Страница 19 из 58
Среда, 17 января
Ни жалуется, бедный, на сильную усталость, а вечером у него доклад у католиков-медиков на тему «Марксизм и личность». Кроме того, масса разных дел: корректур, поправки переводов, письма. Такое напряжение непосильно, и я очень
73//74
за него беспокоюсь, но что делать? Я не могу убедить его отказываться от приглашений выступать в разных собраниях. Он возражает тем, что это его интересует, дает много новых мыслей, знакомит с разными течениями...
Четверг, 18 января
Утром я у обедни в St.-Médard. Ни рассказывает мне за завтраком о вчерашнем собрании у католиков-медиков (их организация состоит из 800 членов). Студентов было много; были и профессора-медики. Перед докладом председатель сказал вступительное слово, характеризуя Ни как «grand philosophe russe»* и как человека, героически боровшегося за свои убеждения и за них страдающего в изгнании. После доклада студенты окружили Ни, задавая ему вопросы. Угощали шампанским (что Ни не понравилось) и доставили домой на автомобиле.
Вечером мы читали одну из важных сцен у Достоевского (в «Идиоте») — самоубийство Ипполита... После чтения слушали чудесный концерт (по радио) испанской музыки. Я мало слышала испанцев и была поражена оригинальностью их... Какая-то огненная сухость. Русская музыка более влажная, теплая...
Пятница, 19 января
Утром за кофе говорим о вчерашнем чтении Достоевского. Сестра высказывает мысль о том, что величие Достоевского в том, что он первый поставил вопрос о свободе человека и о трагизме этой свободы, восстающей, бунтующей и разрушающей все на своем пути. Я замечаю на это: «Как странно, что, утверждая эту свободу человека, сам Достоевский пришел к Победоносцеву[155] и этим как бы предал свободу». На это сестра отвечает, что, по ее мнению, Достоевский испугался той бездны, которая разверзлась перед дерзновением свободы человеческой, и в Победоносцеве искал тех устоев, которые могли спасти его.
Ни говорит: «Вот разница между Дост<оевским> и Толстым. У Толстого и его героев были эти устои, и ему не страшно было все разрушать вокруг, а у Достоевского и его героев их не было».
«А разве Христос для Достоевского не был этим устоем? —
* «Великого русского философа» (фр.).
74//75
спрашиваю я. — Чём же было для него христианство? Я понимаю бунт Ипполита, но Ипполит — не христианин, а Достоевский считал себя христианином». На это сестра говорит: «Нет, Ипполит — христианин». Что она имела в виду, говоря это, я не понимаю. Нужно будет поговорить с ней на эту тему... Разговор прервался. К Ни пришел Гринченко[156] и они долго говорили на темы, связанные с книгой, которую пишет Гринченко («Церковь и государство»)...
Ни говорит о нем, что это «томист на православной почве».
Неожиданно приехала Флоранс, и мы с ней долго сидели вместе. Она в угнетенном состоянии. Я еще никогда ее такой не видела. Видно, живет из последних сил в этой ее кошмарной обстановке... Сестра была в церкви у всенощной под Крещенье.
Суббота, 19 января
Наступили морозные дни. Здесь эти морозы без снега — неприятны.
Все эти дни, да и раньше, Ни получает много книг и журналов, но редко что-нибудь значительное... Как много «лишних» книг и как мало «нужных»!
В 4 ч. Ни уходит на Собрание Лиги прав<ославной> куьту-ры, где он читает доклад «Время и вечность»[157].
Я дома весь день — болит голова. Мама с утра лежит, но ничего серьезного.
Воскресенье, 20 января
Утром я в церкви St.-Germain.
Ни после завтрака идет на 2-е собрание Лиги прав<ославной> культуры, где останется до вечера и будет обедать вместе с членами Лиги.
К чаю приезжает М. А. Каллаш, и мы слушаем по радио концерт рус<ской> музыки (хор Кедрова[158] и «Жар-птицу» Стравинского[159]). Ни возвращается в 11 ч. Говорит, что доклады и о. Булгакова и Г. П. Федотова поразили его своим оптимизмом и он еще острее почувствовал разницу между собой и ими. «У них все так гладко, так взаимно примиримо, а у меня прерывно, катастрофично. И все более чувствую, что меня не понимают. У них всех стремление к единению, к соборности, а я индивидуалист по своей природе. Кроме того, им чужда парадоксальность моего мышления».
75//76
Да, думаю я, слушая Ни, он не вмещается ни в какие рамки, ни религиозные, ни социальные. Ты — один из немногих «одиноких» в своем пути... Путь этот не легкий, страдальческий путь. Но если такие «одинокие» идут за Христом, то бремя их делается легким. Лишь бы шли за Ним, не оглядываясь по сторонам и не прельщаясь обширными пастбищами для стад.
Вставить: пастухи и разбойники.
Вторник, 22 января
Ни опять чувствует себя эти дни хуже, нервнее. За завтраком говорит: «Мне кажется, я не до конца выявил мое миросозерцание в предыдущих книгах. Мне хотелось бы подвести итоги и окончательно выразить себя. Я надеюсь сделать это в книге о духе, которую напишу».
