Поэты и убийство

– Сударь, год Собаки памятен из-за заговора Девятого князя. Но нераскрытое убийство? Нет, не припоминаю, чтобы когда-нибудь о нем читал. Может быть, тот старик знает? Он здесь родился и вырос. Эй, Лю, ты помнишь о нераскрытом убийстве в год Собаки?

Старый писец задумался, перебирая пальцами лохматую бородку.

– Нет, сударь. Для всех нас в Чинхуа это был тяжелый год из-за государственной измены генерала Мо Телина. Но нераскрытое убийство, нет, сударь.

– А кто такой генерал Мо Телин? Он был сообщником Девятого князя, не так ли?

– О да, сударь. Все документы находятся в большом красном коробе на пятой полке справа. Завернутые в бумагу документы рядом относятся к другим делам того же года.

– Господин Као, пусть выложат на стол все.

Старик писец приставил лестницу к полкам и, снимая оттуда папки одну за одной, передавал советнику, который раскладывал их на столе в хронологическом порядке. По мере того, как ряд становился длиннее и длиннее, судья Ди все отчетливее понимал всю огромность встающей перед ним задачи. Совсем не обязательно речь шла о нераскрытом убийстве. Это могло быть и дело якобы раскрытое, но по которому осудили невиновного. В таком случае обвинитель был бы, строго говоря, убийцей казненного человека.

– Господин Као, ваши архивы содержатся в превосходном состоянии, – заметил он, – На них нет и пылинки.

– Я заставляю писарей раз в месяц снимать с полок все документы, – улыбаясь, ответил польщенный советник. – Коробки протираются, бумаги проветриваются, и это оберегает их и от насекомых.

Однако судья пожалел, что состояние архивов столь безукоризненно. Ведь если бы старые папки на верхних полках были покрыты пылью, следы пальцев сразу бы подсказали, какими из них интересовался студент.

– Наверное, убитый студент работал за этим столом?

– Да, сударь. На нижней полке сложены документы, относящиеся к крестьянскому мятежу, который Сун изучал. Очень разумный молодой человек, сударь, глубоко проникший в административные проблемы. Заходя сюда, я часто его заставал погруженным в более свежие документы. Настоящий добросовестный исследователь. Он никогда не задерживал меня ради пустой болтовни. Ну, вот и все документы, сударь.

– Спасибо, не буду отрывать вас от дел, господин Као. Если мне понадобится что-то еще, я обращусь к старику писцу.

Попрощавшись с советником, судья Ди устроился за столом и раскрыл первое дело. Седобородый вернулся к своим бумагам, разложенным на другом конце стола. Вскоре судья с головой утонул в разнообразных уголовных делах. Одно или два среди них ставили интересные проблемы, но ни разу нельзя было предположить судебной ошибки, а фамилия Сун упоминалась всего лишь раз как подзащитного по делу о мелком мошенничестве. Когда молодой писарь принес поднос с чаем, судья очень удивился, что остается всего лишь час до полудня. Писарь сообщил ему, что начальник уезда все еще находится на четвертом дворе резиденции вместе со своими гостями. Вроде бы там же пройдет и полуденная трапеза.

Подавив вздох, судья решил, что разберет короб с бумагами, относящимися к государственной измене генерала Мо Телина. Уличенный в преступлении против государства, он был казнен вместе со всеми своими сообщниками, и нельзя исключать, что среди них кто-то один был обвинен ложно.

Как только он раскрыл короб, его губы тронула удовлетворенная улыбка. Папки были небрежно свалены, их порядок нарушен. В столь хорошо содержавшемся архиве это был надежный – признак того, что он находился на верном пути. Очевидно, студент знакомился с делом и, когда кто-то вошел в комнату, торопливо сунул папки в короб. Судья тщательно, по номерам, разложил документы на столе.

