Пешки Сдвига

- До центра бы добраться... А то не люблю ночевать на улице, тем более - в незнакомой местности. - Шатун выкинул в окно ветошь, которой чистил тесаки. Конечно, мусорить где попало - не входило в число его любимых привычек. Но отвлекаться на реверансы перед экологией, зная, что эта самая экология сможет прозаически и безобразно загнуться во весь рост уже в скором времени - было бы неуместно. Всё-таки, есть первостепенные задачи, которые надо выполнить при любом раскладе. А что касается всего прочего - это пускай Гринпис, или как там его? - хлопочет. Если, опять же, его оставшиеся в живых активисты в состоянии вести этот самый, досдвиговый образ существования.

- Не помешало бы. - Алмаз неторопливо преодолел преграду в виде лежащего поперёк дороги фонарного столба. - Думаю, доберёмся, места цивилизованные. Это дальше - вольному воля, а здесь, если, конечно верить нашему "детектору лжи" - вполне порядочные люди обитают.

- Во всяком случае - месяца три назад они такими вроде бы являлись... - Лихо с лёгкой задумчивостью кивнула головой. - Но, в связи с недавними событиями - могут возникнуть некоторые варианты. Вот так навяжет судьбина узелочков - а ты мучаешься. Особенно если перед этим все ногти до мяса обкусал... Ладно, до ближайшего поста дотянем - а там и заночуем. С утречка двинемся, я вас с государственным мужем познакомлю. Смокинги и вытягивание во фрунт не обязательны: достаточно кивать головой, особенно когда он про единую и неделимую балаболить будет. И между вами, сразу же установится чуткое и законченное понимание... Вон, Книжника вперёд пустим - он у нас мальчонка начитанный, не говоря уж о том, что помнит всё, что прочитал. Пойдёшь, Книжник, со всем пылом - на амбразуру государственности?

- Для вас, мадам - готов что угодно. - Очкарик вызывающе прищурился, словно впереди уже замаячила та самая, пресловутая амбразура. - Даже "кляксу" наизнанку выверну. Не говоря уж о небольшой политической дискуссии.

- Теперь я точно знаю, что наша миссия обречена на успех. - Лихо улыбнулась уголком рта. - Когда такие люди, в стране, и рядом есть. Алмазик, сверни сейчас направо, и - до упора. Должен быть пост, если меня память не подводит. Я конечно - не Книжник, да и с электричеством в этой части города - полный караул. Как и везде, впрочем. Хотя здесь, как ни крути - особенно ужасно. Но кажется, всё-таки - туда.

Пост, и точно - обнаружился во всём великолепии, ровнёхонько там, где его и ожидала встретить Лихо. Алмаз остановил "Горыныча" метрах в пятидесяти от поста, пригасил фары. Луч прожектора, бьющий с другой стороны, прошёлся по кабине внедорожника, и замер в паре метров от капота. Впереди маячили определённо напряжённые фигуры, с оружием наизготовку. Шатун насуплено глядел в сторону поста, потом повернулся, в глазах стоял вопрос, обращённый сразу ко всем.

- Сидите! Должны тут знакомые физиономии обретаться. Не дёргайтесь зря. - Лихо открыла дверь, и неспешно выбралась наружу. Подошла к кругу света. Прожектор дёрнулся, и пополз вверх, освещая блондинку, с ног до головы.

- Лихо, ты что ли? - Голос, донесшийся от поста, был хриплым, словно простуженным, в довесок ко всему - иногда проглатывающим окончания слов. - Или у меня со зрением какая-то ахинея приключилась? А лицом у тебя что? Надеюсь, что тот, кто это сделал, умер быстро и безболезненно.

- Неужели я вновь слышу этот неповторимый, полный чувственной эротичности, голос Бубы Полушкина? - Без малейшей иронии крикнула в ответ Лихо, и со стороны поста послышался явственный гогот пары глоток, впрочем, тут же смолкший. Лихо терпеливо ждала.

- А где Глыба? - Послышался новый вопрос. - Первый раз я тебя без Андреича вижу, так что не посетуй на формальности...

- А нету больше Глыбы. - Меланхолично проинформировала Лихо, пока ещё находящегося в некотором отдалении, собеседника. - Такая вот печальная новость. Мне долго ещё изображать утомлённую прожекторным светом, не подскажешь?

