Страсти по разрядке

Сенатор величественно пожал нам руки и занял подобающую для фотографии позу. Все в нем — от ухоженной физиономии и прически до безукоризненно начищенных ботинок — говорило о сознании собственного достоинства и даже величия.

— Очень рад видеть у себя столь выдающихся гостей. Вы, очевидно, знакомы с традициями нашего учреждения, которое по праву считается одним из самых авторитетных в мире. Лично я убежден, что только Верховный суд США может сравниться с сенатом по уровню представленного в нем таланта и по личной честности его членов.

Академик стал тоскливо перелистывать какую-то брошюру на английском языке, которым владел отнюдь не в совершенстве. Гриффитс также заерзал на стуле.

— Сенатор, — сказал он, — вы ведь скоро собираетесь в СССР и посетите Новосибирский научный центр, который здесь представляет академик Аганбегян.

— Да, у нас предусмотрена встреча с губернатором этой провинции, — ответил сенатор.

Его помощник вежливо поправил: «дата приема у первого секретаря области уже определена». Сенатор продолжал: «Мы серьезно готовимся к этой поездке. В особенности меня и мою жену интересует, какая там погода».

В этот момент в комнату не столько вошел, сколько ворвался невысокий с живыми глазами человек, явно уверенный в том, что может занимать время сенатора вне очереди. Это был Гельмут Зонненфельдт, личный советник государственного секретаря. Сенатор извинился, сославшись на сверхсрочный разговор по поводу его поездки в СССР, и ушел минут на пятнадцать.

— Может, пойдем? — вяло спросил Аганбегян, продолжая листать неведомую брошюру.

— Сейчас неудобно, — заверили мы его. — Зададим парочку вопросов и удалимся.

Улыбающийся сенатор скоро вернулся и начал разговор о Байкале, выложив все свои скудные знания о нем.

— Байкал, несомненно, самое крупное озеро в мире, вроде наших Великих озер.

— Он несколько глубже, дичее и чище, — раздраженно заметил Аганбегян.

— Вопросы окружающей среды у нас сейчас очень актуальны, — подхватил сенатор. – Моя контора получает много писем на эту тему от избирателей.

— Разрешите несколько сменить тему, — сказал я. — Как Вы, сенатор, лично оцениваете перспективы советско-американских отношений?

Сенатор на минуту задумался и вдруг заговорил металлическим голосом:

— Демократическая партия и я лично всегда стоим за улучшение отношений с советской Россией. Иначе я бы в это время не поехал к вам. У нас в сенате многие сомневаются, что разрядка выживет. Я считаю, что надо подождать и дать Москве проявить себя с лучшей стороны.

Потом он обратился к Аганбегяну.

— Верно ли, что без американской технологии разработка газовых богатств России задержится не менее, чем на два десятилетия?

Академик оторвался от брошюры и ответил:

— Американские технологии нам, конечно, не помешают. Но, честно говоря, мы до сих пор обходились и обходимся без них. Все, что нужно нам, мы можем купить и в других странах.

Сенатор встал и стал прощаться.

— Жаль, — сказал он, — что вам не удастся посетить мой родной штат Миннесоту. Говорят, что зимой он похож на вашу Сибирь. Уверяю вас, что там живут люди с чистой, здоровой кровью, которые не могут вам не понравиться.

На обратном пути в Нью-Йорк мы размышляли о том, как такого напыщенного, скучного и не очень сведущего в политике и географии человека прочат в президенты. Когда я поделился своими впечатлениями с Майком Форрестолом, тот согласился, что Мондейл слишком холоден, флегматичен и не умеет зажигать аудиторию. Демократическая партия его определенно не выдвинет в президенты, так что прием в СССР на уровне академика Аганбегяна будет вполне достаточен. Он оказался прав.

Через пару недель Мондейл действительно посетил нашу страну. А через два дня после возвращения публично объявил, что отказывается от выдвижения своей кандидатуры в президенты. Сделал он это не без умысла. Выдвинутый вместо него Джимми Картер взял его себе в напарники, так что благодаря популярности Картера и непопулярности Форда Мондейл на четыре года занял кресло вице-президента США. В 1984 году он был выдвинут кандидатом в президенты, но проиграл переизбранному на второй срок Рейгану. Так и не пришлось нашему знакомцу Мондейлу попасть в президенты.

