Атлантическая премьера

За иллюминатором, покрытым водяными каплями, было мрачно и сыро. Низко, едва не цепляясь за скалы, окружавшие лагуну, неслись облака, серые и рваные, словно вата, которой протерли грязную кожу. По лагуне ходили заметные волны, бились о скалы, качали пришвартованные друг к другу «Орион» и «Дороти». Однако эти волны были совсем ничтожными, если сравнивать их с теми, что с ревом и пушечным грохотом бились в берег с внешней стороны, там, где океану не было преград. Водяная пыль клубилась над скалами, ветер нес ее над лагуной, обрушивал на джунгли, на палубы и надстройки яхт. На горе, открытой ветру, деревья пригнулись, словно трава, с них срывало листья и целые ветки, а те, что стояли отдельно, были повалены и выворочены с корнем.

Я хлебнул стаканчик бренди, прополоскал рот остатком содовой. Можно было продолжать спать, но тут зашевелилась Марсела, лежавшая с краю, похлопала глазами, встала, почесала себя между ногами и, сонно пошатываясь, зашлепала босиком в туалет. Оттуда она переместилась в душ, долго мылась, затем вытиралась полотенцем Соледад и наконец выбралась обратно, чистенькая и посвежевшая.

– Ну, мы вчера и дали… Прямо фак-сейшн какой-то, – сказала Марсела, сдирая за колечко крышку с пивной банки. – Такое я только с Хорхе дель Браво помню, да и Соледад, наверно, тоже. Как уж тебя хватило? Смотри, у тебя даже вон тут помада…

Помада была на том месте, которое мусульмане и иудеи предпочитают удалять по религиозному обычаю. Там же прилипли два волоска, черный и золотистый.

– Опять прицепились! – проворчал я, вспомнив, как Марсела позавчера чуть-чуть не перестреляла всех из-за такого же приставшего золотистого волоска. На сей раз Марсела была терпимее.

– Это не мой, – сказала она, смахивая черный волосок, – у меня такие еще не выросли… Это Соледад себе метелку нарастила. Смотри, наловим мы с нее чего-нибудь… Хорхе рассказывал, что ему пришлось однажды выводить насекомых из-за этой канальи.

– Кстати, – отгоняя от себя неприятные предположения, спросил я, – интересно, как там сейчас на Хайди?

– Я вчера слушала транзистор у Варгаса, – сообщила Марсела. – Гран-Кальмаро передавало, что партизаны уже окружили Сан-Исидро. Может, только ураган им помешает взять столицу.

– Интересно, Лопес уже удрал с острова или нет?

– Он будет держаться до конца, и дель Браво не уйдет, – сказала Марсела уверенно.

– Почему? Что же они, жить не хотят? Их ведь растерзают, даже если суд оправдает…

– Просто я их очень хорошо знаю. Ну, Лопеса, конечно, нет, а вот Хорхе… Впрочем, Лопес и Хорхе дель Браво – это одно и то же, это два пальца на одной руке. Понимаешь, я никак не могла понять, откуда у них столько денег. Я, конечно, не бизнесмен, но кое-что знаю о ценах, курсах и так далее. Я думаю, что всего бюджета острова не хватило бы на то, чтобы, оборудовать хотя бы одну асиенду, такую, как «Лопес-23». Все, что понастроено там, под землей, это слишком дорого, намного дороже, чем могли бы себе позволить правители такой маленькой страны. К тому же из-за нашей диктаторской власти мало кто делает вложения, а кредиты нам и вовсе почти не давали.

– Но кто-то же делал вложения? – спросил я. – Ведь деньги откуда-то пришли, верно?

– И мне кажется, что теперь я знаю, откуда. Хотя и не уверена… – Марсела замялась.

– Ладно, скажи хотя бы, что ты предполагаешь! – потребовал я, чувствуя, что эта смугляночка поможет мне понять, во имя чего завертелась вся эта карусель.

– По-моему, где-нибудь там, в зоне «Зеро», какой-то супербанк мафии, наркобаронов, нацистов или еще кого-нибудь. Причем не просто банк, а хранилище золота и драгоценностей. Может быть, это они про запас положили, может – на черный день, но только положили, а Лопеса поставили сторожем. Я думаю, что они, эти боссы, потому и понастроили под землей все эти дворцы, что приберегают их для себя на случай атомной войны.

– Хм, – сказал я, ощутив легкий озноб, несмотря на жару, царившую в каюте. – А не слишком ли мы фантазируем?

