Флагман в изгнании

– Дайте мне с ним разобраться, миледи, – прошептал Хэнкс. Его глаза горели от гнева. – Это брат Маршан, – объяснил преподобный. – Он нетерпимый зашоренный невежда с жуткими предрассудками, и здесь ему делать нечего. Его паства – в поместье Бёрдетта. Он вообще-то личный капеллан лорда Бёрдетта.

Хонор кивнула. Теперь ей был понятен гнев Хэнкса; и только железный самоконтроль помог ей справиться со своими собственными чувствами. Так вот как эти демонстранты сюда попали, подумала она холодно.

Уильям Фицкларенс, лорд Бёрдетт, по части предрассудков оставлял далеко позади всех грейсонских землевладельцев. Остальные могли еще сомневаться – как все же следует относиться к женщине-землевладельцу; Бёрдетт не сомневался. Только личное предостережение Протектора Бенджамина заставило его промолчать во время ее формального возведения в ранг, и с тех пор, когда он не мог избежать встречи с ней, демонстративно игнорировал ее с ледяным презрением. Маршан не мог оказаться здесь без разрешения своего покровителя, а значит, Бёрдетт и его единомышленники решили открыто поддержать оппозицию. Именно они, скорее всего, финансировали приезд такого количества демонстрантов в Харрингтон.

Но об этом можно было поразмыслить и позже. Сейчас Маршан бросил ей вызов, и она не могла попросить ответить на него Хэнкса. Формально он был властен над всеми священниками, но грейсонские религиозные традиции уделяли огромное внимание свободе совести. Если она позволит ему приказать Маршану замолчать, это может вызвать кризис в Церкви, который отразится на всех и резко ухудшит политическую ситуацию.

Кроме того, подумала она, Маршан бросил вызов именно ей, и она прямо-таки ощущала его злорадное удовлетворение. Мелкая радость мракобеса, который ранит и унижает людей, прикрываясь ханжеской уверенностью в том, что выполняет Божью волю. Слишком откровенной, публичной была его атака, чтобы можно было позволить ответить на нее кому-нибудь еще. Нет, именно она должна это сделать, если хочет сохранить свой авторитет. И потом, ей вдруг самой хотелось ответить. Наконец она встретила открытое противостояние, вызов, пробившийся к той части ее души, которая слишком долго пребывала в спячке.

Хонор повернулась к Хэнксу и покачала головой:

– Нет. Спасибо, преподобный, но этот господин, кажется, желает говорить со мной.

Динамики транслировали ее слова четко и ясно, как она и рассчитывала. Ее тихий, спокойный голос был приятным контрастом воинственному реву Маршана, и она перевела искусственный левый глаз в телескопический режим, внимательно наблюдая за выражением лица противника.

– Так что вы хотели сказать, сэр? – поинтересовалась она, и священник покраснел, осознав ее нарочитую вежливость.

– Ты чужда Богу, Хонор Харрингтон! – снова выкрикнул он, размахивая своей книжкой.

Хонор почувствовала, что Лафолле взбешен тем, что Маршан повторно назвал ее полным именем. Кроме того, он игнорировал ее титул, и это тоже было преднамеренное оскорбление со стороны человека, который не был ей даже представлен. Однако она просто успокаивающе погладила Нимица, ожидая продолжения.

– Ты богопротивная еретичка, ты сама в этом призналась перед Конклавом Землевладельцев, отказавшись принять веру. Нельзя защищать народ Божий, не принадлежа его Церкви!

– Простите, сэр, – тихо сказала Хонор, – но мне казалось правильным честно признать перед Богом и Конклавом, что я не была воспитана в доктрине Церкви Освобожденного Человечества. Неужели мне следовало притворяться?

– Тебе не следовало богохульствовать, ища мирской власти! – закричал Маршан. – Горе Грейсону, коли женщина-еретичка претендует на ключ землевладельца и наместника Бога. Тысячу лет этот мир был Божьим, а теперь те, кто забыл Его законы, богохульствуют, принимая чужеземные обычаи и втягивая Его народ в войны безбожных держав, и это ты, Хонор Харрингтон, привела на нас все эти беды! Ты извращаешь веру самим своим присутствием, своим нечистым примером и идеями, которые ты разносишь, как мор. «Бойтесь тех, кто станет соблазнять вас, братья мои. Не слушайте тех, кто станет осквернять храм вашей души обещанием материальных благ и мирской власти, держитесь крепко за путь Божий и будьте свободны!»