Книгу эту он задумал уже давно, но до сих пор делает лишь заметки для нее[160]. Но мне почему-то кажется, что он скоро начнет ее писать. Знаю это, потому что когда книга уже окончательно созреет в нем, он делается внутренно беспокойным и до тех пор не успокоится, пока не начнет писать. Так было со всеми его книгами.
Сегодня лекция Ни о Толстом и Достоевском[161].
Четверг, 24 января
У нас мало денег, во многом себе отказываем, но мы очень избалованы людьми, нас окружающими, дружбой. Так было всегда, и я, конечно, предпочту такие отношения людей — богатству. Жалеем лишь о невозможности помогать тем, кто нас окружает. Мучительно видеть нужду и не иметь возможности хоть чем-нибудь, кроме дружбы, облегчить ее. А вокруг нас нужда эта все растет и растет, кольцо ее все сжимается и душит даже тех, кто до этого года жили обеспеченно, имели или места, или работу. И вот на вопрос, поставленный мне недавно, «что же делать?», я ответила: «Единственно, что теперь нужно, это делать для других все, что от нас зависит, даже в самых маленьких вещах. Мы должны чувствовать себя как на войне и знать, что только соединяясь, общими усилиями мы можем поддерживать друг друга и бороться [с врагом]». К сожалению, у многих нужда порождает чувства совершенно об-
76//77
ратные: разъединение, зависть, эгоизм... Но, слава Богу, вокруг нас образовалась атмосфера единения и взаимной помощи, и это делает жизнь более легкой даже в самое трудное, как теперь, время.
Вчера Ни принес мне две книги (издание Desclée)[162] — биографии двух католических монахинь. Много лет я читала мистиков, знаю почти всю мистическую литературу, но, за исключением очень немногих, нахожу, что все другие поражают однообразием своего пути, каким-то утомительным повторением тех же слов, тех же приемов для выражения внутренних переживаний, опыта. Впечатление такое, будто дана модель, и по этой модели создается бесчисленное количество более или менее удачных копий. Личность не выявляется в своем своеобразии, а подделывается под существующий образец и этим, конечно, искажается. И, думаю, нужно обладать огромной индивидуальностью, чтобы сохранить свое лицо в атмосфере подражания образцам. Такими и были Св. Франциск[163], Св. Тереза[164], еще немногие. Все же остальные подверглись общей нивелировке, подстрижены, обрезаны, говорят одним языком, повторяют будто заученные формулы, за которыми не видно, затуманено их самое дорогое — их личность, их лицо, их выражение...
155
С Константином Петровичем Победоносцевым (1827—1907) Достоевский познакомился в 1872 г. Консервативно-монархические идеи, высказанные писателем в публицистике 1870-х — нач. 1880-х гг., духовно сблизили его с будущим обер-прокурором Св. Синода.
156
Леонид Алексеевич Гринченко (1898—?) — богослов, выпускник Белградского университета, участник братства Святого Серафима, в 1935 г. вел семинар «Православное мировоззрение» на подворье Трех Святителей в Париже, после Второй мировой войны вернулся в СССР.
157
Очевидно, доклад «Время и вечность» в Лиге православной культуры был основан на одной из лекций, читавшихся Бердяевым в Вольной академии духовной культуры в Москве в 1919—1920-х гг. Она вошла в книгу «Смысл истории. Опыт философии человеческой судьбы» (Берлин, 1923; гл.IV—«О небесной истории. Время и вечность»).
158
Николай Николаевич Кедров (1872—1940) — композитор, автор «Вселенской литургии» и «Отче наш», профессор Русской консерватории в Париже по классу пения, руководитель известного в 1930-е гг. квартета.
159
Игорь Федорович Стравинский (1882—1971) — композитор, дирижер-пианист. «Жар-птица» — один из ранних балетов, написанный на русскую тему по заказу С. П. Дягилева в 1910г.; жил в Париже с 1920 по 1939 г.
160
Скорее всего, речь идет о книге «Дух и реальность. Основы богочеловеческой духовности».
161
Речь идет о лекции в РФА из цикла «История русских религиозных и философских идей». Тезисы лекции: «Религиозно-философские мотивы русской литературы. Проблема творчества культуры. Гоголь. Религиозно-философские идеи Достоевского и Л. Толстого» (Последние новости. — 1935. — 20 янв. — № 5050. — С. 5).
162
«Desclée De Brouwer»— франко-бельгийское католическое издательство, в котором был издан сборник статей Бердяева «Проблемы коммунизма» (1-е изд. — 1933; 2-е — 1939).
163
Святой Франциск Ассизский (1182—1226) — итальянский религиозный деятель, учредитель названного его именем ордена францисканцев, автор религиозных поэтических произведений; мистик и аскет, имевший идеалом евангельское совершенство в миру.
164
Святая Тереза Авильская (1515—1582) — испанская монахиня, писательница, проповедница, причислена к лику святых в 1622 г., героиня ряда литературных произведений; под влиянием одной из книг святой Терезы Л. Ю. Бердяева пришла к католицизму.