Страница 18 из 74
Мелисанда вздохнула. Раз, два, три, четыре… Досчитав до двадцати, как учил отец, она сказала:
– Гильом де Бюр. Он не поедет спасать отца. Совсем.
Евстахий прекратил жевать. Вытер усы, отставил в сторону миску с похлебкой.
– Да-а, девонька… – протянул он. – Выросла ты, милая. А я-то, старый дурак, к тебе с куклами! Подожди. Я сейчас.
Он встал из-за стола и отправился к сундуку, где хранил снаряжение. Мелисанда потянулась к бокалу. «Гильом небось сейчас штанами трясет перед зеркалом. Матушку тискать готовится». О том, что де Бюр и Морафия любовники, она говорить остереглась: Евстахий, он, конечно, из старых крестоносцев, но в придворных интригах мало-мальски мыслит.
Если же он заодно с де Бюром и Морафией…
Мелисанда вновь вздохнула. Ей вспомнилось про поваренка, щупавшего спящую Годьерну. Когда его достали из котла, он напоминал ошпаренного цыпленка. Чтобы сохранить доброе имя, Морафия и родной дочери не пожалеет.
Гранье тем временем рылся в сундуке. Гремел старым железом, перекладывал тряпки, что-то неслышно бурчал себе под нос. Наконец то, что он искал, обнаружилось.
– Слава Христу. Уж думал, мыши сгрызли. – он бережно выложил на стол кусок ткани. Когда Мелисанда потянулась помочь разгладить ткань, Евстахий прикрикнул: – А ну не трожь! – И, смягчившись, объяснил: – Вещь ветхая, в предурственном состоянии. Трепетного ухода требует.
Неизвестно, какой трепетный уход сенешаль имел в виду. Сам он не особо церемонился. Когда корявые лапищи крестоносца развернули ткань, Мелисанда поняла, что это карта Леванта.
– Смотри, – палец с обгрызенным ногтем указал на синюю полосу в белой вязи орнамента: – Вот море. Видишь? Я тоже путался спервоначалу. Потом пообвык. – Палец сместился на сушу. – А вот здесь мы, Иерусалим, значица. Тут на побережье города: Яффа, Сидон, Бейрут. А вот – Тир.
Мелисанда кивнула. Она уже догадывалась, что ей расскажет Гранье, и боялась этого.
– Тир – последний город на побережье. Из тех, которые сарацинские. Чуешь? Купчишки, они ведь тоже не дураки. На кораблях разных плавают, союзы у них, гильдии… И с нами приторговывают, проходимцы, и с магометанами.
Мелисанда снова кивнула.
– А знаешь, что будет, когда мы Тир того?.. – Ладонь крестоносца придавила карту. – А? Куда купчишки безанты свои золотые да динары понесут?
– К нам, – севшим голосом произнесла Мелисанда. – К нам понесут.
– То-то! – Гранье перегнулся через стол. Заглянул принцессе в глаза: – Крепости-то да мечи – они безантов стоят. Мы, которые старые крестоносцы, которые от самого Урбана, это хорошо понимаем.
– Так что же? А король, значит, – неважно? Сперва безанты, потом король?
– Дурочка! – Гранье ласково потрепал девушку по волосам. – Да кто ж спорит-то? Король в плену – тоска для всего народа. Мы, которые старые крестоносцы, завсегда… Но ты ж глянь сама, – он вновь потянулся к карте, – Халеб – вон он где. Пусть Жослен его и захватывает. Нам от Халеба ни жарко, ни холодно. А графу, может быть, владения. Он, может быть, на Халебе благосостояние себе построит. И очень запросто.
Некоторое время девушка подавленно молчала. Потом сузила глаза:
– Вот что, сир Гранье. Я так понимаю, что вы все сволочи и стяжатели…
– Но-но!
– Никаких «но-но!». Сволочи и стяжатели. Если вы, рыцари, со всеми вашими копьями, конями и аркобаллистами не хотите спасать короля, то… то… я пойду вместо вас! Ясно?
– Ясно.
– Да. Дайте войск, сколько можете, и я отправлюсь в путь.
Гранье встал. Мелисанда тоже вскочила. Минуту или более они смотрели друг на друга. Наконец Евстахий не выдержал и со смехом отвел взгляд:
– Надо же! Пигалица какая. Войск ей подавай! – В лице его проступила грусть. – Эх, девонька… Где мои девятнадцать? Я ж влюбчивый был, дьявол! Уж я за тобой к Вельзевулу бы в пасть отправился. В Халеб или там к султану сарацинскому… – Мелисанда зарумянилась. Гранье жестко закончил: – Нет у меня войск. Ни хрена лысого, запаршивейшего юбочника дать не могу. Все, кто есть, все при деле.
