Страница 126 из 146
Россказни Игоря перебила звонкая фраза:
– Все готово, идите кушать, мама зовет!
– Ленка, – представил Игорь, – сеструха. Их таких двое, они близнецы. Вторая – Зинка, у нее родинка на шее.
– Ты бы, папа, их хоть умыться сводил, – поджав губки, сказала длинноногая, в коротком платье, белобрысая девица, похожая на Игоря, – а то от них портянками пахнет…
– Ладно тебе, – проворчал Михалыч, – вечером баню натоплю. А сейчас и так сойдет, в умывальнике вода есть, морды сполоснут, и хватит.
– А у вас баня своя? – спросил Лосенок. – Здорово!
– Потом все покажу. Вы на девку не обижайтесь, они у меня обе шибко умные уродились. В институт идти хотят. Иностранные языки учить. Думают, за границу их возьмут, прошмондовок…
– Папа! – повысила голос Лена.
– А чего? Все одно не возьмут вас, приблудных. Там тыщи надо давать, чтоб пропустили. Завалят на экзаменах, да и все.
Лена убежала, а Чебаков-старший повел нас к умывальнику. От пива и сушеной плотвы аппетит только разыгрался, и я почуял великую жажду пожрать на халяву. Обедать сели на терраске.
Не знаю, долго ли Чебаковы готовились к приезду сына, но стол вышел у них не хилый. Шампанское, водка, пиво, квас в бутылках, на тарелках маняще ароматились холодцы, салат из помидоров, огурцов и лука, свекла с майонезом, чего-то куриное, чего-то рыбное, грибки соленые, пироги… И все такое домашнее, не казенное. Нигде до сей поры мне ничего подобного лопать не приходилось…
– Так, – сказал Иван Михалыч, алчно блеснув узкими, немного припухшими глазами. – Значит, девочкам шампань, а мальчикам – родимую…
– Мне тоже водочки налей, – улыбнулась Валентина Павловна. – Не каждый день сын приезжает…
– Ну, со свиданьицем! – провозгласил Михалыч. Звякнули рюмки.
На террасе было прохладно, распахнули две застекленные рамы, и оттуда заструился прохладный воздух. Игорь сидел во главе стола, как именинник, Михалыч справа от него, Павловна – слева, потом напротив друг друга близнецы, а дальше, по разные стороны стола, мы с Лосенком.
Поскольку рядом с Лосенком сидела девица без родинки, то есть Лена, я сообразил, что рядом со мной сидит Зина. Они и правда были очень сильно похожи друг на друга. Лосенок попытался проявить галантность и положить Лене салат, но та сказала:
– Не беспокойтесь, сама разберусь.
Лосенок покраснел и, скромненько положив себе холодца, сидел немного скованно. Я своей соседке услуг не предлагал, потому как решил, что и мне скажут какую-нибудь гадость. Девчонки были симпатичные, даже красивые, но уж слишком воображулистые. Опять же, я не был уверен, что от меня действительно не пахнет портянками, потому что комбез я не снимал с себя ровно столько, сколько меня везли из западного полушария в восточное. А сколько это заняло суток – я мог только догадываться.
И потом я хотел жрать. Наверно, я должен был набрать калории после месяца в коме – если это, конечно, было на самом деле. Я вообще очень сильно сомневался во многом, что еще вчера казалось вполне реальным. Если бы не сегодняшняя драка с «афганцами», так я б и вовсе подумал, что все во сне привиделось…
– Ох, и хорошо мне! – произнесла, раскрасневшись, Павловна, – Сколько ж я поволновалась! Даже в церковь ходила, Богу свечки ставила… Наверно, есть он. Бог все-таки…
– Болтай побольше, – отмахнулся папаша, – чего там с ним стрястись могло? В Афганистан бы попал, тогда еще понятно, можно бы поволноваться.
– Терентьевы вон не дождались… – вздохнула Павловна. – Гроб получили. Сегодня его дружки заехали, небось уважают. Тоже подрались, видно, где-то. Кто-то им синяков понаставил. Ну, молодежь теперь – бандиты готовые!
– Вы на похоронах-то у Саньки были? – спросил, помрачнев, Игорь.
– Сходили… – проворчал Михалыч. – Век бы не ходить. Гроб открыть и то не разрешили. Говорят, в куски…
– Помянем? – предложил Игорь. Встали. Выпили, не чокаясь.
– Закусили? – спросила Валентина Павловна. – Теперь горяченького похлебаем!
