В руках врага

Его мысли оборвались, когда из-за угла в коридор выкатился человек. Лейтенант просто представить себе не мог, чтобы кто-то в здравом уме выскочил из надежного укрытия и обрек себя на верную смерть. И неудивительно, ему ведь в жизни не доводилось встречаться с грейсонским гвардейцем, землевладельцу которого грозила опасность. Роберт Уитмен имел в жизни лишь одну цель, и первый же выстрел его дробовика разорвал гражданина лейтенанта Тиммонса в клочья.

Двое часовых у люка открыли ответный огонь. И они, и их противник находились в пустом коридоре, и всем троим негде было укрыться от летевших в обоих направлениях с максимальным разбросом смертоносных дисков.

– Гражданин адмирал?

Лестер Турвиль вскинул голову, уловив в голосе Шэннон Форейкер странную нотку.

– Что?

– Мне кажется, это заслуживает внимания, – растерянно сказала она, – Активные сенсоры «Цепеша» только что отключились.

– Что? – переспросил контр-адмирал совсем другим тоном.

Форейкер кивнула.

– Все до единого, сэр, – подтвердила она, снова употребив «старорежимное» обращение. В последнее время это – намеренно, нет ли – случалось все чаще и чаще. – Им не следовало этого делать. Они идут на орбиту между минных полей, и отключать в таких обстоятельствах радар – чистое безумие.

Кивнув в знак согласия, Турвиль поспешил к обзорному экрану. Возможно, «Цепеш» уже занял парковочную орбиту, однако при такой плотности минного поля всегда оставалась возможность случайного отклонения той или иной мины, и тогда…

– Гаррисон, – обратился он к офицеру связи, – есть от них хоть какие-нибудь сообщения?

– Никак нет… Я не… О, минуточку, гражданин адмирал…

Гражданин лейтенант Фрейзер прижал наушник, внимательно прислушался и повернулся к командиру.

– Гражданин адмирал, гражданин капитан Хьюитт докладывает, что гражданин капитан Владович был с ним на связи, но сообщение вроде как прервалось на середине фразы.

Турвиль переглянулся с Богдановичем, и оба обернулись к Эверарду Хонекеру. Народный комиссар выглядел растерянным, как и флотские офицеры, но не слишком взволнованным. Не будучи профессионалом, он просто не представлял себе масштабы и возможные последствия такого рода аварии.

Турвиль собрался объяснить комиссару, в чем опасность, однако заметив, как сосредоточенно припала к экрану Форейкер, проследил за ее взглядом.

Взаимное орбитальное расположение планет Цербер-Б-3 и Аид было таково, что «Граф Тилли», направляясь к первой из них, прошел менее чем в двух световых минутах от второй. Сейчас Аид находился от него в трех с половиной световых минутах справа по борту, удаляясь со скоростью чуть выше двадцати шести тысяч километров в секунду, так как корабль продолжал тормозить.

– Как скоро мы подойдем к «Цепешу», если врубим полную боевую тягу? – спросил контр-адмирал коммандера Лоу.

После быстрых расчетов последовал обстоятельный ответ:

– В любом случае нам потребуется чуть более восьмидесяти четырех минут, чтобы погасить скорость относительно Аида. Из нулевой точки мы доберемся до планеты за сто семнадцать минут, стало быть, в сумме нам необходимо три часа двадцать минут, но тогда мы будем иметь относительную скорость более тридцати шести тысяч километров в секунду. Если необходимо уравнять скорости, это добавит еще час.

Что-то буркнув, Турвиль снова повернулся к экрану Форейкер и, не сводя с него глаз, достал из кармана сигару.

Но на полпути ко рту рука с сигарой замерла.

– Гражда… – начала Форейкер.

Турвиль оборвал ее на полуслове:

– Вижу, Шэннон.

Он донес-таки сигару до рта и чуть ли не рассеянно спросил:

– Насколько это серьезно?

– Не могу сказать, гражданин адмирал. Но взгляните сюда и сюда.

Она указала на боковой экран, и Турвиль, медленно кивнув, подозвал Хонекера и Богдановича.

– Не знаю, в чем там дело, но на борту «Цепеша» творится что-то неладное, – тихо сказал он.

– В каком смысле «неладное»? – тревожно уточнил Хонекер.

– Гражданин комиссар, военные корабли не теряют воздух просто так, а гражданин коммандер Форейкер только что засекла на «Цепеше» утечку атмосферы. Боюсь, что мы можем говорить о пробоине.

– Пробоине? – ошеломленно переспросил Хонекер.

– Именно. Отчего она появилась, неизвестно, да и потеря воздуха не так уж велика: надо полагать, им удалось герметизировать остальные отсеки. Но, так или иначе, дела там обстоят серьезно, гражданин комиссар. Очень серьезно.

– Понятно… – Хонекер потер неожиданно вспотевшие ладони и заставил себя сделать глубокий вздох. – И что вы собираетесь предпринять, гражданин адмирал?

– То, что мы видим, произошло как минимум четыре минуты назад, – бесстрастным тоном пояснил Турвиль. – Возможно, на данный момент «Цепеш» уже взорвался, но мы этого пока не знаем. Однако если корабль и не погиб, он в беде и нуждается в помощи.

– И вы предлагаете, чтобы эту помощь оказал «Граф Тилли»?

– Да, сэр. Но есть проблема: они могли уже сообщить в лагерь «Харон», что нам запрещено приближаться к планете. Попасть под обстрел мне бы не хотелось.

– Понятно, – снова пробормотал Хонекер, опять потирая ладони. Несколько мгновений он размышлял, а потом обратился к Фрейзеру: – Гражданин лейтенант, свяжитесь с лагерем «Харон». Передайте, что в связи с чрезвычайными обстоятельствами мы с максимальным ускорением направляемся на помощь «Цепешу». Ответственность я беру на себя. Да, и запроси подтверждение открытия для нас коридора в минных полях.

Когда дверь каземата начала открываться, Хонор встала лицом к выходу: правая сторона ее лица выглядела почти такой же омертвевшей, как и парализованная левая.

Самообладание давалось ей нелегко, ибо Тиммонс не преминул с удовольствием сообщить, что в следующий раз камеру откроют лишь для того, чтобы доставить ее к палачу. Это, разумеется, не воодушевляло, зато контакт с Нимицем порождал странные ощущения. Кот находился слишком далеко, чтобы можно было судить о чем-то с уверенностью; Хонор могла лишь сказать, что он движется, и движение порой причиняет ему боль. Сначала она даже решила, что его переводят на катер, чтобы, как обещала Рэнсом, доставить на планету к месту казни. Однако эмоциональный фон был совершенно неожиданный: главными его особенностями являлись воодушевление и яростная решимость. Объяснения этому Харрингтон не находила, к тому же в ее состоянии могло почудиться что угодно. Но, что бы ни случилось, громил Тиммонса она собиралась встретить не дрогнув.