- С тобой кто?

- Свои. Суровцевские.

- Ладно, проезжайте. Только без глупостей.

- Как скажете, милейший. Хотя я ещё могу постоять, и послушать ваш неотразимый голос, от которого девичье сердце тает, словно сосулька в заднице сталевара со стажем...

На посту снова заржали, и так же быстро заткнулись. Лихо обернулась, и махнула внимательно - но безо всякой нервозности следящему за происходящим Алмазу. "Горыныч" тут же зарокотал движком, и медленно поехал в сторону поста. Лихо не стала садиться в машину, топая на пару метров впереди.

Сумерки уже почти перешли в полноценную полночь, и видимость вокруг была почти нулевая. Почему-то приход Сдвига, визуально в наибольшей степени коснулся дня, оставив почти нетронутой ночь. Разве что, иногда сделав ночи непроницаемо тёмными, и темнота эта была непробиваемо вязкой, концентрированной, долгой. С которой не справлялись ни немногочисленные из уцелевших приборов ночного видения, и даже самые яркие фонари вязли, пробивая лишь с десяток метров кромешной черноты. Одна радость, что многочисленные порождения Сдвига по каким-то причинам старались не высовывать клювы, и прочие носопырки в именно такие ночи, плотно залегая в своих убежищах. А к людям, оказавшимся на свежем воздухе в такую ночь, на следующее утро в гости заваливалась отъявленная, лютая депрессия, длившаяся до вечера. Конечно же, нормальный командир старался беречь своих людей, и избегать излишней жизнедеятельности на свежем воздухе. Но в данном случае можно было не беспокоиться лишь за местную фауну, которая, как уже было сказано - вряд ли пойдёт шастать в непроглядной темноте. Но как быть с некоторыми гомо сапиенсами, которым такая погода была в самый раз для того, чтобы отчебучить какую-нибудь гадость на чужой территории? Вот и приходится жертвовать личным самочувствием на будущий день, во благо общественной безопасности. Впрочем, те же толковые командиры старались загонять на такие дежурства только провинившихся, дабы те, дерьмовым самочувствием искупали свою вину. И в следующий раз трижды думали, прежде чем выкинуть какой-нибудь непорядок, могущий привести к неурочному дежурству в "тёмную, тёмную ночь". И ведь способствовала почти образцовой дисциплинке подобная мера, знаете ли...

Как бы то ни было, Лихо мимолетно посочувствовала тем, кому выпало дежурить в наступающую ночку. Сама попадала несколько раз, как же было препогано впоследствии, эт-то что-то... Никому не пожелаешь. Разом хочется залезть в петлю, убиться с разбегу об стену, вскрыть вены, и провернуть ещё с дюжину схожих, милейших телодвижений, ведущих к - на редкость однообразному и удручающему финалу. Андреич, после таких дежурств, выбивал подобные побочные эффекты из голов - старинным способом, действующим безотказно. Стакан первача, и депрессия если не улетучивалась полностью, то хотя бы принимала малость расплывчатые очертания, переставая грызть напропалую. Насколько знала Лихо, москвичи не придумали ничего более прогрессивного, и обходились точно так же, разве что, не сумев выклянчить у Глыбы рецепт его шикарного первача. Который теперь оказался безвозвратно утерян.

Буба Полушкин стоял, мрачно сопя в роскошные, вразлёт, как у гусара-сердцееда - усы. Невысокого росточка, чем-то неуловимо напоминающий покойного дядю Книжника, он смотрел, как приближается Лихо, демонстрирующая тотальное безразличие к его уязвлённой гордости.

- Я вас ничем не огорчила? - Мимоходом поинтересовалась блондинка, широко и наивно раскрыв глаза. - Порой мне говорят, что я ужасно воспитана... А поделать ничего нельзя - я уже навсегда останусь испорченной скверным влиянием улицы. Сама страдаю, и никто не в состоянии утешить!

- Иди-иди... Без комментариев. - Пробурчал Полушкин, стараясь не глядеть в направлении Лиха, уделяя львиную долю внимания проезжающему мимо него "Горынычу". Шатун с Алмазом сидели с напрочь индифферентными рожами, и только Книжник таращился во все глаза - для него это было равносильно выходу в большое плавание.