Флагман в изгнании

– Я любила Пола Тэнкерсли всем сердцем. Если бы он остался жить, я вышла бы за него замуж и родила бы ему детей. Но я не член вашей Церкви, как ни глубоко мое к ней уважение, и я следовала обычаям, в которых была воспитана, как от вас я жду, что вы будете следовать вашим.

– Вот ты и доказала нечистоту своей натуры! – закричал Маршан. – Тебе и всем твоим погрязшим в грехе сородичам, которые чтят только плотские удовольствия, не место среди избранного Богом народа!

– Нет, сэр. Я только доказала, что любила мужчину, как замыслил Бог, и делила с ним любовь не так, как это принято у вас.

Голос Хонор по-прежнему звучал холодно и ровно, но по щекам потекли слезы. Боль от смерти Пола снова резанула ее, как ножом, и динамики разнесли над площадью сердитое рычание Нимица. Хонор застыла, словно высокая, стройная статуя, ее лицо, обращенное к врагу, наполнилось болью, и негодование толпы еще больше возросло.

– Ложь! – закричал Маршан. – Бог поразил мужчину, с которым вы совокуплялись, как животные, в наказание за твои грехи! Это был Его приговор тебе, шлюха!

Хонор побелела, и на лице Маршана появилась злобная радость. Он понял, что наконец-то задел ее.

– Горе тебе, сатанинская шлюха, и горе людям этого лена, когда меч Господа поразит их через тебя! Бог знает правду о твоей душе, шлюха, и…

Многоголосый рев вырвался у подданных Хонор. Он, словно океан, затопил голос Маршана, священник замер с открытым ртом и побледнел, поняв, что зашел слишком далеко. Публично напав на женщину, он нарушил впитавшийся за тысячу лет в самую плоть кодекс поведения. Только глубокое инстинктивное уважение к его сану и готовность Хонор отвечать на злобные тирады рассудительными аргументами уравновешивали это отступление от приличий. Теперь это равновесие исчезло. Все в поместье Харрингтон знали историю ее любви к Полу Тэнкерсли и то, как все закончилось. Теперь они увидели, как Маршан заставил ее страдать, разбередив старые раны. К священнику рванулась сразу дюжина мужчин.

Он что-то прокричал, но разгневанная толпа заглушила его усиленный громкоговорителем голос, и Маршан лихорадочно полез вверх по рядам. Он поскользнулся, добравшись до верхнего яруса, но удержался на ногах и в отчаянии побежал между пустыми сиденьями. Толпа устремилась за ним. Хонор, не думая о себе, схватила Лафолле за плечо.

– Останови их, Эндрю! – Он уставился на нее, не веря своим ушам, и она встряхнула его за плечо. – Если мы их не остановим, они его убьют.

– Да, миледи! – Лафолле вытащил свой коммуникатор и начал отдавать команды, а Хонор наклонилась к микрофону на трибуне.

– Стойте! – крикнула она. – Остановитесь! Подумайте, что вы делаете! Не будьте такими, как он!

Ее усиленный динамиками голос перекрыл рев толпы, и кое-кто остановился, но ярость остальных уже не поддавалась контролю. Многие харрингтонцы продолжали погоню, и разрыв между ними и преследуемым все сокращался. Маршан бежал, как безумный, в страхе за свою жизнь, а сквозь толпу к нему прорывались гвардейцы в зеленых мундирах. Хонор вцепилась в трибуну, молясь, чтобы гвардейцы успели первыми.

Они не успели. Маршана сбили с ног – толпа исторгла вопль восторга, – и он вместе с поймавшим его человеком покатился вниз по сиденьям. Толпа волчьей стаей окружила их, кто-то рывком поднял священника на ноги. Он скорчился под ударами, прикрывая лицо руками, и тут, благодарение Господу, до него наконец добрались гвардейцы. Они окружили его, растолкав нападавших, и повели прочь от сидений сквозь бурю криков и угроз. Хонор вздохнула с облегчением.

– Слава Богу, – выдохнула она, закрыв лицо руками.

Гвардейцы вытащили избитого и окровавленного священника, впавшего в полубессознательное состояние, в безопасное место. На плече у Хонор яростно шипел Нимиц.

– Слава Богу! – снова прошептала она и, сморгнув слезы, открыла лицо.

И тут ее обняли хрупкие старческие руки.