Она отправилась на кухню и принесла оттуда кастрюлю наваристого борща… Девчонки быстро собрали тарелки из-под закусок, расставили глубокие, мать стала разливать половником пахучее до слюнотечения вкусное варево. Мне она не пожалела – аж до краев.
– А похоронили-то как, с салютом? – спросил Игорь.
– Тихо похоронили. В военкомате сказали, чтоб не очень звонили по округе. Ну а у нас-то разве спрячешь? Не Москва. Человек с полета пришло. За эту войну у нас уже пятый. И по-моему, ни разу с салютом не хоронили. Да и гробы тоже не открывали.
Я вспомнил, как там, в поезде, верзила-«афганец» орал: «Вы видели, как человека миной разносит?» Я-то видел, хотя и глазами Брауна. Во Вьетнаме. А мины там, возможно, были те же, что у душманов, – наши. Мог и сам я взлететь на мине там, в объекте Х-45… Если б у той, на которую я наступил, не разъело начисто взрыватель.
Правда, я никогда не думал о том, что бывает, когда куда-нибудь, где нет войны, привозят обитый цинком гроб и говорят: «Вот здесь ваш сын. Его на куски разорвало. Не открывайте, ради Бога!» Хорошо, что борщ к этому времени я уже съел целиком.
И тут я услышал английскую речь. Моя соседка, обращаясь к своей копии, сидевшей напротив, произнесла:
– Не кажется ли вам, леди, что мы попали в дурное общество?
– О да, мисс, это люди не нашего круга…
В памяти моей что-то чиркнуло, законтачило. Я вспомнил, как лежал в юаровском госпитале, где читал классическую британскую литературу после непристойного ранения в задницу. Конечно, лежал не я, а Браун, и мне не пробивало осколком мины обе половинки навылет, но какую-то боль в этом месте я почуял. Правда, это было не главное. Главное, я припомнил прочтенных там Лоренса Стерна, Тобиаса Смоллета, Чарлза Диккенса, наконец. Я ведь их в подлиннике читал, то есть не я, конечно, а Браун, но ведь я все помнил… И уж не знаю отчего, но бес толкнул меня в ребро, и я небрежно выдал:
– На вашем месте, милые леди, я не делал бы столь поспешных выводов…
На лорда я, разумеется, походил не очень, опять же мне мешал «прирожденный» американский акцент, доставшийся по наследству от Брауна, однако на близнецов моя фраза произвела впечатление атомного взрыва.
Впрочем, не только на них. Папаша Чебаков довольно заржал:
– О, молодец! Умой их, умой! А то взяли моду между собой по-английски болтать. Чтоб не понимали их, значит. И чтоб отцу с матерью доказать: мол, неумытые и неграмотные! А мы, дескать, вами выхоженные и выкормленные, вас ни в грош не ставим!
– Ну все, завелся! – проворчала Валентина. – Другой бы радовался, что девки учатся, а этому – зазорно. А чего ты им сказал-то, сынок?
– Ну, это так не объяснишь… – засмущался я.
– Матом обложил? – ухмыльнулся Михалыч.
– Не все ж такие, как ты, – произнесла Зинка, – он просто сказал, чтоб мы не делали поспешных выводов.
– Это каких же таких выводов? – сощурился папаша.
– Насчет нашего застолья, – пояснила Лена. – Я сказала Зинке, что здесь одни дураки сидят!
– Что-о? – побагровел Иван Михалыч. – Что ты сказала?
– Что слышал! – Ленка и Зинка разом встали из-за стола и вышли с терраски в сад, а затем убежали за калитку.
– Вот засранки! – Чебаков налил себе стакан «Русской» и осушил, не поморщившись. – Кормил, учил, а они… А все ты!
Он погрозил кулаком Валентине Павловне.
– Перепил! – сказала та строго. – Все, отбой. Спать иди!
Тут стало ясно, кто в этом доме хозяин. Чебаков пробурчал что-то насчет того, что все бабы – суки, и удалился.
Лосенок клевал носом, Игорь сидел пригорюнившись. Видать, у них водка пошла на старые дрожжи.
– Идите, сынки, отдохните, – вздохнула Валентина Павловна, – устали с дороги небось. В сараюшке прилягте. Проводи гостей, Игорек!
Мы с Игорем взяли Лосенка под руки и пошли в сараюшку. Внизу был насест с курами, хлев, где похрюкивал небольшой поросенок, а наверху нечто вроде мансарды с квадратным окошком.
На полу было расставлено в ряд четыре тюфяка, подушки в цветастых наволочках и байковые одеяла.