Атлантическая премьера

– А тебя он не садировал? – поинтересовался я.

– Как ни странно, нет. Наверно, он весь садизм расходовал у себя в управлении, а потом – на этих просмотрах.

Разговор опять устремлялся в сексуальное русло, а мне хотелось все же узнать, что еще Марсела смогла услышать.

– Так, – сказал я, – значит, ты слышала, что Хорхе дель Браво заискивал перед тем неизвестным абонентом, который, как я понял, помешал ему совершить с тобой сношение?

– Не знаю, помешал ли он ему, но мне он помешал точно. После этой беседы Хорхе всю ночь проворочался, но так ничего и не смог. А еще через несколько дней он меня выставил. Мне даже казалось, будто он меня в чем-то подозревает. И когда он расплачивался, а потом выдавал мне справку для обслуживания высшего генералитета, то был очень зол. Я очень боялась, что меня убьют.

– Что же он там услышал по этому телефону? – спросил я, как говорится, риторически.

– Не знаю. Кроме, «да, сеньор», «слушаюсь, сеньор», я больше ничего не слышала. А спрашивать боялась. И правильно делала, наверно, потому что мне вообще-то нельзя было знать об этом телефоне. Если б я еще и полюбопытствовала, то меня бы точно убрали. У нас ведь люди легко исчезают. Но я уверена – звонил хозяин, которому и Хорхе, и даже Лопес – просто слуги. Даже не слуги, а рабы, которых можно отодрать бичом из акульей кожи или заковать в цепи.

– Занятно, – сказал я, привлекая к себе Марселу. Креолочка прикорнула ко мне на плечо, ее влажные непросохшие волосы источали пряный запах моря, а в полуприкрытых черных глазенках светились преданность и доверие.

– Ты еще кому-нибудь рассказывала свои наблюдения? – спросил я, задумчиво поглаживая ее по бедру.

– Неужели я похожа на идиотку? – хмыкнула Марсела.

– Неужели там не проскользнула хотя бы одна фамилия, имя?

– Не помню. По-моему, ни одной. Хотя кажется, один раз что-то такое говорилось. Какая-то дурацкая фамилия, что-то связанное с лошадьми.

– Кабальерос? – предположил я.

– Нет, фамилия была английская или американская. Лошадь по-английски «хорс», верно?

– Ну, да Хорсмэн? Вообще-то фамилия редкая Хорсмит?

– Нет, не то. Вспомнила! Хорхе сказал «Сеньор Хорсфилд, будьте здоровы!»

– Что ж ты говорила, что не знаешь, с кем он говорил? – вскричал я. – Он говорил с Хорсфилдом, вот кто его патрон!

– А кто это – Хорсфилд?

– Ну, этого я тоже не знаю.

– По-моему, здесь говорили о Хорсфилде? – послышался хрипло-сиплый голос Джерри, выбиравшегося из-под койки, куда его задвинули, чтобы не спотыкаться об него во время ночного кутежа.

Он, пошатываясь, встал, поправил очки, висевшие у него на одном из ушей, нетвердо прошел в туалет, а когда вернулся, то спросил еще раз.

– Вы беседовали о Хорсфилде?

– Да, – ответил я, удивляясь тому, что Джерри не замечает совершенно голой Синди, лежащей в обнимку с Соледад на кровати. – А вы его знаете, Джерри?

– Он приятель моего отца, – ответил Купер-младший, – они часто играют в гольф. Он человек из правительства. По-моему, что-то близко от военных…

– Вы его плохо знаете?

– Нет, не очень плохо, – сказал Джерри, – я тоже играл с ним в гольф. Он очень эрудированный, высокообразованный человек. Отец считал, что когда-нибудь он станет президентом США.

– Вот как! – прикинул я. – А как его имя?

– Джонатан Уильям. У него очень симпатичная молодая жена, лет на двадцать его моложе. Руководит благотворительным фондом для Латинской Америки. Отец – один из учредителей фонда. Самому Хорсфилду лет шестьдесят, но он браво смотрится рядом со своей Риджин. Она зовет его «Джю», утверждая, что это сразу заменяет оба имени и фамилию «Джей-дабл ю-эйч» – «Джонатан Уильям Хорсфилд». У него есть слабости, он очень любит дарить всем вещи со своей монограммой. Конечно, друзьям или близким знакомым. Мне он в свое время подарил записную книжку с такой монограммой…

Тут Джерри подошел к запотевшему иллюминатору и пальцем нарисовал на нем сложное переплетение из джей, дабл ю и эйч.

