Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 19 из 50



— Тебе нравится мое платье?

— Оно мне всегда нравилось, не так ли?

— Глупый! Платье новое — ты ни разу его не видел.

— Ладно, давай посмотрим. Повернись!

Она грациозно повернулась и присела в реверансе.

— Правда, оно тебе нравится?

Когда Мартин так смотрел на нее, в этом вопросе не было никакой необходимости. Он обнял ее, и дрожь сразу унялась. Она может пойти — Мартин о ней позаботится. Ей нечего бояться — Мартин никому не позволит ее обидеть.

Глава 15

Доринда последовала за супругами Оукли в старый просторный холл, и ее глазам предстали большие балки на потолке, камин с глубоким очагом, в котором весело потрескивали дрова. Плитки пола были покрыты коврами, а в настенных канделябрах теперь горели электрические свечи. Все остальное могли лицезреть и те, кто приходил сюда на протяжении трех веков. Вот какая мысль пришла в голову Доринде, когда она снимала шубу, одолженную у миссис Оукли. Ей захотелось подняться по лестнице и пройтись по галерее, тянущейся вдоль трех стен холла, но миссис Оукли возразила:

— Нет-нет, мы ведь только прибыли.

Доринда бросила шубу в большое, украшенное резьбой кресло и неохотно побрела в гостиную следом за миссис Оукли в ее розовом с серебром платье, которое, очевидно, стоило кучу денег. Интересно, носит ли когда-нибудь миссис Оукли что-нибудь, кроме розового? Ведь от одного и того же цвета можно устать. Почему бы для разнобразия не надеть голубое или зеленое?..

В этот момент Доринда увидела Грегори Порлока, идущего им навстречу с протянутой рукой и очаровательной улыбкой. У камина собралось еще несколько человек, но она видела только его и сразу же поняла, что перед ней Глен Портеус — муж тети Мэри, он же Злой Дядюшка. Возможно, Доринда не была бы в этом так уверена, если бы не фотография Роубекера — все-таки семь лет, как думал сам Грегори, достаточно долгий срок. Теперь же у нее не было никаких сомнений, однако строгое воспитание тети Мэри помогло удержаться от восклицаний. Услышав, как миссис Оукли произносит ее имя, она встретила насмешливый взгляд Грегори и протянула руку.

Даже если бы Доринда забыла все остальное, она узнала бы это крепкое и теплое рукопожатие, которое так любила в раннем детстве, а потом возненавидела. Ее щеки густо покраснели, и Порлок понял, что девушка узнала его, так же ясно, как если бы она произнесла его настоящее имя. Что ж — так будет еще забавнее.

— Мы с вами уже разговаривали по телефону, — сказал он. — Думаю, я мог бы заранее описать вашу внешность. Вы точно такая же, как ваш голос. Скажите, а я похож на свой голос?

— Пожалуй.



В ней оставалось что-то от простоты, серьезности и искренности той девчушки, которую помнил Грегори. Никаких сцен, но и никакого притворства. Право же, забавная ситуация!

Внезапно Доринда посмотрела мимо него и увидела Джастина Ли. Ее очевидные для опытного наблюдателя удивление и радость были настолько сильными, что она забыла обо всем остальном и устремилась навстречу ему с сияющим лицом. Порлоку пришлось отвернуться от них, чтобы представить супругов Оукли Тоутам и Мастерменам. Он с трудом мог вообразить, как будут общаться друг с другом эти шесть человек, двое из которых смертельно его ненавидели, а двое других были столь же смертельно напуганы, но выполнял обязанности гостеприимного хозяина почти автоматически, одновременно ублажая свое чувство юмора разыгрывавшейся перед ним сценой.