В первом содержалось обобщенное изложение обвинения против Девятого князя. В уклончивых выражениях сообщалось, что князь был неуравновешенным человеком – болезненно подозрительным, подверженным приступам депрессии, ревнивым и вздорным. После того, как он в припадке бешенства чуть было не убил придворного, император отправил его во дворец в Чинхуа в надежде на благотворное воздействие спокойной провинциальной жизни. Однако князь не отвлекся от воображаемых обид. Придворные подхалимы не переставали ему внушать, что народ любит его больше других князей, а честолюбивая, властная жена постоянно его растравляла, ив конце концов он замыслил фантастический план мятежа и захвата Трона Дракона. Когда он стал привлекать на свою сторону недовольных чиновников и военных, его неуклюжий заговор вышел на поверхность. Император послал в Чинхуа наделенного всей полнотой исполнительной власти инспектора и полк императорской гвардии. Гвардейцы окружили дворец, и инспектор вызвал князя и его супругу на допрос. Он передал князю, что императору все известно, но он готов простить его при условии, что тот прикажет своим телохранителям сложить оружие и вместе с супругой сразу же вернется в столицу. Князь выхватил саблю и на месте убил жену, а затем перерезал себе горло. Гвардейцы вступили во дворец и арестовали всех его обитателей. Инспектор же конфисковал все бумаги. Это произошло на четвертый день второго месяца, восемнадцать лет назад.

В тот же день инспектор открыл следствие. Были казнены все придворные, знавшие о заговоре, а также все другие сообщники князя. Император склонен был простить князя, снисходя к его расстроенному рассудку, но у остальных заговорщиков не было этого извинения. В последующие суматошные дни поступило немало и лживых обвинений – дурные люди хотели свести счеты с личными недругами, как часто бывает при таких обстоятельствах. С тщательной добросовестностью инспектор просеял все эти в большинстве своем анонимные обвинения. Среди них было и длинное, без подписи, письмо, доносившее, что отставной генерал Мо Телин состоял в заговоре, а уличающая его переписка с Девятым князем спрятана в таком-то месте, в женской половине генеральского дома. Инспектор приказал обыскать жилище генерала, и письма действительно были найдены. По обвинению в государственной измене генерал был схвачен. Он все отрицал, утверждая, что письма подделаны и укрыты в его доме давним недоброжелателем. Но инспектору было известно, что генерал Мо, считая, что его обошли с повышением, преждевременно подал в отставку и удалился в свой родной уезд Чинхуа, болезненно переживая старые обиды. Бывшие соратники генерала засвидетельствовали, что он часто разговаривал с ними о надвигающихся переменах, когда все способные люди смогут показать себя. Инспектор изучил письма и счел их подлинными. Вместе со своими двумя взрослыми сыновьями генерал был признан виновным и казнен, как этого требовал суровый закон о государственной измене. Все его состояние конфисковало государство.

Судья Ди встал с кресла. Чтение оказалось захватывающим. Впечатление усиливалось еще и от того, что судья изучал старые судебные бумаги в помещении, где проходил тот громкий судебный процесс. Ди отобрал бумаги, содержавшие список всех лиц, живших в доме генерала, и перечень его имущества. И тут у него перехватило дыхание. У генерала было три жены и две наложницы. Фамилия второй наложницы была Сун. О ней в деле не имелось никаких подробностей, потому что ее не допрашивали: вечером третьего дня второго месяца, за день до приезда инспектора в Чинхуа, она повесилась. Она принесла генералу сына, названного Ивэнь. Ему было пять лет, когда несчастье обрушилось на дом Мо. Все сходилось! Вот он, ключ, который судья так надеялся найти! С довольной улыбкой он снова опустился в кресло.

Но улыбка вдруг застыла на его лице. Студент вернулся отомстить за отца! Это могло означать только одно: Сун нашел доказательство невиновности генерала Мо Телина. Он заподозрил сочинителя анонимного письма в подлоге и, следовательно, видел в нем палача своего отца. А убийство студента этим неизвестным неопровержимо подтверждало его правоту. Небо, какая же страшная судебная ошибка сделана восемнадцать лет назад!

Судья взялся за записи слушания дела. Медленно поглаживая бакенбарды, он внимательно их прочел. В пользу генерала Мо говорил лишь один факт, а именно, никто из других заговорщиков никогда не слышал, что Девятому князю удалось привлечь генерала на свою сторону. Инспектор, однако, отверг этот довод на том основании, что Девятый князь был настолько недоверчив, что остерегался даже сообщников. Он построил обвинения на письмах, найденных в генеральском доме. Они были написаны рукой князя, на его личной писчей бумаге с его печатью.