– Ой! – вскричала Марсела. – Я видела такую закорючку! У Хорхе на письменном столе несколько раз лежала папка с таким тиснением… Иногда утром, когда он поднимался раньше меня, то сразу шел работать к себе в кабинет. Когда я приходила туда, он прятал эту папку под какую-нибудь бумагу, а меня обычно выпроваживал.

– Что она сказала? – поинтересовался Джерри.

– Она сказала, что видела эту монограмму в кабинете Хорхе дель Браво, – донесся сонный голос Соледад, которая, по-детски протирая глаза, поднялась с ложа, бережно отодвинув к стене Синди, и с неожиданной стыдливостью попросила Джерри отвернуться. Только тут бедняга, кажется, сообразил, что, пока он валялся пьяным в полной отключке, его нареченная невеста предавалась самому разнузданному блуду. Соледад накинула халат, глотнула пива из банки и сказала:

– Я тоже не знала, кто этот «Джей-дабл ю-эйч» и вообще не знала, что это значит, пока Хорхе не сделал мне предложение. Соблазн был дьявольский – взять за рога такого быка! Другая согласилась бы сразу, на первой секунде. Но я была достаточно нахальна, чтобы начать торговаться. А Хорхе – Марсела может это подтвердить – легко заводится, когда ему перечат. Я начала с того, что он не разведен со своей старухой. Зачем ему жениться на шлюхе, которой только свистни – и она ляжет? Вот тут Хорхе и начал рассуждать о любви, о том, что он меня боготворит и так далее – цена всему этому была меньше одного сентаво. Я заметила, что любить меня он может сколько угодно, но этого вполне достаточно, потому что женитьба лишит меня заработка. И вот тогда он заорал: «Да что ты понимаешь в деньгах? Ты знаешь, сколько их может быть у тебя?» И вот тут он рассказал мне очень многое, наверно, столько, сколько не следовало говорить. В частности, о том, что такое «джей-дабл ю-эйч». Точнее, кто такой Джонатан Уильям Хорсфилд. Но дальше я рассказывать не буду, потому что иначе все вы станете людьми, которых придется убрать немедленно. Не так ли, милый?

– Да, да, – подтвердил я.

Прогулка по Сан-Фернандо Хотя я был убежден, что буду первым человеком, кого Соледад отправит на съедение акулам, тем не менее иного выбора, как играть роль супруга, мне не оставалось. Джерри после перепоя соображал очень медленно. Ему явно хотелось разобраться с Синди, но хитрая малышка старательно изображала полное беспамятство. Открыв глаза и увидев себя – якобы неожиданно! – в полной близости к природе, мисс Уайт сжалась в комочек и, завернувшись в простыню, завизжала:

– О Боже, они изнасиловали меня! Напоили и изнасиловали! Джерри, я ни в чем не виновата!

– Ты сама кого хочешь изнасилуешь… – с добродушием произнесла Соледад.

– Не ломай комедию, а иди подмывайся.

Синди сорвалась с места и исчезла в душе. Джерри подпер щеку рукой и напряженно молчал.

– По-моему, мистер Купер, вы собираетесь повеситься? – поинтересовалась Соледад. – У вас нет никаких других альтернатив?

– Я так любил ее… – пробормотал Джерри, вытаскивая из-под стола бутылку бренди. – Она – средоточие ума, она, которая так хорошо понимает компьютеры… И тут – такой бордель.

– Проституция – древнейшая профессия, надо это не забывать, Дружок! – наставительно сказала Соледад. – Более того, женщина, которая посвятила себя служению сексу, в десять раз более естественна, чем та, которая занимается компьютерами. Ручаюсь, что компьютерами она занялась исключительно для того, чтобы поймать вас на крючок. Женщины лезут в мужские занятия прежде всего потому, что там легче охмурить какого-нибудь мужика, уставшего созерцать экраны дисплеев или дубовые рожи морских пехотинцев, слушать бесконечные доклады о финансовых операциях или политической конъюнктуре. Именно так рождаются женщины-ученые, женщины-военные, женщины-бизнесмены и женщины-политики. Там, где масса мужчин, легче высветить свои преимущества. Среди толпы кинозвезд и старлеток каждая имеет шанс потеряться. Но вот когда среди сотни офицеров или чиновников появляется одна – пусть даже не самая очаровательная, то тут у нее есть реальный шанс. А вот выдвинуться среди тысяч проституток – это подвиг. Верно, Марсела?