Орлом другие женщины племени, как говорила Ва-пе-ци-са, обращаясь к нему, — с достоинством и уважением. Ему, видимо, понравилось начало. Он улыбнулся:
— Мои уши открыты для твоих слов, Та-ва.
Он опустил веки и словно задремал в свете костра.
— Несколько дней назад кто-то подарил мне шкуру серого медведя. В вашем племени, Высокий Орел, мне дарят все, только я не могу подарить ничего. Мои руки не умеют делать то, что умеют руки женщин-шауни. А то, что умею делать я, вам не нужно… Мне остается только принимать подарки. Так и на этот раз. Я приняла подарок. Он дорог мне как внимание, хотя это очень большой подарок. Но прошло еще несколько дней, и мне подарили вторую шкуру. Я не знаю того, кто дарил, но приняла и этот подарок. Разве могла я обидеть человека, рисковавшего жизнью? Я знаю, как опасен серый медведь… Но сегодня, когда я вышла из типи, я увидела третью шкуру. Я не хочу ее принимать. Но я не хочу обидеть охотника. Что делать мне? Скажи свое слово, Леоо-карко-оно-маа.
Высокий Орел поднял веки.
Лицо его стало суровым. Он сделал какой-то неопределенный жест рукой, словно отгонял от себя нерешительность. Что это? Неужели он волнуется? И почему он молчит?
— Что делать мне? — повторила она.
Он заговорил, будто пересиливая себя:
— Ты должна принять этот дар. Он от чистого сердца. Это знак уважения к тебе, Та-ва.
— Но я не знаю того человека. Я не возьму шкуру, пока не узнаю его имя.
— Я дарю тебе эту шкуру, женщина. Этого серого мичи-мокве я убил в каньоне Прыгающей Козы три дня назад. А тех гризли — в прошлую луну…
— Ты?.. — вскрикнула Станислава.
Все вокруг ушло в туман, как во сне. Только лицо Высокого Орла видят глаза ее. Оно серьезно и немного грустно теперь. Отсветы горящей ветви пляшут на его щеках, на лбу, на иссиня-черных волосах.