Страница 5 из 10
Я опубликовал наш диалог в журнале в февральском номере за 1990 год. Некоторые партии никак не хотели давать согласие на публикацию в коммунистическом журнале взглядов троцкиста, но большинство высказалось за свободный обмен мнениями.
Возвращаясь к длинным волнам, отмечу, что в споре с Манделем я оказался прав. В 1980-1990-х годах экономика испытывала сильный подъем, вызванный развитием информационных технологий. Но он был прерван довольно длительным кризисом и стагнацией начала 2000-х годов. Создается впечатление, что возможности роста, открытые глобализацией и неолиберализмом, начинают в какой-то мере исчерпывать себя. Но срок новой длинной волны не ясен. С прошлого большого кризиса 1970-х годов прошло только 30 лет. Срок следующего наступает только в 20-х годах нового столетия. Возможно второе дыхание информационных технологий. Но не исключено, что капитализм близится к новому потолку. Все это занимало меня уже после того, как журнал ПМС закрылся. Между тем, рассказ о «пражском Ватикане» еще далеко не закончен.
Диалог с Гэлбрейтом
Вскоре после приезда в Прагу я по просьбе издательства "Прогресс" написал предисловие к русскому переводу мемуаров известного американского экономиста Джона Кеннета Гэпбрейта – "Жизнь в наше время", опубликованные в 1986 году. Это был удивительно живой рассказ о его многообразной деятельности, которая сочетала преподавание и научную деятельность с журналистикой, государственной и дипломатической работой. Он был близок к президенту Джон Кеннеди, что особенно сказалось в бытность его американским послом в Индии в середине 1960-х годов. В это острое время произошло военное столкновение между Индией и Китаем, а США только начинали свое вторжение во Вьетнам. Гэлбрейт часто посылал депеши президенту через голову госдепартамента. Обладая живым публицистическим пером, Кеннет, как его звали дома и друзья, красочно описал тогдашнюю кухню американской дипломатии.
Когда эта работа была закончена, у ее издательского редактора Татьяны Львовны Комаровой возникла идея предложить Гэлбрейту написать со мной совместную книгу о сосуществовании наших двух стран и систем. Гэпбрейта я знал давно, был с ним, можно сказать, "на ты". Я с ним списался, он согласился, обсудил идею со своим издательством и предложил встретиться у него на ферме в Вермонте, записать диалог под стенограмму, затем отредактировать ее и издать книгой сначала в США, а потом в переводе на русский язык у нас. Александр Михайлович Субботин охотно согласился оформить мою поездку в Америку, как служебную командировку, т.к. предполагалось, что я заодно запишу диалог с Гэлбрейтом в виде серии статей для журнала. Встреча состоялась в конце августа 1987 года.
Несколько слов о нашем предыдущем знакомстве. Многие думают, что в годы холодной войны и коммунистического тоталитаризма такие дружеские личные отношения были невозможны, но это не правда. В середине 1960-х годов, когда я работал заместителем директора ИМЭМО, меня как-то пригласили на ланч в резиденцию американского посла. Инициатива приглашения исходила от главы "Чейз-Манхэттен банка" известного миллиардера Дэвида Рокфеллера, с которым я познакомился в 1962 году, когда несколько месяцев работал в США над книгой "Миллионеры и менеджеры". Тогда Рокфеллер дал мне экземпляр своей ранней книги «О значении экономических потерь» с условием вернуть после прочтения. Я взял книжку на ланч и вручил ее автору, который обрадовался и демонстрировал ее гостям.
За столом я сидел рядом с Гэпбрейтом, которого видел впервые. Он меня засыпал вопросами о советской экономике. Я пригласил его в Институте, где мы обсуждали и наше планирование, и экономику США.
Осенью 1967 года Президиум Академии наук направил меня прочитать лекцию на Всемирную выставку в Оттаве (ЭКСПО-67). Это было элитное выступление в ряду видных фигур из разных стран. Узнав об этом, Гэлбрейт пригласил меня после лекции побывать гостем в его доме. Это трехэтажное деревянное строение в десяти минутах ходьбы от Гарвардского университета казалось мне тогда верхом удобства и уюта. Мне выделили овальную гостевую спальню на втором этаже, отделанную голубым сукном, в окно которой просились могучие деревья небольшого сада.
