Страница 6 из 10
Получилась она не маленькая - целых 200 страниц и 15 глав. Говорили мы о состоянии наших обществ и о том, что их ожидает. В центре оказалась горбачевская перестройка и куда она ведет. Собственно, тогда было только самое ее начало, прокапиталистическая направленность еще не определилась. Мы дискутировали в августе 1987 года, когда т.н. "ускорение" уже проваливалось, антиалкогольная кампания была в разгаре, а заря "гласности" еще только занималась. А появилась книга в продаже в Америке в мае, а у нас в сентябре 1988 года, когда до падения берлинской стены оставался только год. Время бежало быстро, и нам успевать за ним было крайне трудно. Тем более интересно вспомнить, что я тогда говорил о будущем социализма.
Я предложил на обсуждение три сценария развития событий в СССР - (1) бюрократический саботаж реформ и отступление к старой командной системе; (2) движение к необузданному рынку; и (3) смешанную экономику, в которой стихия рынка ограничена разумным регулированием государства.
Перечитывая книгу заново, я вижу, что не питал никаких иллюзий относительно опасности авантюрного направления рыночных реформ. Я совершенно четко говорил, что неограниченная либерализация цен приведет к неудержимой инфляции, прежде всего из-за отсутствия конкуренции между предприятиями. За этим следовала бы резкая социальная дифференциация, т.е. переход к капитализму. Я, конечно, не мог предвидеть пиратскую раздачу государственной собственности и ошибочно надеялся, что государство найдет в себе силу противостоять полному перерождению. В 1987-1988 годах для этого еще были возможности.
Гэлбрейт же не верил в сдерживающую роль государства. В его модели нового индустриального общества крупные корпорации, освобожденные от диктата крупных акционеров и руководимые менеджеристской техноструктурой, являются главными двигателями технического прогресса. Он никак не мог себе представить, что экономика нашей страны будет отброшена к олигархической структуре, характерной для США конца 19-го и начала 20-го столетия.
Не буду вдаваться в наши споры по другим вопросам - о сравнительных достоинствах рыночной конкуренции и оптимального планирования (в духе модели Канторовича), о геополитических конфликтах двух сверхдержав. В чем мы были согласны - даже если конвергенция двух систем и не состоится, надо уходить от безысходности холодной войны.
После выхода книги в Америке мы с Ларисой участвовали вместе с Гэлбрейтом в рекламном турне, организованном издательством "Хоутон Мифлин". Объездили почти всю Америку, побывали в Нью-Йорке, Бостоне, Чикаго, Миннеаполисе, Сан-Франциско и Вашингтоне. Много раз выступали по телевидению и радио, в университетских центрах и бизнес клуба. Нас возили по Нью-Йорку на чудовищно длинном лимузине, селили в самых шикарных гостиницах, потчевали обедами с местными знаменитостями. Встречали нас хорошо, не было ни малейших признаков враждебности. Это, конечно, больше относилось к имиджу Горбачева, как коммуниста нового склада, больше подходящего Америке, чем его предшественники. Но нас не могла не расстраивать вопиющая ограниченность знаний и представлений тамошней элиты о нашей стране. Буквально в каждой аудитории, например, повторялся один и тот же вопрос: "Когда, наконец, вы сможете свободно выбирать между подливками к салату". Вкушать салат за обедом американцы считают признаком состоятельности. А набор подливок у них стандартный - четыре, от силы пять-шесть. Пришлось отвечать, что у нас зеленый салат (именно о нем шла речь) не очень любят, а подливок и блюд у нас много больше, чем в Богом благословенных США. Слушатели не никак не могли поверить, что по части соусов мы их давно обогнали.
Ответный визит четы Гэлбрейт в Москву был обставлен куда скромнее, но по-своему совсем неплохо. Наш бедный "Прогресс" не мог, конечно, потянуть ни шикарных лимузинов, ни изобильных ресторанов. Мы с большим трудом устроили гостям желанный Кеннетом номер в "Национале" с видом на Кремль (по звонку из ЦК команду давал зам. начальника "Интуриста" в ранге генерала КГБ). Сводили мы гостей за свой счет в единственный тогда в столице частный ресторан на Кропоткинской, где Кеннет поговорил о бизнесе с хозяином. Отужинали они и у нас в нашей скромной квартире, куда мы их умышленно повезли на метро. Великий Гэлбрейт, не спускавшийся под землю лет двадцать, пережил легкий стресс.
