Поэты и убийство

Покачав головой, судья Ди отложил текст анонимного письма. Поскольку все оригиналы были отправлены в столицу, это была переписанная равнодушной рукой писца копия. Но, судя по безупречному стилю, письмо принадлежало перу высокообразованного литератора. На полях воспроизводилось замечание инспектора:

«Вероятно, письмо написано недовольным придворным. Немедленно проверить содержание и почерк». Читая следующий документ, судья Ди выяснил, что, несмотря на все усилия сотрудников инспектора, автора письма установить не удалось. Сумевшему это сделать правительство обещало солидное вознаграждение, но никто его не востребовал.

Поглаживая бороду, судья задумался. Подделать письма Девятого князя, подтверждаемые его личной печатью, которую он всегда носил при себе, представлялось невозможным. К тому же у инспектора была репутация неподкупного человека, одаренного судебного следователя, блестяще раскрывшего ряд других трудных дел, в которых были замешаны высокопоставленные особы. Судья Ди припомнил, что его отец, покойный государственный советник, иногда рассказывал об этих делах, высоко ценя хватку инспектора. Раз он счел генерала виновным – значит, у него не было никаких сомнений в своих доказательствах. Судья встал и принялся расхаживать по комнате.

Какие новые доказательства смог заполучить студент? Во время суда ему было пять лет, так что он воспользовался либо слухами, либо документами. Как нащупать, что же все-таки студент нашел? Студента убили, и убийца похитил документы, которые Сун укрыл в своем доме. Прежде всего, пожалуй, следовало заняться семьей матери Суна. Он подозвал старика-писаря и спросил:

– Распространена ли здесь фамилия Сун?

Седобородый писарь утвердительно кивнул:

– Очень. Есть бедные и богатые, соединенные узами родства и не родственники. В давние времена сам этот край назывался Сун.

– Достаньте мне «Запись налогов года Собаки», раздел «Налогообложение», но только ту часть, где говорится о семьях по фамилии Сун.

Когда старик положил перед ним на стол раскрытый том, судья просмотрел раздел, где шла речь о Сунах с низкими доходами. Если мать Суна была всего лишь второй наложницей, ее отец либо крестьянин-арендатор, либо мелкий лавочник или ремесленник. Упоминалась только дюжина таких семей. Третьим в перечне стоял Сун Вэньта, владелец овощной лавки, женатый, имеющий двух дочерей. Старшая – замужем за торговцем скобяными изделиями по фамилии Хван, а младшая продана генералу Мо как вторая наложница. Не отрывая указательного пальца от строчки, судья Ди попросил:

– Пожалуйста, выясните по «Переписи населения текущего года», жив ли еще господин Сун.

Старик писарь подошел к полкам боковой стены и вернулся, пыхтя, с толстыми свитками. Он разворачивал их один за другим и всматривался в убористо исписанные листы, бормоча себе в бороду «Сун Вэньта… Сун Вэньта…» Наконец он поднял глаза и отрицательно покачал головой.

– Наверное, он и его жена умерли, не оставив мужского потомства, сударь. В списках больше нет никого из этих Сунов. Желаете ли вы знать, когда они скончались?

– Нет, не нужно. Дайте мне список Гильдии торговцев скобяными изделиями.

Судья встал с кресла. Это был его последний шанс.

Седобородый открыл большой короб с надписью «Малые гильдии». Выбрав тонкую книжицу, он протянул ее судье. Пока старик собирал свитки переписи населения, судья перелистал ее. Да, есть торговец скобяными изделиями по имени Хван, женатый на женщине по фамилии Сун. На полях против имени Хван стоял маленький кружок, означающий, что за ним числится задолженность по членским взносам в гильдию. Он жил в переулке неподалеку от Восточных ворот. Судья Ди запомнил адрес и, довольный, бросил книжицу на стол.

Копаясь в бумагах, относящихся к домочадцам генерала, он выяснил, что после казни Мо его семья рассеялась. Сын умершей наложницы, Сун Ивэнь, был усыновлен отдаленным родственником в столице. Судья отложил в сторону копию анонимки с обвинением генерала и спрятал в рукав. Он поблагодарил старика писца и, попросив поставить дела на их прежнее место, прошел в резиденцию.

