Грешные души

Впрочем, едва Котов дал соответствующую команду, как блеснула очередная вспышка и все возникло на столе: и вазы с розами, и упаковки с духами, и колечки в маленьких коробочках, внутри отделанных красным бархатом…

— Ой… — сказала И растерянно. — Это и правда волшебство!

— А как ты угадал? — спросила Е.

— По фамилии, — усмехнулся Котов, — вы же Хрусталевы — значит, хрусталь. Розы — потому что они означают любовь, а красные — потому что наша любовь страстная. Колечки — символ соединения, с бриллиантами — потому что вы у меня бриллиантовые…

— А «Шанель»?

— Ну, это совсем просто. Каждая женщина хочет иметь «Шанель № 5»!

Они засмеялись. Теперь им было все равно, как Котов угадал и откуда все это взялось. Шампанское ударило в головы, а Владислав разливал коньяк в маленькие рюмки.

— Обычно женщин напаивают перед тем, как… — Таня-И произнесла совсем простое русское слово, будто всю жизнь прожила в общежитии маляров-штукатуров. — А ты все делаешь наоборот!

— Это вы сделали наоборот, — возразил Котов, — и потом — кто вам сказал, что это уже «после того»? Можем мы позволить себе обеденный перерыв?

Они уже не спросили, откуда взялись чашки с горячим черным кофе, хотя Котов сотворил его прямо у них на глазах. В кофе добавили ликера и начали есть пирожные. Котов напоследок угостил девушек мороженым с дольками ананаса. Потом он отнес их, размякших, отяжелевших, одуревших и абсолютно покорных, на свежезастеленную кровать.

Солнце уже вовсю светило, когда Котов наконец начал ненавидеть партнерш и переходить грань.

— Стоп! — сказал Шамбалдыга, когда Котов взялся пороть Тань ремнем. — Эдак ты их прибьешь, пожалуй. Рано, рано! Они еще пожить должны. Грехотонны наработать. Да и у самого еще маловато. Отбой!

Команда прошла, и Котов растянулся рядом с Танями. Все трое провалились в черноту глубокого сна.

УТРО СУТОЛОКИНОЙ

Александра Кузьминична, конечно, проспала завтрак и проснулась только к полудню. Но все равно она восприняла окружающий мир так, как его воспринимают те, кто просыпается свежим ранним утром и видит в розоватых лучах солнца какую-то скрытую надежду на нечто прекрасное, хотя и загадочное.

Сутолокина плохо помнила вчерашний вечер и ночь. Как улеглась спать? Каким образом вообще смогла добраться до дома отдыха с Перуновой горы? Именно так отпечаталось у нее в мозгу название того места, где она побывала и увидела свой странный сон. Впрочем, был ли это сон? Сметчица полагала, что да, сон, и ничего более. Однако Великая Женщина, которой Сутолокина себя ощущала там, на горе, была убеждена в том, что ее битва была реальностью… Эта Великая Женщина вселилась в ее сущность и постепенно вытесняла все глупое и суетное. Александра Кузьминична ощущала необыкновенный подъем и избыток сил, которые ей хотелось применить на общее благо, хотя о конкретном применении своей энергии она пока не думала.

Встав с постели и сделав несколько физических упражнений, что было само по себе удивительно, ибо Сутолокина не делала зарядки со времен рождения первой дочери, Александра Кузьминична подошла к зеркалу. Тут ее ожидало важное и весьма радостное открытие.

С лица исчезли следы неудачного сражения с Пузаковой. Более того, Сутолокина обнаружила, что лицо ее вообще выглядит как-то по-иному, совсем не так заезженно и устало, как прежде. Оно приобрело неуловимые новые черты, значительное число морщинок исчезло, пропали какие-то пупырышки и бородавочки, цвет лица стал более приятным, а кроме того, испарилось общее впечатление растрепанности, затюканности и неуверенности. Когда же Александра Кузьминична еще и причесалась, толково, в меру подкрасилась и припудрилась, то стала еще более привлекательной.

Однако Сутолокину это ничуть не смутило. Точнее, не заставило восторгаться. Она лишь отметила, что выглядит нормально, как будто всю жизнь была на сто процентов уверена в своей красоте. Да и вообще она не почувствовала никакого желания немедленно употребить свою неотразимость в корыстных целях. Александра Кузьминична ощутила, что создана для чего-то более высокого, чем простое охмурение холостых мужиков и уж тем более — увода мужиков женатых. Пока это Предназначение ей еще не было ясно. Но в том, что таковое есть, и в том, то оно высокое и чистое, Сутолокина не сомневалась.

