Страница 20 из 45
Казалось, время замедлило свой бег, растягивая секунды. Расстояние между двумя армиями сокращалось медленно, словно во сне. Отдавшись темпу атаки, повинуясь ритму галопа, всадники неслись вперед, забыв обо всем в мире, кроме предстоящей схватки. Время перестало существовать для них. Что есть время для метеора в тот краткий миг, когда он вспыхивает на небе огненной стрелой?
Сталь, плоть, звук, пространство, время… нет, времени нет… все.
Взрыв, извержение вулкана — вот что могло бы стать метафорой, достойной столкновения двух колонн тяжелой конницы. Времени нет, пространство сократилось до одной точки, звук — до единой ноты звенящего металла и ударяющегося о землю копыта. Сталь, теперь все решала сталь и скрытая ею плоть.
Сталь против стали. Сталь защищает мясо и кость. Сталь режет их. Плоть направляет сталь.
Копье — в щит, в грудную пластину доспеха, в забрало, в стальной воротник. Сталь скользит, гнется, пробивает сталь. Трещит дерево — это ломаются древки копий. Словно смыкаются в яростном оскале две гигантские челюсти какого-то левиафана, крушащего в гневе собственные клыки.
Клинок с остро отточенным лезвием почти бессилен против литой пластины доспеха. Копье, влекомое совмещенной массой скакуна и всадника, помноженной на скорость, может пробить латы и человека насквозь. Даже если наконечник соскользнет, сломается древко, само столкновение с противником может стать для него смертельным. Вылетев из седла, всадник, даже живой, придавлен к земле тяжестью собственных доспехов. Неопытный боец мог погибнуть не только от копья противника, но и от своего собственного оружия. Удар при столкновении передавался на держатель копья, приклепанный к правому боку передней пластины доспеха. Его силы было достаточно, чтобы вышибить из седла неудачно сгруппировавшегося или зазевавшегося рыцаря.
Кейн несся вперед во главе своей кавалерии. Закованный в вороненые латы, на гигантском скакуне, тоже защищенном со всех сторон сталью, он представлял собой внушающее почтение и ужас зрелище — демон-кентавр. Его солдаты знали, что он ведет их, верили ему и неслись за ним без размышлений.
Сквозь бесконечно сжатое пространство и бесконечно сжатое время в грудь Кейна нацелилось вражеское копье. Быстро среагировав, он ударил по его древку своим оружием и почувствовал, что копье противника пройдет мимо него. Его же копье, скользнув по щиту неприятеля, по грудной пластине его доспехов, вонзилось в шарнир стального воротника. Древко изогнулось, но выдержало чудовищную нагрузку. Спустя мгновение оно, освободившись, распрямилось, предоставив противнику со вспоротым горлом медленно падать на землю.
Кейн и его противник — командир одного из полков Сандотнери — лишь на полкорпуса лошади опередили своих подчиненных. Почти в тот же миг две атакующие массы сомкнулись.
На Кейна нацелилось второе копье. Его обладатель, решив перехитрить генерала, направил оружие в грудь его скакуна, но не рассчитал качества стали, прикрывавшей Энджела, и недооценил способность выпуклой полусферы отражать удары, переводить их в скользящие. Извлечь урок из своей ошибки рыцарь уже не успел. Копье Кейна со всего размаха пронзило его, дважды пробив доспехи — на груди и спине. Нанизанный на копье, словно паук на булавку, рыцарь на миг был поднят Кейном в воздух. Через секунду, не выдержав, обломилось древко.
Кейн, проревев проклятие, сунул обломок копья в ноги коню своего третьего противника. На всем скаку животное не смогло изменить аллюр или увернуться. Оно с диким ржанием подогнуло ноги и ткнулось мордой в землю. Ломая шею, полетел вперед и его всадник. Кейн же понесся дальше, одним движением выхватив из крепления на седле боевой топор с двумя лезвиями.
Следующий воин Сандотнери, чье копье Кейн отбил щитом, нашел свою смерть под ударом чудовищного топора, проломившего забрало его шлема и расколовшего череп несчастного надвое.