Преподобный Хэнкс прижал ее к себе, дав поддержку, в которой она так нуждалась. В его яростном отвращении к мракобесию Маршана, доходившем до нее через Нимица, не было ни капли снисходительной жалости. Хонор обняла его в ответ, дрожа от горя, которое всколыхнули слова Маршана, и от осознания, насколько близок он был к смерти.

– Да, миледи, слава Богу, – звучный голос Хэнкса дрожал от гнева.

Преподобный заставил ее отвернуться от толпы и достал платок. Она утерла слезы, все еще оставаясь в его объятиях, и он продолжил так же сурово:

– И вам тоже спасибо. Если бы вы не среагировали так быстро…

Он вздрогнул, оборвав фразу, потом глубоко вздохнул.

– Спасибо, – повторил он, – и прошу вас принять мои извинения от имени Церкви. Уверяю вас, – сказал он, и его голос звучал спокойнее, но в то же время и жестче, куда безжалостней, чем она ожидала от человека с его мягким характером, – что с братом Маршаном мы… разберемся.

Глава 6

– Xай!

Хонор быстро и аккуратно сделала шаг по полированному полу, сохраняя равновесие, и ее деревянный тренировочный меч снова взлетел вверх. Меч мастера Томаса отразил удар в голову, и она отступила назад и влево, уходя от противника. Хонор восстановила равновесие и отбила его меч, на секунду высвободившись, и тут же скользнула клинком вдоль клинка Томаса, изогнув запястье, и сделала ложный выпад к его левой руке – все это единым движением.

– Хай! – снова крикнула она, отражая ответный удар в торс.

Но и его выпад тоже был ложным.

– Хо!

Томас ушел в сторону изящно – как танцор или облачко дыма. Хонор только крякнула, когда меч ударил по ее защищенной правой руке – как раз перед тем, как ее собственный удар достиг цели. Она немедленно опустила меч и поклонилась, признавая, что его удар был нанесен раньше. Потом разжала правую руку, выпустив рукоять. Хонор, морщась, потрясла ноющими пальцами, а мастер Томас с улыбкой сдвинул на лоб маску.

– Иногда, миледи, лучшая атака – это предложить противнику достаточно аппетитную приманку, чтобы потом обернуть дело против него.

– Особенно когда вы так хорошо знаете противника, – согласилась она.

Хонор сняла собственную маску и вытерла лицо рукавом стеганой защитной куртки. По покрою она напоминала ги, которые Хонор носила, занимаясь coupdevitesse, но ткань была плотнее и тяжелее. Грейсонцы давно пользовались высокотехнологичной заменой традиционных фехтовальных костюмов: куртки позволяли двигаться свободно и в то же время смягчали удары, которые легко могли бы сломать незащищенные кости.

К несчастью, от синяков она не защищала. Грейсонские учителя фехтования считали, что синяки помогают затвердить урок.

– Ну, не так уж вы и очевидны, миледи, – не согласился мастер Томас, – но вам не помешало бы побольше хитрости.

– Я думала, что действую хитро! – возразила Хонор, но ее учитель с улыбкой покачал головой.

– С кем-нибудь еще – может быть, миледи, но я слишком хорошо вас знаю. Вы забываете, что это не настоящий бой, и если есть возможность добиться немедленной победы, вы за нее хватаетесь, не обращая внимания на то, какой вред наносите себе. В настоящем бою я был бы уже мертв, а вы просто ранены. Но в фехтовальном зале всегда надо помнить, что считается именно первое прикосновение.

– Вы это нарочно сделали, ведь правда? Чтобы лишний раз напомнить.

– Возможно. – Мастер Томас спокойно улыбнулся. – Но я ведь при этом победил, не так ли? – Хонор поклонилась, и он улыбнулся шире. – Так что не важно, в учебных целях я это сделал или просто ради победы. У меня все получилось, потому что я знал ход ваших мыслей, знал, что, если я открыл вам возможность удара по телу, ваш выпад в руку будет ложным.

– Так вы сами открылись? – удивилась Хонор.

– Конечно, миледи Неужели вы подумали, что моя защита случайно оказалась так слаба? – мастер Томас грустно покачал головой.

Нимиц, сидевший на брусьях, издал смешок.

– А ты вообще молчи, паршивец! – Хонор погрозила коту пальцем. Потом она повернулась к мастеру Томасу и потерла нос. – А вы бы попробовали такое с кем-нибудь, кого не знаете так хорошо, как меня?