Когда мы после ужина уселись в большой уставленной диванами и креслами гостиной, я начал с того, что не могу пользоваться его гостеприимством, не познакомив со своей критикой серии его недавних лекций о конвергенции. После чего перевел ему с листа свою критическую статью в журнале "За рубежом".Внимательно выслушав, Гэлбрейт отреагировал так:
Вам стыдиться нечего. Вы критикуете, как ученый. Ваши аргументы можно обсуждать, с некоторыми мыслями я встречаюсь впервые. Некоторые факты я просто не знал. Но с Вами можно вести полемику на уровне науки. А вот я Вам дам почитать, что обо мне пишут некоторые мои здешние коллеги профессора. Почитайте это, и Вы увидите, на какие пакости они способны.
Прочитанное меня крайне изумило. Такими грязными помоями у нас поливали разве только "безродных космополитов" в сталинское время. Моя критика Гэлбрейта по сравнению с этим поносом была верхом объективности и вежливости. После этого эпизода наши отношения с Кеннетом стали товарищескими с очевидной поправкой на разницу в возрасте и известности. В то время ему было 59 лет, у него за плечами были долгие годы научного творчества и государственной службы, а также с десяток всемирно известных книг. Я же в свои 40 лет был мало известен у нас и за рубежом и кроме двух изданных только на родине книг ничем не мог похвастаться. Тем не менее он уже тогда относился ко мне, как равному.
Через некоторое время вышла книга Гэлбрейта "Новое индустриальное общество", и мы с директором ИМЭМО Н.Н. Иноземцевым решили, что ее надо перевести и издать у нас. Николай предложил мне заручиться согласием А.Н. Яковлева, который тогда был первым заместителем Отдела пропаганды ЦК КПСС и которого я лично знал. Во время очередной посиделки на бывшей даче Горького я рассказал Яковлеву о нашем замысле. Наши ученые и молодежь должны иметь возможность читать ведущих западных экономистов в оригинале и у себя дома, а не только в спецфондах или в пересказе наших "специалистов по критике буржуазных теорий". Если при Сталине не боялись печатать Кейнса, то нам тем более бояться нечего. Яковлев согласился с моими доводами и велел действовать.
Я позвонил в "Прогресс" Флоре Абрамовне Хабинской, которая заведовала редакцией по экономике, и передал указание Яковлева вместе с предложением издать книгу под совместной редакцией Иноземцева, моей и Абрама Герасимовича Милейковского. Работа пошла быстро, книгу перевели и подготовили к печати.
Но вдруг мне звонит Хабинская и сообщает, что некий инструктор из ЦК запретил печатать книгу и велел привлечь Флору к партийной ответственности. Возмущенный, я позвонил Яковлеву и устроил нечто близкое к истерике. Тот попросил меня успокоиться и обещал дать соответствующую команду. Буквально через день Хабинская сообщила, что тот же инструктор снял запрет. Книгу вскоре издали, она пользовалась большой популярностью, особенно у студентов. Впрочем, это не помешало потаскать Хабинскую по партийным инстанциям. Видимо, требовался предлог для снятия ее с работы.
Издание книги Гэлбрейта еще больше сблизило нас. Мы не раз после этого встречались, особенно в годы моей работы в Нью-Йорке. И вот я снова на хорошо знакомой ферме в Вермонте. Это большой, преимущественно лесистый участок земли в несколько десятков гектаров, купленный Кеннетом вскоре после второй мировой войны, когда земля в этом районе была очень дешева. Когда-то здесь, действительно, жила и работала фермерская семья, и до сих пор сохранился ее просторный побеленный двухэтажный дом посреди большого поля. Недалеко от главного дома Кеннет построил себе небольшое помещение с кабинетом для занятий, где мы и работали. Метрах в ста пятидесяти от по другую сторону от главного дома находился окруженный лесом пруд, где я купался утром и в перерывах между работой. Запруду поддерживали бобры, по ночам работавшие над сохранением нужного уровня воды. После восьми дней работы я прилично загорел и посвежел от свежайшего воздуха, чистейшей воды и яркого солнца, Мне стукнуло в тот год шестьдесят, я был полон сил и творческих порывов, а мой соавтор, в его 79 лет также проявлял завидную для его возраста энергию. За неделю мы сочинили книгу "Капитализм, социализм, сосуществование"