У четвертого двора судью встретили детские возгласы и смех. В центре замощенного двора вокруг воздвигнутого высотой в человека Лунного алтаря кружилось более двадцати разодетых в яркие костюмчики ребятишек. На его вершине находился длинноухий белый Лунный заяц, вылепленный из теста и восседающий на груде Лунных пирожков – круглый, с начинкой из сладких бобов. У подножия были во множестве расставлены тарелки и миски, заваленные свежими фруктами и сладостями, а по углам – высокие красные свечи и бронзовые курильницы для благовоний. Их разожгут после наступления темноты.

Судья Ди пересек двор, направляясь к широкой мраморной террасе, где стояла небольшая группа: придворный поэт и могильщик Лу у мраморной балюстрады, а Ло, академик и поэтесса за ними, рядом с обширным креслом из резного черного дерева, установленного на невысоком помосте. В кресле сидела хрупкая пожилая женщина, одетая в длинное черное платье, с зачесанными назад седыми волосами. Морщинистыми пальцами она сжимала трость из эбена с рукоятью из зеленого нефрита. У кресла находилась высокая красивая женщина средних лет, очень стройная и строгая в своем облегающем фигуру платье из расшитого зеленого шелка. По всей видимости, это была первая жена начальника уезда Ло. Дальше в тени виднелось около двадцати женщин. Наверное, остальные жены и их служанки.

Не обращая на других внимания, судья Ди приблизился к пожилой даме и низко склонился перед помостом. Пока она разглядывала его своими проницательными старыми глазами, Ло нагнулся к ней и почтительно прошептал:

– Мама, это мой коллега Ди из Пуяна.

Пожилая дама кивнула своей маленькой головкой и мягким, но неожиданно очень ясным голосом приветствовала судью. Он уважительно осведомился о ее возрасте и узнал, что ей семьдесят два года. С гордостью она объявила:

– У меня семнадцать внуков, начальник уезда!

– Многочисленное потомство-это благословение добродетельного дома, сударыня! – произнес академик своим громким голосом. Пожилая дама с улыбкой потрясла головой. Судья Ди приветствовал академика Шао, высказал свое уважение придворному поэту и могильщику Лу. Наконец, осведомился о здоровье поэтессы. Она ответила, что чувствует себя хорошо благодаря заботам первой жены начальника уезда. Но судья видел, что она усталая и бледная. Он отвел своего друга в сторону и вполголоса сообщил ему:

– Студент был сыном генерала Мо Телина от второй наложницы по фамилии Сун. Он приехал сюда с одной целью: доказать, что его отца обвинили ложно. Как он и говорил Шафран. Приехал не под чужим именем, потому что покинул эти места в возрасте пяти лет, и в живых из его близких оставалась одна тетка. Приободрись, Ло! Даже когда будет доказано, что танцовщицу убила поэтесса, если ты сможешь в своем отчете сообщить, что генерала Мо Телина казнили по ошибке, у тебя появится реальная возможность уйти от надвигающейся беды!

– Ди, какая чудесная новость! Расскажи мне все поподробнее, пока мы будем обедать. Нам подадут на свежем воздухе, вон там!

Он указал на открытый проход, идущий позади террасы. Между колонн были расставлены столы, нагруженные блюдами с холодными закусками и артистически уложенными пирамидами лунных пирожков.

– Ло, я должен тебя сейчас оставить. Мне надо побывать на городской окраине, а потом я отправлюсь в кумирню Черного Лиса. Но постараюсь вернуться до начала твоей поэтической встречи в четыре.

Когда они присоединились к остальным, пожилая дама дала понять, что хотела бы удалиться. Академик и другие поклонились, а Ло и его первая жена проводили ее в дом. Судья Ди сказал академику, что из Пуяна курьер доставил ему срочные бумаги, и попросил извинения за свое отсутствие на обеде.

– Долг превыше удовольствия. Отправляйтесь, Ди!