Хонор услышала, как Хэнкс втянул воздух сквозь сжатые зубы. Маршан цитировал «Книгу нового пути», второй по святости из всех текстов Грейсона. Преподобный пришел в ярость, слыша, как Маршан извращает священный текст, преследуя личные цели. Но Хонор и сама часами изучала «Книгу нового пути», стараясь понять своих подданных, и сейчас она поблагодарила Бога за свою хорошую память.

– Вам стоит закончить цитату, сэр, – сказала она Маршану, и искусственный глаз заметил потрясение, отразившееся на его лице. – По-моему, – продолжила она спокойно, – святой Остин закончил этот параграф словами: «Не закрывайте глаза на новое потому, что цепи прошлого туго связывают вас. Именно те, кто отчаяннее всего цепляется за прошлое, отвернут вас от нового пути и снова уведут вас на пути нечистых».

– Святотатство! – взвизгнул Маршан. – Как ты смеешь произносить слова Книги, еретичка?

– А почему бы и нет? – ответила Хонор убийственно рассудительным тоном. – Святой Остин писал не только для тех, кто уже принял учение Церкви, но и для тех, кого он только хотел привлечь. Вы зовете меня еретичкой, но ведь еретик – это тот, кто заявляет, что принял веру, а потом извращает ее по собственному вкусу. Я такого не делала. Я выросла в другой вере, но неужели это не позволяет изучать и уважать вашу?

– Да что ты знаешь о вере! – буквально сплюнул Маршан. – Ты повторяешь слова, не понимая их смысла! Даже ключ у тебя на шее показывает это, ибо женщине не предназначено править. «Соберите сыновей ваших, чтобы построить мир, предписанный Богом, и хорошо охраняйте ваших жен и дочерей. Защищайте их и учите, чтобы они через вас познали Божью волю». Через вас! – повторил Маршан, глядя на нее с яростью. – Сам Бог говорит нам, что мужчина должен управлять женщиной, как отец управляет своими детьми! Она не должна нарушать законы Божьи, выступая против Его воли! Ты и твое проклятое королевство заразили всех нас своей отравой! Вы ведете наших юношей в безбожные войны, а наших девушек вводите в грех гордости и распущенности, настраивая жену против мужа, а дочь против отца!

– Я так не считаю, сэр, – сказала Хонор более холодным тоном и посмотрела священнику прямо в глаза, цитируя еще один отрывок из «Нового Пути»: – «Отцы, не будьте глухи к словам ваших детей, ибо они меньше привязаны к старым путям. Не должно быть раздора и между мужчиной и его женами. Любите их и слушайте их совета. Все мы сыновья и дочери Божьи, Он создал нас мужчинами и женщинами, чтобы мы утешали друг друга и помогали друг другу, и настанет день, когда мужчине понадобится не только своя сила, но и сила женщины».

Маршан побагровел, а по толпе пробежал одобрительный шепоток. Хонор чувствовала одобрение преподобного Хэнкса, явно удивленного ее глубоким знакомством с учением Церкви. Но она не отводила глаз от Маршана, ожидая следующей атаки.

– Да как ты смеешь говорить о мужчине и его женах? – прошипел священник. – Брачный союз – это святое таинство, благословленное Богом, а ты, блудница, плюешь на все, что несет в себе такой союз!

Нимиц зарычал. По толпе пронеслось сердитое гудение, Эндрю Лафолле тихо выругался, но сознание Хонор было чистым и холодным, а в глазах отражалась смерть.

– Я не плюю ни на таинство брака, ни на какое другое таинство, – сказала она, и кое-кто из собравшихся вздрогнул от ее ледяного тона, – но ваша священная книга говорит: «Без любви нет истинного брака, а с любовью только он и может быть». А святой Остин, сэр, пишет: «Говорю вам, не спешите вступать в брак, ибо это дело глубокое и совершенное. Сначала испытайте, верно ли вас ведет к нему любовь, а не плотские удовольствия, которые пожрут себя сами и оставят только пепел и горечь».

Ее карие глаза, как лазеры, пронзили Маршана, и она тихо продолжила: