Страница 6 из 8
Уволившись с завода, Нателла устроилась в частную компанию, занимавшуюся транспортными перевозками. Вскоре тяжелые времена наступили и для компании. В офис пожаловали бандиты. В черных кожаных куртках, из-под которых выглядывали стволы автоматов. Поставили персонал лицом к стене, сами стали рыться в бумагах. Нателле мельком подумалось, что когда-то она уже пережила нечто подобное. Даже лицо одного из бандитов показалось знакомым. Нет, те были вежливее… Интересно, кем они себя считают? Экспроприаторами неправедно нажитого?
Денег не стало совсем. Каждый раз когда Нателла приносила директору заявление об уходе, он сообщал ей об очередном повышении зарплаты.
— Ну и где она, моя повышенная зарплата?! — гневно спрашивала Нателла.
— Будет, солнышко, будет! Сама же видишь: все кругом душат. А теперь еще и эти крысы… Погоди, выкарабкаемся… — уговаривал ее начальник, морща лоб и тряся растопыренной ладонью над заявлением, будто боясь, что оно взлетит со стола и тоже станет его душить.
Пока карабкались, кормильцем семьи стал одиннадцатилетний Антон, а их с матерью жилище превратилось в миниатюрный ликероводочный завод. Приходившим в дом гостям открывалось необычное зрелище. Детская комната была уставлена канистрами, ящиками с пустой тарой, коробками с металлическими пробками и различными водочными этикетками: «Московская», «Столичная», «Старорусская», «Сибирская»… С кухни в детскую тянулся толстый черный шланг. На глазах изумленной публики Антон творил чудо: сливал в бидон спирт из канистры, опускал внутрь конец шланга, затем бежал на кухню, подсоединял другой конец к крану и включал воду; когда она доходила до нацарапанной с внутренней стороны бидона отметки, закрывал кран, ловко наполнял полученной смесью бутылки из ящика и запечатывал их винтовыми пробками. Оставалось извлечь из коробки этикетку, нанести на нее с внутренней стороны три полоски клея, пришлепнуть ее к бутылке — и продукт обретал имя.
Сначала работодатель мальчишку хвалил, говорил, что водка лучше магазинной, — потом обвинил в краже спирта. От расправы Антона спас директор Нателлы, который оказался земляком владельца киоска.
17
Она не сразу поняла, что старинный друг матери говорит из Сан-Франциско, — сначала думала, что он приглашает их с Антоном погостить на дачу. Когда поняла, сначала категорически отказалась: отплатить за гостеприимство ей было нечем, а быть у кого-то в долгу она не хотела. Однако затем любопытство взяло верх. Когда они вернулись, друзья тщетно пытались выудить из нее хотя бы слово. Она сидела на диване, опустив голову и неподвижно глядя в одну точку. Зато не умолкал Антон, без конца описывая то Диснейленд, то какой-нибудь огромный мост, то свои опыты общения на английском:
— Представляете, спросишь у какой-нибудь тетки, сколько времени, а потом идешь и думаешь: что она сказала?
— Эх, Антошка, не выгнали бы тебя из школы, глядишь, и понимал бы все.
Практическим результатом поездки стало учреждение российско-американского брачного агентства. Просуществовало оно недолго: в роли свахи Нателла себя категорически не видела, да и предприятие, чего греха таить, было с душком.
— Ну раз так, не перебраться ли тебе сюда самой? — предложил по телефону друг матери и добавил с мурлыкающей интонацией: — Ты стоишь сотни невест.
Она промолчала.
Когда началась война в Чечне, Антону было только двенадцать, но Нателла не была уверена в том, что к его восемнадцатилетию она закончится или не начнется еще где-нибудь. Антон у нее был один, а закон мог в любой момент измениться…
Визу дали на год. Она знала, что уезжает надолго, поэтому продала жилье. Да иначе было и не уехать. Последним воспоминанием о доме стали бандиты, которые не замедлили явиться за своей долей.
18
Ей повезло: уборочный бизнес в районе держали русские. Два раза в неделю она ходила по квартирам с пылесосом, ведром и шваброй. В остальное время искала работу в ресторанах и однажды вместо ненавистного «sorry» услышала наконец:
— What can you do?
