Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 60 из 74



– Всё меняется, – громогласно объявил Габриэль. – Знайте же, что мне было видение. Наш имам, Гасан ас-Саббах, умер.

Вздох ужаса разнесся над ассасинами. Габриэль продолжал:

– Кийа Бузург Умид вернулся в Аламут. При этом он наделил меня особыми полномочиями. – Тень достал из-за пазухи подмененное письмо и помахал им в воздухе. – Вести разговоры с представителем франков мне дозволено.

– Но, повелитель… – робко начал Кубейда. – Мы хотели бы посмотреть на это письмо.

– Подойди и возьми.

Ассасины вздохнули и потупились. Заискивающий тон, которым разговаривал шейх, не предвещал ничего хорошего. Так оно и оказалось. Когда Кубейда протянул руку за письмом, Габриэль ткнул ассасина ножом.

– Так будет со всяким, – объявил Тень, вытирая заляпанный кинжал о бурнус Кубейды. – Со всяким, кто усомнится в моих словах. Мне и Аллаху не нужны умники. Мне и Аллаху нужны добрые мусульмане, готовые нести свет истины кафирам.

– Габриэлю – благословение и привет! – слаженно рявкнули ассасины.

Им стало легко и спокойно. События шли по накатанной колее. Всегда так было, что кто-то приказывал и убивал, если приказ не исполнялся. Всемирный порядок остался неизменным.

– Отныне и до послезавтрашнего дня вы должны оставаться на месте. Вы нужны мне все.

Все – это две шайтановы дюжины. Третья дюжина дежурила в городе: шпионила, вынюхивала и творила непотребства. Ослушник Кубейда был сороковым.

– В моем сердце вопрос, уважаемый начальник, – поднялся с места Ахмед Поджигай. – Я хочу навестить в городе приятеля.

– Лишь гиена и волк вам приятели, – любезно отвечал Тень. – Ты понял, Ахмед?

– Видит Аллах, понял! – И добавил сквозь зубы – так, чтобы не слышал предводитель: – Тогда ты, Габриэль, должен быть нам всем другом. Но я не вижу этого, клянусь разводом со своими женами.

– Франкский король посмеялся над нами. Он прислал женщину разговаривать с нами.

– Смерть ей и ему! – рявкнули ассасины. – А также им всем!

– Именно. А для этого нам следует кое-что предпринять.

Дверь распахнулась. Как всегда не вовремя, ворвался малыш Гасан:

– Деда! Мой знаменитый деда Джебаил!

– Ишь, постреленок, – умилились ассасины. – И не ведает, что врываться к старшим запретно для него.

Не успел Габриэль сурово нахмуриться, как мальчишка повис у него на шее:

– А что я знаю, деда! Слусай зе.

До ассасинов доносились лишь отдельные слова: «лыцаль», «месь не дал», «на клысе сидит». От удивления Тень забыл даже отшлепать ребенка.

– Воистину Аллах благоволит нашему делу! – воскликнул он, когда Гасан закончил ябедничать. – Только что планы кафиров стали открыты нам и дозволены. Отныне в них нет тайны.

– Повелитель, давайте зарежем их в их же постелях! – схватился за кинжал Ахмед.

– Нет. Кафиры привычны к сражениям. И хотя один правоверный стоит в бою десяти франков, мы рисковать не станем. – Тень поманил своих соратников к себе: – Вот восемь фиников. Кому их дать?

– Мне! – объявил Ахмед по прозвищу Поджигай.

– И мне! Мне! – вразнобой загомонили ассасины. Последний финик достался маленькому Абдулле.

– Каждый финик – это жизнь одного из франков. Я объясню вам, как поступить. Завтра Аллах поможет вам погубить всех спутников проклятой франкской девицы.

Малыш Гасан сидел с сияющими глазками:

– Это мой знаменитый деда Джебаил. А у вас нет такого деды!

МЕЛИСАНДА И ВЕНЦЕНОСНЫЙ УПРЯМЕЦ

Гильом де Бюр умел находить нужных людей. Может, по запаху, а может, по внешнему виду, но в любой толпе он безошибочно выделял тех, кто ему нужен. Наверное, потому, что сам принадлежал к таким. Разговаривая с Бертраном, коннетаблем Антиохии, он не мог отделаться от ощущения, что стоял перед зеркалом.

– Сир коннетабль, вы, конечно, понимаете, что я приехал в Антиохию не просто так.

Бертран оценил величину брюха Гильома и утвердительно кивнул. Сам он был толще де Бюра и оттого относился к нему покровительственно.



