Ветер ночи

Свернув в переулок, Кейн удвоил внимание. Он уже различал неясные силуэты, скучившиеся в противоположном конце переулка, всего метрах в двадцати от него.

По крайней мере двое бандитов смотрели в его сторону, но не замечали крадущейся фигуры. Сверхъестественная способность видеть в темноте позволила Кейну рассмотреть двух бродяг со взведенными арбалетами. Их внимание было сосредоточено на людях Кейна, голоса которых приближались. Но в любой миг они могли почуять смерть, подкрадывающуюся к ним сзади.

Кейн вытащил из сапогов ножи – два плоских лезвия – и примерился к броску. Его левая рука молниеносно метнулась вперед, словно атакующая кобра; почти в ту же секунду правая последовала за ней с такой же смертоносной точностью.

Затаившимся неприятелям показалось, что за спиной у них появился призрак-убийца. Предсмертный вскрик. Ножи попали в цели. Двое арбалетчиков зашатались и рухнули на землю. Стрелы с железными наконечниками ударили в мостовую, выбив снопы искр.

С диким криком Кейн левой рукой выхватил меч и выскочил в переулок. Его враги ждали в темноте. Перед ними мелькнула фигура нападавшего. Сверкнула сталь, послышался звук ударов – и один из противников рухнул с рассеченной грудью, не увидев даже лица своего убийцы.

Кто-то вытащил фонарь, укрытый за камнями. Его блеск на мгновение всех ослепил. Затем пятеро застигнутых врасплох убийц увидели своего единственного противника. Однако прежде чем они поняли, кто на них напал, вращающийся клинок пробил горло еще одному воину. Осталось четверо.

С оружием наперевес они двинулись на Кейна. Приблизившийся первым потерял меч вместе с рукой и с воплями убежал, забрызгав кровью мостовую. После этого Кейн скрестил стальной клинок с более опытным противником. Ему приходилось наносить удары с лихорадочной быстротой, чтобы успевать отбиваться от атак двух оставшихся убийц. Кейн отражал их атаки ножом, который держал в правой руке, и ловко избегал отчаянных выпадов.

Но вот, наконец, в переулок вбежали его люди. Левардос быстро справился с одним из нападавших. Одновременно с этим Кейн вонзил меч в сердце другого наемника. Последний из нападавших убежал во двор.

Вебр и Хайган поспешили вслед за ним. Послышался шум переворачиваемых мусорных баков, затем крики агонии – и братья вернулись с довольными лицами.

– Не думаю, чтобы вы оставили его в живых… Вряд ли я смогу теперь задавать ему вопросы… – перевел дух Кейн.

Братья переглянулись и расхохотались.

– Не переживай, Кейн, – произнес Левардос, держа факел над лицом убитого им мужчины. – Это – вальданец, он ушел от «Станчека» вместе с Эберосом.

Кейн нахмурил брови.

– Ах, сукин сын. На свое золото он нанял стаю грязных крыс! Догадывался небось, что Опирос будет возвращаться не один… Ладно же, боюсь, это не последняя наша встреча!..

Глава 4. ЗА ГРАНЬЮ СНА

Сумерки уже сгущались, когда они подъехали к Старому Городу. Вслед за Опиросом ехала Сетеоль. Высокий воротник прикрывал синяки на ее шее. Опирос не вполне понимал, зачем она отправилась с ним. Когда вчера под утро он вернулся во дворец, девушка подскочила к нему с кулаками, ругаясь на чем свет стоит и царапаясь, пока, с трудом удерживая ее в пьяных объятиях, Опирос не рассказал ей о ночном приключении. И все-таки он надеялся, что настоящей причиной, по которой она сопровождала его в этом походе, было отнюдь не желание увидеть, как в результате безнравственных экспериментов он отправится к праотцам…

У Кейна было скверное настроение. Он послал своих людей на поиски Эбероса еще до рассвета, однако они не обнаружили и следа ученика алхимика. На всякий случай, кроме Левардоса, Вебра и Хайгана, он взял ее собой еще Хефа и остроносого карманника по имени Боулус. Интересно, предпримет ли Эберос еще одну попытку отобрать статуэтку? Или же он – что более правдоподобно – уже сбежал из города? Неизвестно… Кейн все же надеялся, что ученик алхимика не решится на такой дерзкий шаг.