– Не знаю, – пожала плечами Марсела, – только я знаю точно, что Хорхе и Лопес – это только пальцы, а рука, которая ими двигает, очень далеко. Если тебе не очень противно, я расскажу один случай… Только ты не будешь ругаться?

– С чего я должен ругаться?

– Ну, потому, что я не хочу, чтобы ты подумал, будто я совсем уж бесстыжая. Мужчины – народ ревнивый…

– Можно подумать, что я не знаю, какие у тебя отношения были с дель Браво!

– Дело не в этом… Когда речь ид сто работе, я ничего не стесняюсь. Я – шлюха, это моя профессия. Я могу спокойно рассказать тебе, кто и как меня трахал, сколько платил и какие слова говорил. А тут получилось вот что. Хорхе, всего за несколько дней до того как решил меня выставить, почему-то был очень нежный, добрый и вообще сам на себя не похожий. Несколько ночей… в общем, мне показалось, что он меня любит, потому что мне с ним было очень хорошо. Вот этого я и стесняюсь…

– Ты влюбилась в него? – спросил я как можно равнодушнее.

– Да… – потупилась эта скромница, которой, кажется, очень захотелось, чтобы я ее поревновал. Но, к сожалению для нее, ревновать я был не в состоянии, потому что жаждал узнать не о ее чувствах к Хорхе дель Браво, а о том, какой же все-таки случай привел ее к мысли, что Лопес и дель Браво – чьи-то марионетки. Однако женщине кажется важным в данной ситуации совсем не то, что мужчине. Возможно, я так ничего и не узнал бы, если бы на моем лице не появилось выражение досады. Досадовал я лишь на то, что Марсела тянет с изложением сути дела, но Марселе-то казалось, что я ревную! И, ободренная тем, что я к ней неравнодушен, глупышка, наконец, приступила к рассказу о том, чего я ждал:

– Я очень хотела быть с ним вместе. Я готова была делать все, что он захочет, и даже не просить денег. Я сама лезла к нему, сама! И вот однажды, когда я только-только решила с ним поиграть, зазвонил телефон, который раньше никогда не звонил. У Хорхе в спальне было пять телефонов – один к Лопесу, три – в управления службы безопасности, а один – неизвестно какой, который никогда не звонил, и я даже думала, что он отключен. Невзрачный такой, серый и всегда пыльный. Теперь я знаю, почему он всегда был пыльный. Хорхе хотел знать, не трогал ли его кто-нибудь. Вообще, ему часто звонили ночью. Он очень злился, ворчал и даже с Лопесом разговаривал без особого почтения. Они были на «ты», могли даже спорить и ругаться, хотя один – президент, а другой – всего лишь член кабинета. Лопес знал, что у Хорхе много ниток в руках, и он боялся с ним ссориться. А уж если звонил кто-то из безопасности, Хорхе в выражениях не стеснялся. Хотя ему, конечно, звонили не просто так, а по очень важным делам. Наверное, он мог бы запретить подчиненным беспокоить себя по ночам, но не хотел этого делать. Его офицеры должны были позвонить, выслушать его ругань, а потом получить указания – такой порядок. Ну вот, а тогда вдруг зазвонил тот, пыльный. У него звук был особый, музыкальный: тю-лю-лю-лю! Тут я хотела ругаться, потому что мне

нужен был Хорхе. А он вскочил так, будто ему самому воткнули что-то в зад. Схватил трубку и произнес уважительным таким тоном. «Я вас слушаю». Обычно он говорил: «Что тебе не спится, Педро?» – или вообще «Какого черта среди ночи? Это вы, Мартинес? Не заикайтесь, а докладывайте, боров! Так. Понятно. Вы старый осел, генерал, маму вашу в задницу!» Ну, и так далее. А тут он чуть ли не кланялся этому телефону и говорил только «Да, сеньор! Будет исполнено, сеньор! Нет-нет, не стоит беспокоиться, сеньор!» Мне даже стало удивительно и немного страшно, с кем он может так разговаривать? Ведь на Хайди выше его по должности только сам Лопес, но с ним он никогда не угодничал.

– Может быть, сам Господь Бог или дьявол? – пошутил я не очень удачно.

– Ты знаешь, – вполне серьезно произнесла Марсела, – я сразу подумала о дьяволе. Ведь Хорхе, вне всякого сомнения, слуга нечистого. О, если бы ты видел, как он смотрит на пытки! Он специально по пять раз прокручивал видеозаписи допросов, чтобы посмотреть, как мучаются.