– Ядумаю, сир коннетабль, вы приехали, чтобы переговорить с князем Боэмундом.

– Именно так, сир коннетабль. Мы, видите ли, хотим Тир воевать…

– …и вам нужны войска. Сколько?

Как уже говорилось, Гильом прекрасно понимал Бертрана. А потому знал: вопрос «сколько» мог относиться к чему угодно, только не к численности войск.

– Наклонитесь поближе, сир коннетабль, – ответил он. – У стен могут быть уши.

Бертран отечески улыбнулся. Дворец князя строился по последнему слову зодческого мастерства. В стенах побулькивали «глухие» фонтаны – чтобы исказить звуки разговоров и сделать их недоступными слуху шпионов. Вместо ковров стены украшали цветные мозаики. От них зал казался гулким и холодным, но зато никто не мог спрятаться за ними. Дворец был защищен от подслушивания. И всё же, всё же…

– Говорите шепотом, сир коннетабль, – разрешил Бертран. – Я весь внимание.

Поросшее черным жестким волосом ухо антиохийца придвинулось к де Бюру. Он прошептал несколько слов, и брови Бертрана одобрительно поползли вверх.

– Это князю. Вам же, сир коннетабль, причитается другая сумма…

Вновь шепоток.

– Так-так. Это весьма приемлемо, сир коннетабль. Очень даже.

– И вы посодействуете в моем деле?

– О! Еще как. Видите ли, сир Гильом… Вы ведь позволите так себя называть?..

– Несомненно. Мы ведь друзья, сир Бертран.

– Истинно, сир Гильом, истинно! Так вот, друг мой, будем смотреть правде в глаза. Мессир Боэмунд – маленький своевольный паршивец. Он склочен, упрям, дерзок. Вбил себе в голову, что не будет слушаться ничьих советов. Мальчишка!

– Значит, он неуправляем?

– Отнюдь. Как раз из-за этого упрямства им легко вертеть. Дело в том, что, кроме вас, аудиенции попросили еще двое. Некто румиец Алексей и… догадайтесь, сир Гильом.

– Хм? Понс Триполитанский?

– Холодно.

– Тогда – Жослен Эдесский?

– Лед. Лед и снег.

– Сдаюсь, сир Бертран. Не томите! Неужели Морафия?

– Нет, друг мой. Мелисанда, дочь короля Балдуина.

– Христос превеликий! Быть того не может! И чего она хочет?

– Ей нужны войска, чтобы атаковать Халеб. Взбалмошная девчонка мечтает освободить своего отца.

– Но помилуйте, сир Бертран! Так же политика не делается. Кто в силах захватить Халеб, где собраны добрые три четверти всех сирийских войск?

– Именно поэтому аудиенция Мелисанды назначена после встречи с румийцем.

– А моя?

– А ваша, сир Гильом, состоится в последнюю очередь. Но я бы посоветовал на нее не ходить. Отговоритесь какими-нибудь пустяками. Важно дать мальчишке понять, что мы без него обойдемся.

– Странный способ добиться своего.

– Верьте мне, сударь. Это вернее всего приведет вас к вашей цели.

Да. Таков парадокс юношеских прыщей и ломки голоса. Сперва тебе двенадцать. Потом тринадцать и четырнадцать. Потом – целых шестнадцать! Время идет, неумолимо приближается старость, а окружающие всё не замечают тебя. Что остается делать?

Боэмунд II сполна хлебнул горестей и обид, присущих шестнадцатилетнему возрасту. Отец его – легендарный де Тарент – тоже носил имя Боэмунд. Мальчишке постоянно ставили на вид: «ваш папочка не чавкал за обедом», «если бы ваш отец вертелся за молитвой, как вы, он бы не захватил Антиохии». И, наконец, главное: «будьтежедостойнысвоегоимени!». О, это проклятье! Вся жизнь в тени отца. Куда ни ступни, куда ни плюнь, всюду де Тарент.

Знающие люди говорили, что из мальчишки не вырастет толкового правителя. Его детство прошло под девизом «Правит чужой дядя». Танкред, Боэмунд де Тарент, князь Роджер, король Балдуин – все они поочередно сменяли друг друга на регентском кресле. Мальчишка не успевал даже толком возненавидеть очередного правителя. Когда Балдуин попал в плен, Боэмунд горячо возблагодарил Господа. Отныне Антиохия принадлежала ему. Но долго радоваться не пришлось: на деле правил коннетабль Антиохии сир Бертран, а юноше досталась унизительная роль марионетки.