Разгоряченный атмосферой приключения, Опирос был на редкость разговорчив и, в конце концов, сумел рассеять мрачное настроение Кейна. Поэт говорил о том, как надеется на встречу с музой, о желании познать неведомые чудеса страны снов, и Кейн постепенно проникся его энтузиазмом. Отворить врата сна. Кейн тоже чувствовал притягательность подобных опытов. Конечно же, это было рискованно, в высшей степени рискованно, но разве настоящие приключения бывают безопасными?

Можно ли вообще говорить о приключениях, если нет опасностей? Покой – это скука, скука – это застой, а застой – все равно что смерть… Кейн слушал поэта, поддакивал, делился собственными соображениями. Когда показались поросшие зеленью стены Старого Города, Кейн был окончательно убежден в необходимости эксперимента и задумчиво разглядывал ониксовую фигурку.

– Опять эта проклятая тень! – неожиданно заметила Сетеоль.

– Тень? – удивился Опирос.

– Опять промелькнула, – сказала она недовольно. – Видишь, как наши тени вытянулись в одну линию? – показала она рукой.

– Ну, значит, кто-то отогнал их… Но где же святилище Шенан?

– Уже близко – чуть в сторону от основной массы руин.

Старый Город излучал своеобразное призрачное очарование; древние стены, постепенно рассыпающиеся в пыль вместе с таинственными воспоминаниями, дышали меланхолическим спокойствием. Город впечатлял, особенно по сравнению со своим разваливающимся потомком – Энсельесом Дома в Старом Городе были в основном деревянными, и теперь от них остались только отвалы земли, покрытые саваном бурьяна, – позабытые лесные могилы. Попадающаяся изредка сиротливая каменная стена или обломок скульптуры указывали местоположение какой-нибудь старинной постройки. Однако вдоль трудноразличимых улиц куда чаще встречались лишь заросшие углубления – фундаменты давно обвалившихся домов. Попадались и места, где стены зданий Старого Города упорно сопротивлялись действию времени и тянулись вверх – уставшие, но не сдавшиеся. Тьма, казалось, выползала из этих разрушающихся остовов, из зияющих входов, слепых окон и смешивалась с густеющими лесными тенями.

– Здесь, – объявил Кейн и направил коня в самые густые и дремучие заросли.

Недавний дождь увлажнил лес, и продираться меж деревьев было довольно неприятно – бока коней и ноги всадников вымокли. Замшелое каменное строение уединенно стояло среди сплетающихся ветвями деревьев. Растительности на стенах почти не было. Сохранились колонны и арки в южном стиле; в святилище кое-где уцелела куполообразная кровля. Благодаря глубокой тени, царящей внутри, здесь не разрослась зелень, уничтожившая большую часть руин Старого Города. Пол был засыпан кусками отвалившейся штукатурки, обломками каменных стен и скульптур – следами прошедших веков. Когда полумрак сомкнулся над развалинами святилища, мягкие кожаные портьеры, гирляндами свешивавшиеся с высоких сводчатых потолков, зашуршали, как тысячи крыльев, под дуновениями ветра, вырывавшегося из щелей в потрескавшихся стенах.

Кейн соскочил с коня и приказал своим людям разобрать каменный завал у входа. Возбужденный поэт рванулся вперед. Сетеоль со сдержанным любопытством шла за ним. Широкая юбка, доходившая до щиколоток, хлопала по высоким сапогам для верховой езды.

Кейн зажег пару факелов и присоединился к ним. Пока его люди прокладывали путь через каменную осыпь, он рассказывал историю святилища, иногда поднимая факел, чтобы показать любопытные архитектурные детали. Опирос снова казался обеспокоенным и удивленным оттого, что Кейн так запросто и небрежно рассуждает о руинах…

Лунный свет уже разлился жидким серебром на стылых камнях, когда Кейн закончил рассказ. Половодье лунного сияния вливалось через высокие узкие окна и трещины в стенах, скапливалось в глубоком бассейне рядом с алтарем; в огромном круглом отверстии в крыше мерцало ночное небо, к которому жрицы минувших веков обращали свои монотонные напевы. В некоторых местах, где не было мусора, влажные каменные плиты еще хранили следы странных мозаик.