Когда к гостям присоединился Леонард Кэрролл с его кривой улыбкой, безусловная несовместимость присутствующих друг с другом заметно усилилась. Глядя на него, Грегори уже не в первый раз спрашивал себя, почему он весь какой-то… перекошенный? Недостатки фигуры или доведенный до абсурда эпатаж, видимость? Действительно ли одно его плечо чуть выше другого, или это только кажется, потому что он так круто изогнул левую бровь? Действительно ли он прихрамывает на левую ногу, или это такое же притворство, как и манера томно растягивать слова, что не мешало ему отпускать иногда едкие и откровенно грубые фразы. У него были красивые, хотя и не очень густые каштановые волосы, слишком морщинистое для его возраста лицо и хрупкое телосложение, тем не менее от этого человека веяло особой нервной энергией. Ироничный взгляд Кэрролла скользнул по немолодым лицам людей, которым его только что представили: было очевидно, что эти пятеро значат для него не более чем мебель, — именно скользнул, задержавшись чуть дольше на Линнет Оукли. Грегори, не забывая о своем хозяйском долге, поспешил разрядить обстановку с помощью коктейлей.

Джастин Ли не переставал удивляться тем ощущениям, которые вызывала у него Доринда — особенно его обескураживало собственническое чувство. Конечно, сыграло свою роль то, что они вместе выбрали это платье, в котором она так превосходно выглядела, а также брошь матери. Но если бы дело было только в этом… Джастину приходилось признать, что в Доринде было нечто, сразу привлекающее к ней внимание, даже если она окажется в толпе. Изумительная посадка головы, необычайное сходство цвета глаз и волос, которым одарила ее природа, детское и в то же время необычайно умное выражение лица. Всего этого нельзя было не заметить, даже когда на ней было надето что-то, оскорбляющее его вкус. А главное, было кое-что еще, внушающее ему уверенность, что где бы он ее впервые ни повстречал — в автобусе, на корабле, на базаре в Бомбее или в пустыне Гоби, — ему сразу стало бы ясно, что они созданы друг для друга. Это было одно из тех странных ощущений, которые невозможно объяснить и от которых не можешь и, что самое примечательное, не хочешь избавиться.

— Как ты здесь очутился, Джастин? — спросила Доринда, не пытаясь скрыть радость. Впрочем, ему также не хотелось скрывать собственное удовольствие. Он засмеялся и ответил:

— Мойра Лейн собиралась сюда на выходные. Она позвонила мне и спросила, не составлю ли я ей компанию.

Доринда была слишком хорошо воспитана, чтобы перестать улыбаться. Она надеялась, что улыбка не выглядит натянутой. Но тут Джастин сказал такое… Она не верила своим ушам!

— Не глупи. Я приехал повидать тебя — вернее, не тебя, а этих твоих Оукли — как заботливый опекун.

— О! — Только так можно было изобразить на бумаге звук, который произнесла Доринда, на самом деле напоминавший журчание ручейка, пузырящегося смехом.

В этот момент вмешался Грегори Порлок.

— Так как он все равно будет сидеть рядом с вами за обедом, вы должны познакомиться с остальными, а заодно попробовать коктейль.

Последовало множество представлений. Впечатления Доринды от гостей наслаивались одно на другое. Мистер Тоут, толстый и краснолицый, глазки маленькие и сердитые, как у разозленной свиньи. Мистер Мастермен почему-то напомнил ей владельца похоронного бюро. Миссис Тоут, худая и маленькая под изобилием серого атласа и бриллиантов, с волосами, собранными в тугой узел, как будто она собиралась принять ванну, похожа на симпатичную, но беспокойную мышку. Доринда удивлялась, зачем столько бриллиантов такой жилистой шейке, тем более что из-за их живого блеска лицо будто стало еще старее, как у столетней старушенции.

Зато на мисс Мастермен ни одного бриллиантика. Старомодное черное платье с кружевами было застегнуто у ворота маленькой жемчужной брошью. «Она словно в трауре», — подумала Доринда, встретив взгляд темных глаз. Именно этот взгляд, а не черное платье, навел ее на мысль о трауре. В нем ощущалась горечь невосполнимой утраты.

Мистер Кэрролл ей активно не нравится, и едва она успела об этом подумать, как дверь распахнулась, впустив последнего гостя. Мойра Лейн вошла с таким уверенным видом, словно только что приобрела весь земной шар. На ней было бархатное платье цвета дамасской розы, оттенявшее ее прелестный румянец. Точеные руки были обнажены до плеч, а на левом запястье сверкал бриллиантами и рубинами браслет Жозефины. Задержавшись на секунду у порога, она стремительно подошла к гостям, сгрудившимся у камина и, слегка выгнув левую руку, продемонстрировала браслет Грегори Порлоку.