Страница 192 из 206
Колыбельная
Родила тебя в пустынея не зря.Потому что нет в поминев ней царя.В ней искать тебя напрасно.В ней зимойстужи больше, чем пространствав ней самой.У одних – игрушки, мячик,дом высок.У тебя для игр ребячьих– весь песок.Привыкай, сынок, к пустынекак к судьбе.Где б ты ни был, жить отнынев ней тебе.Я тебя кормила грудью.А онаприучила взгляд к безлюдью,им полна.Той звезде – на расстояньистрашном – в нейтвоего чела сиянье,знать, видней.Привыкай, сынок, к пустыне,под ногой,окромя нее, твердынинет другой.В ней судьба открыта взору.За верстув ней легко признаешь горупо кресту.Не людские, знать, в ней тропы!Великаи безлюдна она, чтобышли века.Привыкай, сынок, к пустыне,как щепотьк ветру, чувствуя, что ты нетолько плоть.Привыкай жить с этой тайной:чувства тепригодятся, знать, в бескрайнейпустоте.Не хужей она, чем эта:лишь длинней,и любовь к тебе – приметаместа в ней.Привыкай к пустыне, милый,и к звезде,льющей свет с такою силойв ней везде,будто лампу жжет, о сынев поздний часвспомнив, тот, кто сам в пустынедольше нас.1992К переговорам в Кабуле
Жестоковыйные горные племена!Все меню – баранина и конина.Бороды и ковры, гортанные имена,глаза, отродясь не видавшие ни моря, ни пианино.Знаменитые профилями, кольцами из рыжья,сросшейся переносицей и выстрелом из ружьяза неимением адреса, не говоря – конверта,защищенные только спиной от ветра,живущие в кишлаках, прячущихся в горах,прячущихся в облаках, точно в чалму – Аллах,видно, пора и вам, абрекам и хазбулатам,как следует разложиться, проститься с родным халатом,выйти из сакли, приобрести валюту,чтоб жизнь в разреженном воздухе с близостью к абсолютуразбавить изрядной порцией бледнолицыхв тоже многоэтажных, полных огня столицах,где можно сесть в мерседес и на ровном местезабыть мгновенно о кровной местии где прозрачная вещь, с бедрасползающая, и есть чадра.И вообще, ибрагимы, горы – от Араратадо Эвереста – есть пища фотоаппарата,и для снежного пика, включая синийвоздух, лучшее место – в витринах авиалиний.Деталь не должна впадать в зависимость от пейзажа!Все идет псу под хвост, и пейзаж – туда же,где всюду лифчики и законность.Там лучше, чем там, где владыка – конуси погладить нечего, кроме шейкиприклада, грубой ладонью, шейхи.Орел парит в эмпиреях, разглядывая с укоромзмеиную подпись под договороммежду вами – козлами, воспитанными в Исламе,и прикинутыми в сплошной габардин послами,ухмыляющимися в объектив ехидно.И больше нет ничего нет ничего не видноничего ничего не видно крометого что нет ничего благодаря трахомеили же глазу что вырвал заклятый враги ничего не видно мрак1992Памяти Клиффорда Брауна
Это – не синий цвет, это – холодный цвет.Это – цвет Атлантики в серединефевраля. И не важно, как ты одет:все равно ты голой спиной на льдине.Это – не просто льдина, одна из льдин,но возраженье теплу по сути.Она одна в океане, и ты одинна ней; и пенье трубы как паденье ртути.Это не искренний голос впотьмах саднит,но палец примерз к диезу, лишен перчатки;и капля, сверкая, плывет в зенит,чтобы взглянуть на мир с той стороны сетчатки.Это – не просто сетчатка, это – с искрой парча,новая нотная грамота звезд и полос.Льдина не тает, словно пятно луча,дрейфуя к черной кулисе, где спрятан полюс.февраль 1993Персидская стрела
Веронике Шильц
Древко твое истлело, истлело тело,в которое ты не попала во время оно.Ты заржавела, но все-таки долетеладо меня, воспитанница Зенона.Ходики тикают. Но, выражаясь книжно,как жидкость в закупоренном сосуде,они неподвижны, а ты подвижна,равнодушной будучи к их секунде.Знала ли ты, какая тебе разлукапредстоит с тетивою, что к ней возвратане суждено, когда ты из лукавылетела с той стороны Евфрата?Даже покоясь в теплой горсти в морозныйполдень, под незнакомым кровом,схожая позеленевшей бронзойс пережившим похлебку листом лавровым,ты стремительно движешься. За тобоюне угнаться в пустыне, тем паче – в чащенастоящего. Ибо тепло любое,ладони – тем более, преходяще.февраль 1993