Поэтому она не удивилась, что, проснувшись, не ощущала никаких реальных или самовнушенных недомоганий, которые ее донимали по приезде. Между тем она знала старую поговорку: «Если вам за сорок и утром у вас ничего не болит, это значит, что вы умерли». Но в своем реальном существовании Сутолокина была убеждена прочно.

Еще более предвещало грядущие великие дела то, что Александра Кузьминична не обожглась утюгом, когда гладила платье, и не опрокинула стул с выстиранной одеждой. Впрочем, сегодня это было в порядке вещей, хотя вчера воспринималось бы как сенсация или нежданный подарок судьбы.

Наконец, самым неожиданным было то, что Сутолокина ни на кого не злилась. Даже на себя! Она не испытывала и чувства вины, словно бы ее тоже кто-то простил, как она простила чету Пузаковых. Она искренне желала им добра и восстановления мира, но никаких комплексов и раскаяний не ощущала.

К Котову у нее было чувство особое. Шамбалдыга оказался прав: в ее душе прописался идеальный Котов. Но такой Котов никаких сексуальных вожделений у Александры Кузьминичны не вызывал. Она лишь ощущала стремление походить на свой идеал и не уступать ему в положительных качествах. Чувство это было аналогично тому, что некогда царило в душе юной пионерки Саши Ивановой, когда она то ли в четвертом, то ли в пятом классе очень хотела быть похожей на дедушку Ленина.

Тем не менее все, о чем думала Сутолокина, было связано с идеалами добра, красоты и милосердия. Старинными, так сказать, общечеловеческими ценностями, близкими к тем, что исповедуют все мировые, региональные и локальные религии, ибо ни один дурак в мире еще не объявил себя любителем зла. Правда, есть, говорят, сатанисты, но они, как представляется, больше выпендриваются, чем верят в то, что проповедуют. Во всяком случае, когда по отношению к ним творят пакости, они испытывают точно такие же отрицательные эмоции, как все другие.

Итак, Сутолокина, готовая творить добро, вышла из своего номера и спустилась вниз. Навстречу ей попалась усталая, но довольная Валя Бубуева.

У Вали утро началось раньше, чем у Сутолокиной. Началось, естественно, с Котова, точнее — с Котова-2, ибо оригинал и по сей момент еще дрых вместе с Танями. Котов-2 был дистанционно управляемым биороботом, неспособным действовать самостоятельно. Поэтому, хотя «тарелка» добросовестно руководила им согласно программе, составленной Шамбалдыгой, Валя была чуть-чуть разочарована. Главным образом тем, что Котов-2 говорил ей уже известные слова, да и действия его не отличались особым разнообразием.

Котов-2 ушел купаться. Его заставили переплыть озеро и улечься загорать в бухточке, где Котов-1 в свое время встретил Таню-И. С этого момента функции по управлению биороботом сильно упростились и требовали от «тарелки» столько же интеллекта, сколько требует процесс жарки мяса на вертеле. «Тарелка» пять минут держала Котова-2 в положении на спине, пять — на животе, пять — на правом боку и пять — на левом.

Валя же пошла на работу и на крыльце встретила Сутолокину.

— Добрый день, — улыбнулась ей Сутолокина и сказала первое, что пришло в голову:

— Вы сегодня просто очаровательны, Валечка! Вы всегда симпатичны, но сегодня — особенно!

— Спасибо… — пробормотала Бубуева, похлопав глазами. Впрочем, последнее было связано не с комплиментом, который ей отпустила Александра Кузьминична, а с внешним видом Сутолокиной. «Как она похорошела!» — белой завистью позавидовала Валя. Дело было не только в лице. Сутолокина шла горделивой и уверенной походкой кинозвезды, заработавшей штук пять «Оскаров». Когда Валя прошла в корпус, Сутолокина заметила, что на крыльце чего-то не хватает. Не хватало старичков-шахматистов. Черные и белые фигуры были расставлены в исходных позициях, но никто не пытался продолжать разбор классических партий гениев шахматной мысли.