Зато в МГУ в торжественной обстановке Кеннету вручили диплом почетного доктора наук. После мы выступали в большой аудитории экономического факультета, где студенты стояли в проходах и сидели на подоконниках. Гэлбрейт был приятно поражен высоким уровнем вопросов. От общения с ребятами на глазах помолодел.
"Прогресс" устроил презентацию книги в своем помещении на Зубовском бульваре. Собралось много солидной публики и снимало телевидение. Все здесь шло благочинно, пока не поднялся некто и не выразил неудовольствие тем, что именитый американец выбрал себе в соавторы заскорузлого коммуниста старого пошиба. Кеннет, которому все это исправно переводили, посерел от злости, но тут в середине зала поднялась Фропа Абрамовна Хабинская и сказала:
- Вы тут напали на Меньшикова, а ведь именно он через Александра Николаевича Яковлева пробил несмотря на жестокое сопротивление консерваторов издание самой важной книги Гэлбрейта на русском языке. Если бы не он, не увидели бы у нас света книги многих других западных экономистов. Таким, как он, надо кланяться.
Заслышав имя главного архитектора перестройки провокаторы прикусили язык. В конце Кеннет галантно подошел к Флоре и тепло поблагодарил за тогдашний подвиг, едва не стоивший ей партбилета.
В один из дней в "Националь" явился за интервью Алексей Улюкаев, который тогда работал в "Коммунисте" под началом члена редколлегии Егора Гайдара. Улюкаев задал несколько вопросов мне и Кеннету и все аккуратно записал на магнитофон. Но когда позже я прочитал подготовленный им текст в журнале, то выяснилось, что он оставил лишь некоторые высказывания Гэлбрейта, но ни моих ответов, ни даже упоминания о нашей книге там не было. Удивляться не приходилось - познакомившись с моими оценками его будущей политики, Гайдар не мог допустить, чтобы мой прогноз безудержной инфляции в результате либерализации цен попало на страницы теоретического органе партии. Спустя три с небольшим года так оно и получилось.
Зато в "Правде" нас встретили по-доброму, уделив рассказу о книге и беседе с нами целую полосу. Так что более широкая общественность не осталась в неведении о нашем анализе. Различие в отношении было закономерным. В "Правде" по-прежнему командовал Виктор Афанасьев, не подверженный инфекции "нового мышления", а в "Коммунисте" она прочно въелась после изгнания оттуда Ричарда Косолапова и назначения главным редактором Ивана Фролова. Позже - после пребывания помощником генсека при Горбачеве, Фролов был переведен главным редактором в "Правду", куда забрал и Гайдара. В июле 1991 года, чуя близкую политическую кончину Горбачева, Иван внезапно пропал, оставив газету на произвол судьбы. Больше он туда не возвращался.
Наша книга была переведена на десяток языков - французский, итальянский, немецкий, японский, арабский. Она получила за рубежом вполне благожелательную прессу. "Нью-Йорк таймс" поместила со мной большое интервью о судьбе горбачевских реформ. Исключением был Дмитрий Саймс, который в "Вашингтон пост" поместил рецензию, где сожалел, что "наивный" Гэлбрейт поддался на удочку хитрого Меньшикова, который в их диспуте его "начисто переиграл". Когда-то этот рецензент (по фамилии Симес), будучи молодым человеком, работал в отделе информации ИМЭМО, где я был секретарем комсомольской организации. Эмигрировав в США, он долго делал карьеру как эксперт по советским делам, прежде чем обрел солидность и в 1994 году стал президентом Никсоновского исследовательского центра. Когда писалась рецензия на нашу книгу, он еще был на стадии выслуживания, а ругаться в адрес советских ученых в кругах, где он вращался, было модно.