Страница 14 из 37
— Он просто зовет меня старушкой, — продолжила она, с гордостью улыбаясь Джейку. — А кто же вам готовит?
— Я сам, причем довольно плохо.
— Послушай, — вступил в разговор Джейк, — это тоже можно учесть при наших расчетах. Мужчине, когда он приходит вечером после работы, надо поесть хорошенько. Он слишком устает, чтобы заниматься готовкой.
— Да, я думал об этом, но пока не нашел решения. Но подожди, кажется, я придумал! Я передаю тебе половину земли, чтобы ты обрабатывал ее исполу, на обычных условиях. То есть я достаю орудия труда, семена, скот и так далее. А жить мы, все трое, будем в этом доме. Он достаточно большой. Здесь есть еще одна спальня. Хелен будет готовить на троих, и я буду оплачивать половину расходов на питание. Как вам это подходит? Она улыбнулась с энтузиазмом.
— Правда, неплохо звучит, и старушка умеет готовить. Вот погоди, увидишь! — сказал Джейк.
Но затем одна и та же мысль пришла им почти одновременно. Они слегка нахмурились и переглянулись.
— Право, я не знаю, — смущенно начал Джейк, — звучит эта идея прекрасно, но видишь ли…
— В чем же дело? — Я просто не мог представить себе, что на них нашло.
— Видишь ли, нам не очень хотелось бы жить с кем-нибудь в одном доме. Нет, мы не имеем ничего против тебя, Боб. Но мы вынуждены были жить первое время с родственниками, и нам это как-то не очень понравилось. Ты пойми, не в тебе дело! — Он посмотрел на меня очень серьезно.
Я начал понимать, что их беспокоит.
— Давно вы женаты?
— Около полугода, — сказала Хелен, покраснев.
— Ну, если хотите, мы можем уладить это следующим образом. Вы будете жить в доме напротив. А кухня и столовая будут у нас здесь. Это вам подходит?
Им это понравилось, и мы так и решили. Затем я нашел колоду карт, и мы играли в дурака до десяти часов вечера. Хелен сварила нам еще кофе. Это был первый по-настоящему хороший кофе, который я пил с тех пор, как поселился здесь.
На следующее утро они приехали рано, и мы сразу начали приводить в порядок дом через дорогу. Уже спустя два дня мы все сделали, и еще через неделю они переехали совсем.
На следующий день после их приезда я купил подержанную поперечную пилу, и мы с Джейком начали трудиться на земле. Мы работали с утра до позднего вечера. Когда же мы приходили в холодные сумерки домой, то вдыхали запах дыма — у Хелен уже был готов ужин.
Анджелину я встретил в феврале. Я отправился к Сэму с деталями плуга, чтобы попросить его наладить их для меня в своей кузнице. Я застал семью за разделкой свиной туши. Стоял ясный день с холодным северо-западным ветром. Сэм занимался разделкой туши на столе, за южной частью дома. Миссис Харли помогала ему, вырезая плоские полоски сала для того, чтобы растопить их. Рядом стояли две маленькие девочки с сопливыми носами, закутанные в тяжелые пальто. Когда я подошел, они отодвинулись и стали молча и испуганно меня разглядывать.
— Ты как раз вовремя. Здесь есть пара лишних ребер. Ты можешь их взять для своих.
Он уже видел Хобардов, к тому же Джейк оказался хорошим охотником на лис.
Я показал принесенные с собой детали плуга, и Сэм согласился их починить. Когда я собрался уходить, он подал мне ребра и сказал:
— Загляни в кухню. Там есть коричневая бумага, в которую их можно завернуть.
На кухне за столом сидела Анджелина и разрезала ножницами большой лист газеты. На ней было плотное синее шерстяное платье с длинными рукавами, большое и просторное, оно плохо на ней сидело. Но все равно, даже оно не могло скрыть ее фигуры. Ее светлые волосы были заплетены в две косы, завязанные на концах узенькими розовыми ленточками. На этот раз она не производила такого впечатления, что готова спровоцировать изнасилование. Но глаза ее были прежними. Она угрюмо посмотрела на меня и ничего не сказала.
— Привет, — произнес я.
— Привет.
— Сэм сказал, что здесь есть коричневая бумага.