Конечно же, она умела все: делать уборку, натирать пол, мыть окна, ухаживать за цветами, кормить рыбок, удалять любые пятна со скатерти, зашивать передники, готовить салаты, лепить котлеты…
Хозяин остановил ее жестом, пригласил сесть.
— Кто вы по специальности?
— Инженер-химик.
— Я тоже. Только кораблестроитель. Нам есть о чем поговорить, правда?
Хозяина звали Тони. На самом деле у него было другое имя, греческое, но, видимо, он счел, что хозяину пиццерии больше подходит имя Тони.
Заведение было расположено в уютном районе, на углу Парк-авеню и Санта-Клары. Посетители, любуясь зеленью за окном, коротали время за бокалом итальянского вина или пива, не спеша отрезали кусочки от пиццы, выклевывали вилкой грибы и помидоры… На десерт заказывали пирожные или мороженое. Вскоре хитом пиццерии стали русские котлеты, а Нателла получила должность шеф-повара. Следы на руках от ожогов и порезов постепенно затянулись, мозоли сходить не торопились.
С Тони Нателла, к своему удивлению, разговаривала уже почти свободно: занятия на бесплатных курсах английского для приезжих не прошли даром. Но еще больше поражал ее Антон, который схватывал язык буквально на лету, успешно учился в high school и думал о профессии дизайнера.
Между тем год, отведенный им на знакомство с достопримечательностями страны, подходил к концу. Когда Тони искал адвоката, который мог бы помочь Нателле решить проблему с визой, он вдруг признался себе, что у него гораздо больше причин делать это, нежели он полагал. Разумеется, его главной целью было помочь людям, оказавшимся в трудной ситуации. К тому же он не хотел терять ценную сотрудницу. Причем не только сотрудницу, но и прекрасную собеседницу: она прочитала столько серьезных книг, сколько ему и не снилось, — это можно было как-то использовать в совместном бизнесе. Как и то, что она была не только умницей, но и красивой женщиной — это очень важно для ведения дел. Такой красивой, что ему все время хотелось ее видеть. Мало того, он не мог прожить без нее и дня.
Последний ее разговор с Тони был тяжелым. Он был готов развестись с женой. Нателла говорила ему, что он ей тоже нравится и что она ему за все благодарна и будет всегда помнить, но не может позволить себе разрушить его семью. У Тони в глазах стояли слезы. То и дело он сжимал кулак и коротко стучал им по столу, заставляя тихонько звенеть столовые приборы. Он проклинал ее за то, что она сумела найти слова, которые не оставляли ему надежды и не давали повода для ненависти. Когда она ушла, он долго смотрел сквозь стеклянную дверь на улицу, вспоминая, как впервые увидел за этой дверью золотистую челку и насмешливые голубые глаза, взгляд которых выражал притворную покорность. Видение возникало, пропадало и снова возникало. Тони хотелось твердо сказать ему «sorry», но он раз за разом произносил: «What сап you do?» — и блаженно улыбался.
19
Нателла познакомилась с Мохаммадом, когда он, заглянув в пиццерию, по каким-то признакам сразу понял, откуда она. Он учился в Москве и в Ленинграде, поэтому русским владел безупречно. В Америку семья переехала после того, как к власти в Кабуле пришли талибы. Мохаммад и Тони давно знали друг друга: ресторан, который держала афганская семья, находился в двух кварталах от пиццерии, но когда афганец вдруг вдруг воспылал любовью к итальянской еде, Тони испытал некоторое беспокойство…
Теперь Нателла готовила пиццу, лазанью и ризотто у афганцев. Котлеты остались фирменным блюдом в пиццерии.
Поначалу у Нателлы не складывались отношения с сестрой Мохаммада, Фатимой. Наконец та нарушила молчание:
— Твои русские убили моего мужа. Как мне с тобой разговаривать?
Нателла всегда считала, что каждый человек должен отвечать только за свои дела.
— Фатима, — ответила она, — я потеряла на этой войне друзей. Только не мы с тобой эту войну начали — нечего нам и ссориться.