Страница 29 из 206
32. Романс СчастливцаНи родины, ни дома, ни изгнанья,забвенья – нет, и нет – воспоминанья,и боли, вызывающей усталость,из прожитой любови не осталось.Как быстро возвращаются обратновстревоженные чувства, и отрадно,что снова можно радостно и нервнознакомцу улыбаться ежедневно.Прекрасная, изысканная мука -смотреть в глаза возлюбленного другана освещенной вечером отчизнеи удивляться продолженью жизни.Я с каждым днем все чаще замечаю,что все, что я обратно возвращаю, -то в августе, то летом, то весною, -какой-то странной блещет новизною.Но по зиме и по земле холоднойпустым, самоуверенным, свободнымкуда как легче, как невозмутимейискать следы любви невозвратимой.Но находить – полузнакомых женщин,тела, дома и голоса без трещин,себя – бегущим по снегу спортсменом,всегда себя таким же неизменным.Какое удивительное счастьеузнать, что ты над прожитым не властен,что то и называется судьбою,что где-то протянулось за тобою:моря и горы – те, что переехал,твои друзья, которых ты оставил,и этот день посередине века,который твою молодость состарил, -– все потому, что чувствуя поспешность,с которой смерть приходит временами,фальшивая и искренная нежностькричит, как жизнь, бегущая за нами.33. КомментарийВолнение чернеющей листвы,волненье душ и невское волненье,и запах загнивающей травы,и облаков белесое гоненье,и странная вечерняя тоска,живущая и замкнутая немо,и ровное дыхание стиха,нежданно посетившее поэмув осенние недели в октябре, -мне радостно их чувствовать и слышать,и снова расставаться на заре,когда светлеет облако над крышейи посредине грязного двораблестит вода, пролившаяся за ночь.Люблю тебя, рассветная пора,и облаков стремительную рваностьнад непокорной влажной головой,и молчаливость окон над Невой,где все вода вдоль набережных мчитсяи вновь не происходит ничего,и далеко, мне кажется, вершитсямой Страшный суд, суд сердца моего.Я затянул, что дальше и нельзя.Но скоро все окончится, друзья.Да, слишком долго длится мой рассказ -часы не остановятся для вас.Что ж, хорошо. И этому я рад.Мои часы два месяца стоят,и шествие по улицам идет.Толпа то убывает, то растет,и, не переставая, дождик льет.И жизнь шумит и зажигает свет,и заболевших навещает смерть,распахивая форточки квартири комнаты с багетами картин,с пюпитрами роялей, с тишиной,где Дочь с Отцом, где Бедный Муж с Женойпрощаются, и привыкаешь самсчитать по чувствам, а не по часамбегущий день. И вот уже легкопонять, что до любви недалеко,что, кажется, войны нам не достать,до брошенных друзей рукой подать.Как мало чувств, как мало слез из глазмеж прежних нас и современных нас.Так чем же мы сейчас разделеныс вчерашним днем. Лишь чувством новизны,когда над прожитым поплачешь всласть,над временем захватывая власть.Октябрь, октябрь, и колотье в боку,и самое несносное, наверно,вдруг умереть на левом берегуреки, среди которой ежедневноискал и находил кричащих птиц,и сызнова по набережным бледнымвдоль улочек и выцветших больницты проносился, вздрагивал и медлил.Октябрь, октябрь. Пойти недалекои одинокость выдать за свободу.Октябрь, октябрь, на родине легкои без любви прожить четыре года,цепляться рукавом за каждый куст,в пустом саду оказываться лишними это описанье правды чувствопять считать занятием невысшим.34Все холоднее в комнате моей,все реже слышно хлопанье дверейв квартире, замирающей к обеду,все чаще письма сыплются соседу,а у меня – сквозь приступы тоски -все реже телефонные звонки.Теперь полгода жить при темноте,ладони согревать на животе,писать в обед, пока еще светло,смотреть в заиндевевшее стекло,и, как ребенку, радоваться дням,когда знакомцы приезжают к нам.Настали дни прозрачные, как свистсвирели или флейты. Мертвый листнастойчиво желтеет меж стволов,и с пересохших теннисных столовна берегу среди финляндских дачслетает век, как целлулойдный мяч.Так в пригород и сызнова назадприятно возвращаться в Ленинградиз путешествий получасовых,среди кашне, платочков носовых,среди газет, пальто и пиджаков,приподнятых до глаз воротникови с цинковым заливом в головепройти у освещенного кафе.Закончим нашу басню в ноябре.В осточертевшей тягостной игрене те заводки, выкрики не те,прощай, прощай, мое моралитэ(и мысль моя – как белочка и круг).Какого чорта в самом деле, друг!Ведь не затем же, чтоб любитель книгтебе вослед мигнул: Философик!и хохотнул, а кто-нибудь с тоскойсочувственно промолвил бы: «на кой».Так что там о заливе – цвет водыи по песку замерзшему следы,рассохшиеся дачные столы,вода, песок, сосновые стволы,и ветер все елозит по коре.Закончим нашу басню в ноябре,кота любви подтягивай к мешку.Любовников пропустим по снежку.