— Вон там. — Она коротко кивнула на конец стола.
Я подошел и взял один лист. В кухне было тепло и чисто. Сосновые доски пола побелели от длительного мытья и скобления. Стоял запах варящейся в горшке на плите ботвы репы.
Слышалось тиканье часов в комнате и, время от времени, треск и шипение из очага. Я замешкался, довольный тем, что вошел сюда с холода.
И во мне вновь возникло необъяснимое желание заставить ее заговорить. Перед ней я почему-то терялся. А потом, она была девушкой. Когда тебе двадцать два года и ты четыре месяца живешь один, ее присутствие волнует, даже если она тебе не нравится.
Она совершенно игнорировала меня и продолжала работать ножницами.
— Что это ты вырезаешь?
Вряд ли это были просто полоски бумаги. Она резала по диагонали через столбцы, в разных направлениях.
— Не слишком ли ты взрослая, чтобы вырезать из бумаги кукол?
Подняв глаза, она взглянула на меня с ненавистью.
— Это выкройка.
— Выкройка чего?
— Блузки, которую я собираюсь сшить.
— А какого она будет цвета?
Меня очень мало интересовали платья и меньше всего — ее платья, но, странное дело, мне хотелось продолжать разговор.
— Не знаю.
— Ты научилась этому в школе?
— Чему научилась в школе? — спросила она, не глядя на меня.
— Как шить платья и все такое.
— Нет.
Я вышел и закрыл дверь. Разговорить ее было невозможно.
Глава 9
В апреле дни становились длиннее, еще длиннее — в мае, еще длиннее — в июне, но они никогда не бывают достаточно длинными. Дни начинаются с росы на траве и длинных теней во время восхода солнца и заканчиваются жалобными криками козодоев в долине и ласточками, которые кружатся и ныряют в воздухе в сумерках. И весь день в течение жарких, потных часов продолжается работа.
Я похудел и стал крепче. Но я чувствовал себя лучше, чем когда-либо, лучше, чем когда учился в колледже, лучше даже, чем когда играл в футбол и занимался боксом. Я начал снимать рубашку сначала на несколько минут, постепенно продлевая время, пока не загорел дочерна. Уже в детстве мне нравилось работать. Я любил уставать как собака и испытывать мирное чувство приятного изнурения в конце дня. Мысли становились спокойными, и, потягиваясь в темном коридоре и слушая, как Хелен и Джейк разговаривают на кухне, я испытывал ощущение абсолютного комфорта. А после того как они уходили в свой маленький домик, я шел к колодцу. Там, раздевшись, я наливал ведро холодной воды, смывал с себя пот и пыль. Прямо под открытым небом, в темноте июньской ночи. Потом я возвращался в дом, голый, в одних ботинках. Вытягиваясь на чистой простыне, решал вопрос, действительно ли я так хочу выкурить сигарету, что ради этого стоит вставать, или лучше заснуть? Иногда я думал о Ли и Мэри, о том, что будет с Ли дальше. Но это были короткие мысли, и посреди них я засыпал, даже не успев подумать об Анджелине. Это было чудесное чувство изнеможения.
Я снова встретил ее в июне. Я работал с культиватором, и, когда дошел до конца полосы и повернулся, она стояла на опушке леса. В шляпе с большими, защищавшими от солнца полями, она держала в руках бадейку, наполовину наполненную ежевикой. На ее голых загорелых ногах виднелись красные полоски царапин.
Я остановил мулов и вытер с лица пот.
— Привет, — сказал я.
Она взглянула на меня с отвращением. С непокрытой головой, я был голым по пояс, загоревшим до черноты и блестящим от пота. Мои руки посерели от толстого слоя пыли.
— Тебе, похоже, это нравится.
— Да, и что?
— Заниматься фермерством без особой на то нужды просто ненормально. Наверное, твои мозги спеклись на солнце. Если они только у тебя вообще когда-нибудь были.
— А тебе никто никогда не говорил, — спокойно спросил я, — что тебя стоит как следует отхлестать ремнем по хорошенькой заднице?
— А не пошел бы ты сам в задницу, — ответила она злобно. — Тебе подходит быть фермером.
— По-твоему, фермер — это вроде как преступник?