«ТРЕТЬЯ КОРЗИНКА»

В ноябре 1974 года состоялась встреча нового президента Форда с Л.И. Брежневым во Владивостоке, где они обсудили вопросы дальнейшего ограничения ядерного оружия. Конечно, кроме небольшого круга посвященных мало кто знал действительные трудности, которые эта встреча так и не смогла преодолеть. Хотя противоречия оставались немалые, в то время считалось, что на их урегулирование уйдет всего несколько месяцев и что спорные вопросы на 90 процентов урегулированы.

Партия антиразрядки несколько приутихла, ожидая нового момента для контрнаступления. Сенатор Генри Джексон, известный своими связями с ракетными концернами и военными кругами, крепко оседлал конёк эмиграции из СССР, продолжая разыгрывать эту карту настойчиво и последовательно.

В один из своих приездов в Вашингтон я присутствовал на большом совещании бизнесменов, заинтересованных в торговле с СССР. Из разговоров с ними я вынес убеждение, что если бы дело зависело только от них, решение было бы однозначно позитивным. Очень тепло встретили бизнесмены выступление советского торгового советника и одновременно заместителя министра внешней торговли Владимира Сергеевича Алхимова. Я подошел к нему после встречи и поздравил с выступлением.

— Да, что там, — досадливо заметил он. — Джексон и еврейские организации все сорвут. Я не верю этим типам из госдепартамента. Они продолжают уговаривать себя, нас и фирмачей, что все в порядке, но боюсь, что дело примет дурной оборот.

Я зашел в министерство торговли США к знакомым из отдела Восток — Запад. Меня там заверили, что ситуация очень благоприятная и что они готовятся к новому развороту торговли с СССР. В подкрепление мне даже дали распечатку последних компьютерных прогнозов товарооборота. Позже вечером, в гостинице я развернул этот документ и, к своему изумлению, обнаружил, что он предусматривался очень незначительный рост торговли промышленными товарами. Получалось, что у американцев намерения были весьма скромные.

Незадолго до принятия поправки я встретился с Крафтом в очередной раз в одном из ресторанов Джорджтауна (предместья американской столицы). Он сказал, что дело проиграно, но что Генри будет искать пути обхода этой пресловутой поправки. Но ни ему, ни его последователям это не удалось. И сегодня вопреки новым заверениям президента Джорджа Буша-младшего «Джексон — Вэник» и тридцать лет спустя продолжает жить. Нет уже в живых ни сенатора Джексона, ни конгрессмена Чарльза Вэника, российские евреи давно уже свободно эмигрируют, куда и когда хотят, а поправка по-прежнему жива, и никто отменить ее не в силах…

Почти одновременно с поправкой Джексона — Вэника была принята поправка другого сенатора, Эдлая Стивенсона-младшего к закону о деятельности государственного Экспортно-импортного банка США. Она запрещала давать кредиты СССР на обычных условиях (как для других клиентов), в особенности на развитие энергетики. Об этой поправке в печати почти не говорили, наше посольство и внешнеторговое представительство не уделяли ей внимания, и она, можно сказать, свалилась на нас как снег на голову. Получалось, что все договоренности между руководителями США и СССР об урегулировании торгово-экономических отношений повисли в воздухе.

Вскоре после рождественских каникул 1974 года я, будучи в Вашингтоне, договорился о встрече со Стивенсоном. Пронесся слух, что сенатор был несколько смущен реакцией бизнеса на его поправку и собирался выступить с новой инициативой, которая помогла бы нормализовать хотя бы кредитные отношения. Я встречался с его отцом, Эдлаем Стивенсоном-старшим, еще в 1950-х годах, когда он вторично баллотировался в президенты США. Он был в хороших отношениях с моим отцом в бытность его послом в США. Своей интеллигентностью младший Стивенсон резко отличался от многих своих коллег по сенату и очень походил на своего знаменитого отца. Насколько Мондейл был напыщен и самодоволен, настолько Стивенсон был прост и приветлив в общении.