Пролетев насквозь строй противника, Кейн, не обращая внимания на маячивший чуть поодаль второй эшелон легкой кавалерии Сандотнери, огромным усилием остановил коня и, развернув его, оглядел поле битвы. Было ясно, что его конница выдержала атаку рыцарей Сандотнери, устояла в первый момент натиска и теперь на равных вела ближний бой. Большинство копий уже было сломано или оставлено в телах убитых, и закованные в латы рыцари изо всех сил молотили друг друга боевыми топорами, палицами и стальными цепами. Время от времени в воздух взлетали тяжелые двуручные мечи.
Поодаль сошлись в отчаянной рубке полки легкой кавалерии, старавшиеся держаться от рыцарей подальше. Сабли были лишь игрушками против доспеха тяжелого всадника и его коня, а кольчуга и полушлем не могли спасти от крушащих ударов его мощного оружия.
Поднятая пыль скрывала детали, но главное Кейн понял. Его полумесяц, растянутый отошедшими на фланги полками легкой кавалерии, принял в свою чашу все атакующие полки Сандотнери. Армия Джарво больше не могла рассчитывать на неожиданный маневр. Она была зажата в полукольцо и вступила в ближний бой. А здесь уже весомым фактором становилось численное преимущество армии Кейна. Единственной надеждой Джарво, если он хотел избежать полного уничтожения своей армии, было резкое отступление, с тем чтобы дать подразделениям возможность перестроиться в оборонительные порядки.
Присмотревшись, Кейн понял, что его полки не только выдержали встречный удар противника, но и стали теснить неприятеля. Полумесяц постепенно смещался к югу, двигаясь концами рогов вперед. Позади пришли в движение пехотные каре. Словно стая гиен и шакалов, солдаты прочесывали поле боя, добивая кинжалами, мечами, молотами и топорами упавших и беспомощных рыцарей. При этом командиры не забыли выслать вперед несколько шеренг охранения, по-прежнему готового, ощетинясь алебардами и пиками, встретить атаку неприятельской конницы.
Что касается раненых рыцарей — Кейну оставалось только надеяться, что солдаты сумеют отличить своих от чужих. Когда из боя вырвался один из оруженосцев, Кейн послал его к пехоте с приказом помочь подняться и сесть на коней тем упавшим всадникам, раны которых не были серьезны.
К этому моменту бой перестал быть предметом стратегии и даже тактики, превратившись в сплошной бурлящий котел поединков один на один в ближнем бою.
Топор и щит. Молот и булава. Никаких копий: противник слишком близко. Группа лихих наемников Кейна прорвалась в ряды легкой кавалерии Сандотнери, где, словно акулы в косяке мелкой рыбешки, наводила панику своей неуязвимостью не только среди людей, но и среди животных, которых пугали сносящие с ног толчки тяжелых, закованных в металл, ощетинившихся колючими стальными шипами могучих тяжеловозов.
Небольшое численное преимущество армии Кейна могло быть легко компенсировано большим личным опытом рыцарей Сандотнери и большей слаженностью в маневрах. Но, слишком уверенный в победе, Джарво совершил две непростительные тактические ошибки: он позволил противнику охватить себя с флангов и не оставил в третьем эшелоне достаточного резерва.
В поднявшейся пыли трудно было рассмотреть что-либо дальше чем на несколько шагов. Кейн, ни на секунду не отвлекаясь от ближайших к нему противников, пытался все же разыскать Джарво.
Сам Кейн, могучий и неутомимый, словно воплотившийся в человеческом обличье бог войны, привлекал к себе всеобщее внимание. Его появление воодушевляло сатакийцев и бесило, вызывало дикую ненависть у противника. Недостатка в желающих сразиться с ним Кейн не испытывал. Воины Сандотнери понимали, что, погибни Кейн, и у них появится надежда переломить ход боя.
Щит Кейна был весь иссечен и помят ударами нападавших. Прибавилось отметин и на его доспехах. Появились первые зазубрины на лезвии топора. Личная гвардия генерала как могла прикрывала его, но и самому Кейну приходилось изо всех сил орудовать щитом и топором. Словно лев, сбрасывающий с себя назойливых шакалов, он продвигался вперед. Его натиск был ошеломляющим, почти безумным в своей ярости. И все же каждое движение Кейна было четко выверено, моментально просчитано. Не позволять азарту и ярости властвовать над собой — этот закон он запомнил еще в юности. Вот эта-то лихая удаль, под которой таился точный расчет, и придавала ему в бою почти божественную неуязвимость и почти дьявольскую везучесть.