Евстахий в раздумьях опустил голову. Мелисанда украдкой смотрела на его жизнерадостную плешь, обрамленную седыми волосиками. Воспоминание об утреннем плешивце неприятно ее кольнуло. А может, в самом деле какие-то вести у него были о короле?
– Вот что, милая. – Гранье поднял взгляд. – Войск я тебе дать не могу… – Мелисанда хотела что-то сказать, но Евстахий жестом ее остановил. – Нисколько не дам, – повторил он, – но с одним человеком сведу. Вот с таким человеком! Уж если он не поможет, то никто. Понимаешь?
– И кто он?
– Сир де Пейн. Магистр ордена Храма.
Сердце Мелисанды затрепетало. Орден Храма возник недавно, и его мало кто знал. Но Гуго, оруженосец ее верный, рассказывал о храмовниках чудеса. Из его слов получалось, что для завоевания Сирии других рыцарей, кроме храмовников, и не требуется. Они одни справятся. А предводительствует ими сир Гуго де Пейн, тезка ее Гуго. С некоторых пор Мелисанда относилась с доверием ко всем, кто носил это имя.
– Соглашайтесь, принцесса. Дело верное. Сир де Пейн – верный слуга Его Величества. Коль спонадобится, весь орден на уши поставит. Подумайте: целый орден!
– А сколько у Храма человек?
– Врать не буду, девять… Хотя нет. Со вчерашнего восемь. Но что это за люди! Кровь с яйцами!
Это уж слишком… С восемью рыцарями ей предлагают идти воевать Халеб! Мелисанда задохнулась от возмущения:
– Стыдно, сир Гранье! Если зубоскалить – ищите кого-нибудь другого. А я… я… Позвольте раскланяться.
С этими словами она выбежала из покоев сенешаля. Мелисанда не хотела, чтобы кто-нибудь видел ее плачущей.
Коридоры дворца расплывались перед глазами. В горле распух ком обиды, щеки горели. Мелис бежала и бежала, не разбирая дороги. Подальше, подальше от насмешника Гранье!
Навстречу ей попался Гуго с подносом в руках. Мелисанда врезалась в оруженосца; поднос вылетел у него из рук. Чашки, миски – всё оказалось на полу, в мешанине соусов и вин.
– Ох! Гуго, ты?!
– Мелис? Безумица ты, что ли, так нестись?
Мальчишка бросился собирать черепки, а Мелисанда устало прислонилась к стене. Господи, ну что он копается в этой дряни? Зачем это, когда всё кончено?
Гуго и сам понял, что занимается ерундой. Он поднял на Мелисанду растерянный взгляд:
– В черепки-то. Вот незадача… Сир Гильом из меня ремней нарежет… Ой, вы плачете, Ваше Высочество?! Что случилось?
Мелисанда отвернулась и смахнула слезы со щек. Вот еще… Плачет, как же. Она будущая королева! Королевы не плачут.
Гуго вытер о рубаху грязные пальцы.
– Ваше… Мелис! Что случилось-то? Если это… кто обидел – только скажи! Я вмиг!..
Он неуклюже поднялся с корточек. Мелисанда чуть придвинулась. Лицо оруженосца оказалось близко-близко. Девушка с удивлением отметила, что веснушки нисколько не портят Гуго.
«А он красивый… – подумала она. – И как я раньше этого не замечала?»
– Ваше Высочество…
– Слушай, Гуго, – твердо сказала она. – Бросай ты«высочества». Мне нужна помощь. Но поклянись, что никому не скажешь!
– Клянусь! Христом-господом, здоровьем мамочки, жизнью…
– Хватит, хватит! Я тебе верю. – Девушка оглянулась: не подслушивает ли кто? – Пойдем. Я только что была у сира Гранье, и он…
Сир Гранье налил себе еще вина. Вытянул ноги под столом, пошевелил пальцами в растоптанных сапогах. Сделал глоток из бокала.
– Глупая девчонка… – пробормотал он. – Глупая, гордая и бесстрашная. Но ведь мы, которые старые крестоносцы, тоже не без понятия, а?.. Что ж ты так-то к нам, старикам?.. В Иерусалиме тебе никто не поможет. Никто, кроме сира де Пейна.
…Сир Гуго де Пейн, магистр ордена Храма принадлежал к удивительным людям. Как и Мелисанда, он всегда добивался своего. Трудности не страшили храмовника. Ведь всем известно: чем невероятней дело, тем больше слава.
Гранье был уверен в одном. Сир де Пейн – единственный, кто способен с восемью рыцарями пробиться в Халеб и спасти короля.